По Южной Индии - Шапошникова Людмила Васильевна - Страница 36

В Почампалли есть и центр по производству кхади. Кхади — дешевая тонкая ткань. Этот центр ежемесячно приносит около 6 тысяч рупий дохода. Кроме этого, существуют пошивочный пункт, центр по производству пальмового сахара, центр по выделке циновок и т. д.

В день годовщины бхудана в деревне была организована выставка местных изделий. Здесь было особенно много тканей. Сари радовали глаз сочными красками. По соседству с тканями лежали цветные коврики, сделанные из пальмовых листьев, стояли затейливо плетенные корзины. На узких столах были разбросаны матово-коричневые головы пальмового сахара.

Лучше стали жить не только ремесленники, но и бывшие безземельные. Объединенное кооперативное общество сельскохозяйственных рабочих недавно получило ссуду в 10 тысяч рупий на постройку своей жилищной колонии. Мне показали место, где уже заложен фундамент первых домов.

В деревне теперь действует кредитное кооперативное общество. В его кассе — 5 тысяч рупий. Общество освобождает крестьян от традиционной ростовщической кабалы.

Недавно в Почампалли построили начальную школу. Но крестьяне уже поговаривают и о средней. В деревне учатся не только дети, но и взрослые. Пятьдесят крестьян занимаются в двух вечерних школах.

Почампалли — деревня образцово-показательная. Это, пожалуй, одно из немногих мест, где бхудан принес ожидаемые плоды. Эта деревня опровергает теорию об «общей нехватке» земли в Индии и о ее «перенаселенности». Крестьяне получили здесь землю. Значит, земля в стране есть.

В Почампалли создан деревенский паячаят. Во главе его стоит небезызвестный Рамачандра Редди — первый пожертвователь. В этот день Редди чувствовал себя героем. Высокий, сухощавый, с жестким взглядом, он много суетился и покрикивал на крестьян. Всем своим видом он, казалось, говорил: «Смотрите, вашим благополучием вы обязаны только мне. Да, только мне, и больше никому». Редди знают и почитают не только в штате, но и по всей Индии. 100 акров окупили себя с лихвой.

…А между тем все больше и больше автомобилей пылит по деревенским улицам. Гости прибывают. Из машин выходят конгрессовские руководители, министры штата, деятели комитета бхудан. Мелькают гандистские шапочки, домотканые рубашки и дхоти. Крестьяне, заполняющие площадь, держатся на почтительном расстоянии от гостей. Среди прибывших — корреспонденты газет «Индиан экспресс», «Бомбей кроникл», «Вишалаандхра». Операторы кинохроники настраивают камеры. «Гости» не обращают внимания на «хозяев». Они ждут Десаи. Но союзный министр запаздывает. На улице, ведущей на площадь, выстроились встречающие. Оркестр с шотландскими волынками, конгрессисты и члены правительства штата, Рамачандра Редди, полицейские офицеры. Крестьян сюда не пускают. Наконец появился черный лимузин с трехцветным флажком на радиаторе. Встречающие, толкая друг друга, бросились к машине, дико взвизгнули шотландские волынки, защелкали затворы фотоаппаратов, зажужжали кинокамеры. Министр прибыл. Толпа городских гостей облепила Десаи. Крестьяне шли сзади.

Министр и высокопоставленные гости прошли на сцену. Там уже расположился Редди со своим многочисленным семейством. Полиция усаживала крестьян при помощи длинных палок. Крестьяне метались, боясь попасть под удар, и многие из них не понимали, что происходит. Крестьяне были телугу, а люди на сцене говорили длинные речи на хинди. Переводчика не было. Толпа, сидящая на площади перед сценой, качалась и вздыхала. Смельчаков, порывавшихся уйти, успокаивали полицейские палки. Рядом со мной остановился старик. На его плечи было накинуто грубое одеяло.

— Отец, — спросила я его, — вы знаете урду?

— Совсем немного, мэм-саб.

— А в деревне кто-нибудь еще знает?

— Мало кто.

— Вы понимаете, о чем говорят на сцене?

— Очень плохо.

— А что сейчас происходит, знаете?

— Нет, а к чему это? К нам приезжают и говорят часто. А что толку?

— А вы из Почампалли?

