Хроники Нарнии (сборник) - Льюис Клайв Стейплз - Страница 47
- Предыдущая
- 47/198
- Следующая
Осел швырнул в клетку охапку чертополоха, но профессор наотрез отказался от этого сомнительного лакомства. Белки забросали его орехами, но он лишь прикрыл руками голову, чтобы было не так больно. Птицы накидали в клетку червей, а медведь вообще выказал редкостную доброту: этим днем он разыскал гнездо диких пчел и, вместо того чтобы слопать самому, принес его дяде Эндрю. Но тот совершенно не оценил медвежьего великодушия. Медведь перекинул гнездо через прутья клетки и угодил профессору прямо в лицо (а ведь пчелы еще оставались живы). Сам медведь ничуть не возражал против того, чтобы получить медовыми сотами по носу; вот почему он не мог понять, с какой стати дядя Эндрю вдруг отшатнулся, поскользнулся и плюхнулся наземь. И надо ж такому случиться — он ухитрился сесть на чертополох! «В общем, — рассказывал кабан, — меду ему в рот попало предостаточно, а мед — штука полезная». Животные постепенно привыкли к этому странному существу и надеялись, что Эслан позволит им оставить его у себя. Те из них, что были поумнее, окончательно удостоверились в том, что некоторые звуки, издаваемые этим созданием, имеют какой-то смысл. Чаще всего существо повторяло что-то вроде «бренди», потому его так и прозвали — Бренди.
Впрочем, с наступлением вечера забавам пришел конец — Брэнди надо было отдохнуть, тем более что Эслан весь день провел с королем и королевой и за важными делами не сумел выкроить ни минутки, чтобы «поглядеть на беднягу». Дядя Эндрю отлично поужинал орехами, грушами, яблоками и бананами, которых ему накидали; но вряд ли можно сказать, что он провел в клетке приятную ночь.
— Выведите его, — велел Эслан. Один из слонов обхватил дядю Эндрю хоботом, вынул из клетки и аккуратно поставил на землю прямо перед львом. Профессор был так напуган, что просто не мог шевельнуться.
— Пожалуйста, Эслан, — проговорила Полли, — скажи что-нибудь, чтобы… чтобы подбодрить его. А потом запрети ему возвращаться сюда.
— По-твоему, он захочет вернуться? — спросил Лев.
— Нет. Но он может послать кого-то вместо себя, — убежденно сказала Полли. — Ему так понравилось, что из куска фонарного столба выросло фонарное дерево, что он…
— Он глупец и невежда, дитя мое, — прервал девочку Эслан. — Жизнь в этом мире бурлит лишь потому, что Песнь, которой я пробудил Нарнию, все еще разлита в воздухе, в воде и земле. Как только она стихнет, все прекратится. Но объяснить это старому греховоднику я не могу и подбодрить его я тоже не в силах, ибо он отказывается понимать мою речь. Заговори я с ним, он услышит только рычание. О чада Адамовы, сколь умело вы защищаете себя от того, что сулит вам добро! Я одарю его тем единственным даром, какой он еще способен принять.
Лев печально наклонил голову и дохнул прямо в лицо профессору.
— Спи, — сказал Эслан. — Спи и избавься на несколько часов от тех мучений, на какие ты сам себя обрек, — дядя Эндрю закрыл глаза и с блаженной улыбкой повалился наземь. — Отнесите его в укромное место, — распорядился Лев, — Эгей, гномы! Говорят, вы искусные кузнецы? Покажите же мне, как вы куете короны для наших короля и королевы.
Откуда ни возьмись набежало великое множество гномов. В мгновение ока они оборвали все листья с Золотого деревца и отломали несколько веток. Дети с изумлением поняли, что деревце не просто отливало золотом — оно и вправду было золотым. (Скажу вам по секрету — это деревце выросло из золотых полусоверенов, что выпали из карманов дяди Эндрю, когда его поставили вверх ногами; а серебряное деревце выросло из полукрон.) Вот появились кучи хвороста, маленькая наковальня, молоты, горн и щипцы. Не теряя времени, гномы взялись за работу: запылал огонь, зашумели мехи, золото начало плавиться, застучали молоты и молотки. Два крота, которых Эслан еще утром отправил рыться в земле (любимое кротовье занятие!), насыпали к ногам гномов груду драгоценных камней. Ловкие пальцы коренастых кузнецов на глазах придавали коронам форму — то были не уродливые массивные короны наших дней, а легкие, изящные, чудесные золотые обручи, которые красили всякого, кто их носил. Корона Фрэнка была отделана рубинами, а корона Хелен — изумрудами.
