Видоизмененный углерод - Морган Ричард - Страница 67
- Предыдущая
- 67/122
- Следующая
Все это время я сидел на парапете тротуара, осматривая внешние последствия короткого полета по лестнице вниз на улицу. Преимущественно синяки и ссадины. Куполообразная приемная направила основную энергию взрыва вертикально вверх, и туда же ушли почти все осколки. Нам с Ортегой очень повезло.
Переговорив с группой полицейских в форме, собравшихся у входа в банк, Ортега пересекла улицу и подошла ко мне. Она уже сняла куртку, и на плече затягивалась длинная белая полоса сварного шва, скрепившего поврежденные ткани. В руке Ортега держала наплечную кобуру. Под тонкой белой хлопчатобумажной футболкой с надписью «У тебя есть право молчать – почему бы тебе им не воспользоваться?» покачивалась её грудь.
Ортега присела на парапет рядом со мной.
– Машина с криминалистами уже в пути, – вдруг сказала она. – Как ты думаешь, среди обломков удастся найти что-нибудь полезное?
Посмотрев на дымящиеся развалины купола, я покачал головой.
– Там будут трупы. Возможно, с уцелевшей памятью полушарий, но эти ребята – обычные уличные громилы. Они в один голос заявят, что их нанял синтетик за полдюжины ампул тетрамета каждому.
– Да, они были какие-то заторможенные, так?
Я почувствовал, что на моих губах заиграла призрачная усмешка.
– В общем-то да. Но, по-моему, тот, кто их нанимал, и не надеялся, что они нас прикончат.
– Им предстояло отвлекать наше внимание, пока твой приятель не взорвется, да?
– Что-то в таком духе.
– Насколько я поняла, детонатор был подключен к системе слежения за жизненными функциями организма. Ты кончаешь этого типа, а он – бух! – забирает тебя с собой. И меня тоже. А также эту дешевку, подручных.
– А заодно разносит на куски свою оболочку и память полушарий, – кивнув, подтвердил я. – Очень аккуратно, ты не согласна?
– Так в чем же был сбой?
Я рассеянно почесал шрам над глазом.
– Синтетик меня переоценил. Он рассчитывал, что я убью его первым же выстрелом, однако я промахнулся. Вероятно, после этого он расправился бы с собой сам, но я, пытаясь остановить пистолет-пулемет, изувечил ему правую руку. – Я снова отчётливо увидел, как оружие вываливается из раздробленных пальцев и с грохотом падает на пол. – И он уже не смог дотянуться до оружия. Наверное, лежал на полу, стараясь усилием воли заставить себя умереть, и тут услышал, что мы уходим. Интересно, какой конструкции у него была оболочка?
– Надеюсь, от неё что-нибудь сохранилось для наших экспертов, – весело заявила Ортега.
– Тебе же известно, кто это был, разве не так?
– Он назвал тебя Ковачем…
– Это был Кадмин.
Наступила короткая пауза. Я смотрел на дым, кружащийся над разрушенным куполом. Ортега медленно сделала вдох и выдох.
– Кадмин на хранении.
– Уже нет. – Я искоса взглянул на неё. – Угостишь сигаретой?
Она молча протянула пачку. Я вытряс одну сигарету, засунул её в уголок губ, прикоснулся к кончику зажигательной полоской и сделал глубокую затяжку. Движения слились вместе, условный рефлекс подпрограммы удовлетворения потребности. Мне не пришлось подключать сознание. Табачный дым проник в легкие ароматом духов любимой женщины.
– Он меня знал. – Я выпустил дым. – И он знал историю про куэллистку. «Хватит, мать вашу», – это фраза, произнесенная повстанкой-куэллисткой Ифигенией Деми, когда её допрашивали с пристрастием во время беспорядков на Харлане. Иффи была напичкана взрывчаткой и разнесла целое здание. Это тебе ничего не напоминает? Ну а теперь скажи, кто из наших знакомых сыплет цитатами Куэлл не хуже уроженца Миллспорта?
– Он же на храпении, Ковач, мать твою! Извлечь память полушарий с хранения невозможно без…
– Без участия искусственного интеллекта. А вот с ИскИном такое возможно. И мне приходилось видеть это на практике. Центральное командование проделывало подобные штучки с нашими военнопленными на Адорасьоне. – Я щелкнул пальцами. – Вот так, раз и готово.
– Так просто? – насмешливо спросила Ортега.