— Нет, из соседней деревни. Нам велели сюда прийти. У меня больные ноги, но пришлось идти. Это все для Почампалли. Им повезло. А у нас что? Все то же. Я скоро умру, а земли, наверно, и не дождусь.

Собрание продолжалось больше часа, и Десаи вскоре покинул деревню. За министерским лимузином следовал грузовик с полицией. Вслед за Десаи стали разъезжаться гости. Их сверкающие «форды» обдавали клубами пыли бредущих по дороге крестьян. Начинался девятый год бхудана.

…Раннее утро. Первые лучи солнца только что позолотили красные черепичные крыши домов Виджаявады, легли яркими бликами на купол храма богини Дурги, осветили, скалы из серого гранита, окружающие город, и отразились, в воде широкой и медленной Кришны. Подул прохладный утренний ветерок, который приносит облегчение после жаркого дня и душной ночи. Подметальщики поливают из ведер улицы, стараясь кое-как прибить городскую пыль. Похожий на старомодный дилижанс автобус, принадлежащий какой-то частной компании, забирает ранних пассажиров. Это в основном крестьяне, задержавшиеся по своим делам в городе, а теперь спешащие домой. Кондуктор в фуражке цвета хаки, видимо, неплохо знает своих пассажиров. Он возит их не один год. Как старый знакомый, он перебрасывается с ними короткими фразами, шутит. Тем временем на крыше автобуса на специальной площадке из железных прутьев укладывают мешки, корзины, ведра — нехитрую крестьянскую поклажу. Наконец автобус трогается и, пропылив по окраинным, еще безлюдным кривым улочкам, выезжает на дорогу, идущую параллельно широкому оросительному каналу. Вдоль дороги растут веерные пальмы, тянутся зеленеющие рисовые поля, мелькают придорожные харчевни. В автобусе напротив меня сидит немолодой крестьянин. Его голова тщательно обвязана алой чалмой. Большие натруженные руки лежат на худых коленях. Рядом с ним маленькая сухая женщина в лиловом сари, выцветшем и аккуратно зачиненном. Очевидно, его жена. Они пытаются завязать со мной разговор.

— Да, я еду в деревню. Почему? Мне бы хотелось посмотреть, как живут индийские крестьяне.

— Неужели это интересно? — искренне удивляется мой спутник. — А в какую деревню вы едете?

Выясняется, что он родом из той деревни, куда направляюсь я.

Автобус останавливается на берегу канала, в тени баньяновых деревьев. Несколько крестьян покидают машину. Деревня, куда мы направляемся, находится на противоположном берегу, и мы пересекаем канал на пароме… Паром медленно движется по застывшей воде. Паромщик, молодой крепкий парень, втыкает в дно шест и, почти повисая на нем, отталкивает неповоротливый корпус парома.

От переправы к деревне ведет извилистая тропинка через пальмовые заросли. Вот из-за поворота появились первые дома. Деревня называется Ванукур. Она расположена в талуке Безвада дистрикта Кришна, на орошаемых землях. Вода большого канала, вдоль которого мы ехали, питает сотни рисовых полей. Рис — основная культура этих краев. Земля здесь плодородная и дает несколько урожаев в год. В Ванукуре живет пять тысяч человек, 700 семей. Здесь, как и в любой индийской деревне, царит имущественное неравенство. Всего в деревне 2 тысячи акров земли. Пять семей имеют наделы по 40 акров, десять — по 25 акров, двадцать пять — по 10 акров. Таким образом, 40 семьям принадлежит 700 акров земли. Прослойка среднего крестьянства невелика. Участками в четыре-пять акров располагает только 50 семей, а остальные имеют наделы по одному-два акра. Большая часть семей, насчитывающая 3 тысячи человек, совсем лишена земли. Последние относятся к хариджанам, сельскохозяйственным рабочим, принадлежащим к бывшим «неприкасаемым» кастам.

Если вы пройдетесь по деревне, то увидите глинобитные домики с плоскими крышами, узкие и кривые улочки, или, вернее, проходы, образовавшиеся между глиняными заборами. На самой широкой улице селения, считающейся главной, расположены харчевня и несколько маленьких темных лавчонок, торгующих разной мелочью. В них вы можете найти пан и пряности, благовонные палочки для молитвы и пуговицы, керосин и картинки с изображением индусских богов. Лавочники сидят у входа на циновках и лениво жуют бетель. Покупатели, очевидно, беспокоят их редко.