Когда короны остудили в речной воде, Эслан велел Фрэнку и Хелен преклонить колени и возложил короны на их головы. А затем молвил:
— Поднимитесь, король и королева Нарнии, отец и мать многих королей грядущего, будь то правители Нарнии, Островов или Арченланда! Правьте отважно, справедливо и милосердно. Благословен ваш жребий!
Раздались радостные крики, лай, ржание, клекот, биение крыльев. Королевская чета стояла, взявшись за руки; они немного смущались, и это смущение делало их еще прекраснее.
Внезапно Дигори, радовавшийся вместе с остальными, услышал голос Эслана.
— Глядите! — сказал Лев.
Все повернулись в ту сторону, куда он показывал, и у всех вырвался вздох изумления и восхищения. Чуть поодаль, на речном берегу, возвышалось дерево, которого раньше там точно не было. Должно быть, оно выросло быстро и бесшумно (так поднимается по флагштоку флаг), пока все веселились на коронации. Раскидистая крона отбрасывала не тень, а свет; под каждым листом сверкали, подобно звездам, серебряные плоды, расточавшие невыразимо прекрасный аромат, от которого захватывало дух. На мгновение все прочее, сколь важным оно ни было, утратило всякий смысл.
— Сын Адама, — проговорил Эслан, — твое семя взошло. Обитатели Нарнии, вашей заботе вверяю я это Древо, которое охранит вас от бед. Ведьма, о коей я уже говорил, бежала далеко на север; там она и будет жить, набираясь колдовского могущества. Но пока цветет и плодоносит это Древо, она не посмеет приблизиться к Нарнии, ибо Древо подпустит ее не ближе чем на сто миль. Аромат Древа, дарящий вам радость, счастье и доброе здравие, внушает ей ужас и сулит гибель.
Все собравшиеся не сводили с Древа глаз, а Лев внезапно повернулся (и золотой свет отразился от его гривы) к детям.
— Что такое, чада? — спросил он, ибо застал их в тот самый момент, когда они о чем-то шептались и подталкивали друг друга.
— О, Эслан… сэр… — выдавил Дигори, краснея. — Я совсем забыл сказать… Ведьма съела одно яблоко, такое же, как то, из которого выросло Древо… — Он не сказал всего, что собирался сказать, но ему помогла Полли (в отличие от мальчика, она редко боялась показаться смешной).
— Эслан, мы подумали, что ты ошибаешься… что она вовсе по испугается аромата плодов…
— Почему ты так решила, дочь Евы? — спросил Лев.
Ну она же съела яблоко!
— Дитя мое, — мягко произнес Эслан, — именно поэтому псе остальные яблоки отныне внушают ей невыразимый ужас. Так случается со всеми, кто срывает и съедает плоды в неурочный час и по собственной воле. На вкус яблоко превосходно, но потом этот вкус становится ненавистен.
— Понятно, — проговорила Полли. — Значит, раз она съела яблоко без разрешения, оно на нее не подействует? Ну, не даст ей вечной жизни и все такое?
— Увы, — покачал головой Эслан, — Напротив, дитя мое. Такова уж природа этих плодов. Она утолила свое заветное желание, обрела неиссякаемую силу и вечную молодость, стала подобна богине. Но бесконечная жизнь для злого сердца — всего лишь умножение страданий; она уже начала понимать это. Все получают по заслугам, и не всем это по нраву.
— Я… я сам чуть не съел яблоко, — признался Дигори. — Выходит, я бы тоже…
— И ты тоже, сын мой, — подтвердил Эслан. — Яблоки действуют на всех, уж так заведено, однако тем, кто срывает их по собственной воле, они счастья не приносят. Любой обитатель Нарнии, сорви он плод без позволения и принеси его сюда, чтобы посадить семя, вырастил бы Древо, хранящее сей край. Но Древо хранило бы Нарнию иначе: эта добрая страна превратилась бы с годами в могучую и жестокую империю, вроде Парна. Сдается мне, сын мой, ведьма искушала тебя?
— Да, Эслан. Она подбивала меня забрать яблоко и отдать его моей маме.
— Постарайся понять, что она бы исцелилась, но радости это не принесло бы ни ей самой, ни тебе. Рано или поздно настал бы день, когда бы вместе пожелали, чтобы этого не было и чтобы она умерла от своей болезни.
- Предыдущая
- 47/198
- Следующая
