Шерлок Холмс. Новые заметки доктора Ватсона - Резник Майкл (Майк) Даймонд - Страница 7

— Из Уэстмита,[5] если мне не изменяет слух. Вижу по медальону, что ваша девичья фамилия начиналась на «К», вы остановились в «Сент-Панкрас», где выдают ароматические носовые платки самых восхитительных оттенков.

Хоть миссис Гибни, бесспорно, была встревожена из-за дела, которое привело ее сюда, похоже, ее ничуть не смутило весьма точное определение Холмсом ее происхождения и места, где она остановилась. Наоборот, она с легкой улыбкой — скривившись, если быть более точным, — сняла перчатки, словно ожидала столь глубокой проницательности и не была разочарована. Мы подождали, пока она сядет, и предложили ей чаю, который она лишь пригубила, прежде чем начала энергично описывать свою дилемму: пропажу мужа накануне ночью, его подозрительное поведение, предшествовавшее этому необъяснимому исчезновению, любовные письма, присланные из Англии и написанные рукой ее мужа, которые она перехватила, но настаивала, что он не мог их написать, и за которыми так и не последовала ожидаемая угроза шантажа.

Сначала Холмс слушал внимательно, но через несколько фраз его интерес ослаб, и прежде чем она закончила, он встал и взмахом руки прервал ее тираду.

— Прошу простить меня, мадам, но я не буду вам помогать. Умоляю, прекратите ваши напрасные стенания.

От удивления ее тоненькая бровь изогнулась дугой, да и я тоже почувствовал себя неловко из-за того, что меня незаслуженно сочтут грубияном.

— Вот как, сэр? — сказала она голосом еще более ледяным, чем булыжники на улице. — Даже там, откуда я приехала, наслышаны о ваших удивительных способностях. Может быть, задача показалась вам чересчур сложной или ваша цена слишком высока?

— Боюсь, что следить за блудным супругом — это не по моей части, — сказал Холмс, на этот раз более участливо, что я отметил с облегчением.

— Вы говорите так, словно у него был роман, а у него его не было, я абсолютно уверена в этом, сэр. Я готова поставить свою жизнь на то, что это не так. Гарри никогда бы не ушел от меня. Я знаю это наверняка. Мне неизвестно, кто написал эти письма, но точно не он, и я не представляю, с какой целью они написаны, если только не ради денег. Я чувствую, здесь что-то не так, может произойти нечто ужасное, если уже не произошло. О господи! Я должна найти его прежде, чем случится беда!

— Вы говорите, что незаметно следили за ним, — произнес Холмс. — Говорите, что он заходил только в картинные галереи, аукционные дома и места, где у него обычно бывают деловые встречи. Не думаю, что здесь что-то неладно. Нет никаких сомнений, что он встретился с компаньонами и провел скучную ночь, торгуясь по спорным вопросам.

— Но он не сказал мне, зачем ему понадобилось приезжать сюда! — выкрикнула она, словно уже давно вела этот разговор сама с собой в глубине своего сознания, не в силах унять свой страх. — Мне не стоит беспокоиться по этому поводу, как он сказал. Раньше он всегда рассказывал мне о своих делах, отвечал на любой заданный мной вопрос! Но он сразу же не захотел брать меня в эту поездку. И письма… Ах, все так запутано!

Холмс не внимал ее мольбам.

— Дорогая миссис Гибни, я просто ничего не могу сделать для вас. Сохраните свой порыв, чтобы предъявить эти письма мистеру Гибни и все выяснить. У меня неотложные дела. Желаю вам удачи и приятного времяпрепровождения в Лондоне. А теперь всего хорошего.

Мне показалось, что причиной блеснувших в ее глазах слез было разочарование, даже отчаяние, а отнюдь не обида на его резкий тон. Но она три раза моргнула, сделав усилие, взяла себя в руки и покинула нас. Даже если Холмс и услышал ее короткое жалостное бормотание, когда она выходила: «Что мне делать теперь? Что я могу сделать?», то не подал виду, а лишь снова поднял газету и продолжил изучение загадочного объявления — это было единственное неотложное дело, о котором я знал.