Я пропустил её слова мимо ушей, втягивая дым в лёгкие.
– Помнишь, когда мы находились с Кадминым в виртуальности, на небе мелькнуло что-то вроде молнии?
– Я ничего не заметила. Хотя нет, погоди, теперь вспоминаю. Я решила, что это сбой.
– Нет, не сбой. Молния прикоснулась к Кадмину. Отразилась на столе. После этого Кадмии пообещал меня убить. – Повернувшись к Ортеге, я слабо улыбнулся. Воспоминание о виртуальном разговоре с Кадминым было жутко отчётливым. – Не хочешь послушать настоящую легенду первого поколения обитателей Харлана? Сказку из другого мира?
– Ковач, даже если использовать ИскИн, все равно потребуется…
– Хочешь?
Пожав плечами, Ортега поморщилась и, наконец, кивнула.
– Валяй. Только сначала верни сигареты.
Бросив ей пачку, я подождал, пока она закурит.
Ортега выпустила струйку дыма.
– Ну хорошо, давай.
– Итак, слушай. Город, в котором я родился, Ньюпест, когда-то был центром текстильной промышленности. На Харлане есть такое растение, называется белла, растёт в море и на берегу. Если его высушить и обработать химическими реактивами, получится что-то вроде хлопка. В эпоху заселения Ньюпест стал беллахлопковой столицей Харлана. Условия труда на текстильных фабриках были плохими ещё тогда, а после того, как куэллисты перевернули все вверх ногами, они стали ещё хуже. Беллахлопковая промышленность пришла в упадок, началась массовая безработица, народ обнищал, а повстанцы не могли ничего с этим поделать. В конце концов они ведь были революционерами, мать их, а не экономистами.
– Та же самая старая песня, да?
– В общем, мотивчик знакомый. И тогда в трущобах, где жили рабочие текстильных фабрик, начали происходить жуткие вещи. Что-то вроде «Разбушевавшихся духов» и «Каннибалов с Китано-стрит».
Затянувшись, Ортега выразительно кивнула.
– Очаровательно.
– Что ж, таковы неизбежные последствия тяжелых времен. А я хочу рассказать тебе историю Безумной Людмилы. У нас ею пугают детей, заставляя выполнять домашние дела и возвращаться домой с наступлением темноты. У Безумной Людмилы была небольшая беллахлопковая фабрика и трое детей, не желавших ей помогать. Всю ночь напролет они бегали по городу, играя в прятки, а потом днем отсыпались. И вот, как гласит легенда, однажды у Людмилы помутился рассудок.
– Так, значит, она не была сумасшедшей?
– Нет, просто постоянно жила в стрессе.
– Но ты назвал её Безумной Людмилой.
– Так называется легенда.
– Однако если она не была сумасшедшей с самого начала…
– Ты хочешь слушать дальше или нет?
Уголки губ Ортеги дернулись. Она махнула мне сигаретой.
– Продолжаю рассказ. Итак, однажды вечером, когда дети как всегда собрались уходить из дома, Людмила подсыпала что-то им в кофе. После того как они лишились возможности двигаться, – но, подчеркиваю, остались в сознании, – мать отвезла их на Митчемс-Пойнт и одного за другим бросила в мусорные баки. Говорят, крики были слышны на той стороне болота.
– М-м, да…
– Разумеется, полиция заподозрила что-то неладное…
– Неужели?
– …но не смогла ничего доказать. Детишки баловались нехорошими химическими препаратами и, по слухам, были связаны с местной якудзой. Поэтому их исчезновение никого особенно не удивило.
– Ну и какова суть этой легенды?
– Слушай дальше. Понимаешь, Людмила избавилась от своих бестолковых никчемных детей, но это ей не помогло. Ей по-прежнему был нужен кто-то, чтобы ворочать чаны, таскать беллахлопок по лестницам и так далее, а у неё не было денег. И что же она сделала?
– Смею предположить, что-нибудь мерзкое.
Я кивнул.
– Людмила достала из мусорного бака кусочки перемолотых детей и нашила их на огромный трехметровый каркас. А затем, в ночь, отданную темным силам, она призвала тенгу…
– Кого?
– Тенгу. Это такой злой дух, наверное, ты бы назвала его демоном. Так вот, Людмила призвала тенгу, чтобы тот оживил каркас, и пришила его к нему.
- Предыдущая
- 67/122
- Следующая