— Могли бы и посочувствовать ей немного, — сказал я, все еще тронутый растерянностью молодой женщины и удивленный поведением Холмса, который был, я в этом не сомневался, добрым человеком, всегда готовым оказать помощь, если мог.

— Сочувствие здесь бессмысленно. Письма, без сомнения, написаны им, а прислал их муж любовницы, пытающийся положить конец роману, или любовница, желающая разрушить брак. В этом деле нет ничего сложного, как и в деле Чарльза Огастеса Милвертона. Правда находится у нее прямо перед носом. Здесь не нужно разгадывать никакой головоломки.

Прежде чем я продолжил — для меня недостаточную сложность этого дела значительно перевешивало душевное страдание леди, — он вскочил со стула с характерным и тем не менее поразительным приливом энергии.

— Я должен одеться и идти в офис «Телеграф». Вы не могли бы быть так любезны, Ватсон, остаться здесь — на случай, если кто-нибудь позвонит с более подходящей проблемой?

И тогда я понял, что он просто принимал желаемое за действительное. У него был один из периодов нехватки активности, и помочь ему смог бы только самый запутанный клубок. Не желая отговаривать его даже от выдуманной загадки — ведь чем больше он ищет, тем больше нагрузка на мозг, — я молча согласился.

Когда он ушел, я вновь взял «Пост» и продолжил читать статью о предстоящей распродаже на аукционе Сотбис полной коллекции манускриптов сэра Томаса Филипса — в общей сложности их было шестьдесят тысяч, и только на то, чтобы расположить их по порядку, потребуется, вероятно, несколько лет. «Странный этот мир искусства», — размышлял я, вспомнив о торговце произведениями искусства Гарри Гибни, в любовные похождения которого мы едва не впутались; но второй посетитель заставил меня выйти из состояния задумчивости.

Выходит, в отношении грядущего дела интуиция не подвела Холмса. Когда он вернулся из офиса газеты новостей, то увидел, что я развлекаю инспектора Леланда Барнея, который, ссылаясь на погоду и охвативший его ужас, не отказался выпить немного бренди и согревал у камина свое тучное тело.

— Ага! — воскликнул Холмс. — Инспектор, добро пожаловать. Хотя ваши новости об убийстве на Айлсли-стрит действительно заслуживают сожаления.

У инспектора заметно отвисла челюсть.

— Как? Мы всю ночь не подпускали туда охотников за сенсациями! Клянусь, это был последний раз, когда они проваливают мое расследование!

— Я нанял извозчика, который ожидает на улице, чтобы отвезти нас туда, и зашел, только чтобы прихватить Ватсона, потому что мне было по пути. Ваше присутствие — это неожиданная удача, ведь по дороге вы сможете рассказать о некоторых недостающих деталях.

Мы надели пальто и шарфы и, выйдя на улицу, побрели к экипажу сквозь густой снег. Удобно устроившись, инспектор потер свое помятое то ли от усталости, то ли из-за свалившихся на него проблем лицо и начал рассказывать.

— Мужчина был заколот кочергой. Домовладелица считает, что он был каким-то писателем; мне же он показался больше похожим на химика или сумасшедшего… или на колдуна. Исходя из состояния его квартиры, ограбление можно исключить — там нет почти ничего ценного, что можно было бы украсть, и, судя по всему, никогда не было. Даже клочка какой-нибудь одежды. Несколько старых книг и листы бумаги, похоже, были всем его имуществом, это и… Ну, вам нужно взглянуть на это, я не могу разобраться. Домовладелица обнаружила его, когда вошла прибраться. Ее удивление было невообразимым, ведь она клянется, что он вышел из дома несколькими часами ранее, как раз когда она шла домой, и так и не возвращался. Тело, должно быть, пролежало там уже некоторое время — камин был совершенно холодным.

— Если он был так беден, как вы говорите, возможно, ему нечем было развести огонь, — предположил я.

Инспектор пожал плечами.

— В камине было полно золы. Похоже, он что-то сжигал. Во всяком случае, мы пребываем в затруднении. Единственная наша зацепка — это инициалы В. Е. Д., высеченные на камине.

— У него были какие-нибудь документы, удостоверяющие личность? — немного язвительно спросил Холмс, ведь в подобных случаях имя жертвы обычно называют в первую очередь.