Набат. Книга первая: Паутина - Шевердин Михаил Иванович - Страница 93

• Предыдущая
• 93/104
• Следующая

Бухарский базар буквально гудел. Всех торгашей, маленьких и больших, распирало от слухов, один другого невероятнее. Курбаши Абдукагар действовал в окрестностях города с тремя тысячами головорезов. Появилась шайка какого то Ташмурдашуя-курбаши, под именем которого, как говорили, скрывался Хаджи Акбар. Шепотом, делая страшные глаза, сообщали, что благословенный эмир Сеид Алимхан по договору передал благородную Бухару в подданство Англии и что с часу на час надо ожидать прибытия британского губернатора. Чуть не каждый день точно определялся срок, когда начнется резня большевиков и всех неверных. Панические настроения росли. Порой достаточно было крика ишака или вопля погонщика верблюдов, чтобы купцы бросались закрывать свои духаны, а толпа принималась метаться по узким улицам, давя друг друга, ломая и круша все на своем пути.

А правительство Бухары заседало, обсуждало положение, но мер не принимало. Местная газета «Азад Бухара» помещала глубокомысленные статьи по вопросу о необходимости сохранения религиозного налога «ушр». Автор статьи — назир финансов доказывал, что средства от «ушра» пойдут на содержание духовенства и потому никто не может уклониться от столь благородной и благочестивой обязанности.

Прочитав статью, Файзи возмутился.

— Вот они, джадиды, — сказал он Юнусу, — вот их лицо.

Но еще больше он возмутился, когда узнал, что его бывший хозяин Хаджи Акбар получил от правительства большую денежную ссуду и кредит в назирате торговли.

На базаре Файзи, к своему изумлению, услышал еще более непонятные новости.

Целую неделю по всей Бухаре развозили в арбах товары по караван-сараям именитых купцов. Склады, национализированные после падения эмирата по решению народного правительства, оказались открытыми и пустыми, возбужденный призывами Файзи, народ пошел требовать ответа в совет назиров. Только десять бедняков впустили к помощнику председателя. Он сказал:

— Конфискованные товары: мануфактура, чай, сахар, рис, скобяные изделия, столь необходимые нашему народу, лежали на складах без пользы и подвергались порче и гниению. Развелось неимоверное количество мышей. Назиры наши народные обсудили и решили — надо товары продать по справедливым ценам населению. А как продать? У почтенных торговцев есть умение опыт, расторопные приказчики. Товары они продадут быстро и хорошо. Идите и покупайте.

Резко выступил Файзи.

— Все баи — кровопийцы, торгаши и миллионщики, которые испокон веков обдирали народ и наживались на слезах вдов и сирот, захватили товары. Как не было ничего в лавках, так и сейчас ничего нет. Люди ходят голодные, босые, голые. Где рис, где чай?

Раздраженно ответил помощник:

— Дела торговли — сложные дела. Они недоступны незрелым умам.

Извинившись, заговорил присутствовавший при разговоре назир финансов, он обратился с добродушнейшей улыбочкой к Файзи:

— Многоуважаемый друг мой и соратник Файи Сами. Вы совершенно напрасно даете желчи поднялся к вашему сердцу. Государственная необходимость требует от нас такого мероприятия. Если бы мы и распределили по ширкатам товары, их отобрали б у нас.

— Кто отобрал бы? — поразился Файзи.

— Боль-ше-ви-ки.

Ошеломленный Файзи попытался протестовать. Его спутники, бедняки, закричали, зашумели.

Замешательством воспользовался помощник и удалился.

Вечером, когда уже стемнело, Файзи возвращался в свою хибарку. Погруженный в раздумье, он не обращал ни на что внимания и не заметил, что за ним на близком расстоянии идут два человека большого роста.

Едва только он вошел в свой переулок, эти люд нагнали его.

— Ты Файзи? — просипел простуженным голосом один из них.

— Да.

— Иди за нами. Ты арестован. — И тяжелые лапы обрушились на плечи Файзи.

Неизвестные, видимо, рассчитывали, что больной слабый Файзи не окажет сопротивления, но просчитались. Они забыли, что в закоулках бедняцкого квартала Файзи уже чувствовал себя дома.

Файзи стряхнул руки неизвестных и громко позвал на помощь. Мгновенно из всех дверей и калиток выбежали люди.

Никто не спрашивал, что случилось. Все только поняли, что их сосед, их Файзи, в опасности. Кулаки, камни, палки обрушились на неизвестных. Толпа молча, сопя, кряхтя била их. Они вырвались и с тихим воем побежали по проулку, стараясь добраться до людной улицы. Их не преследовали.

Самое поразительное в этой истории было то, что больше Файзи не беспокоили. Ни в ту ночь, ни на следующий день никто не пришел, никто не спрашивал о нем, никто не собирался его арестовывать. Файзи снова пошел к назиру финансов и услышал все такие же любезные и вежливые обещания и заверения.

На обратном пути около Лябихауза он встретил Пантелеймона Кондратьевича.

— Как? Ты здесь? Ты не уехал?

Они даже не поздоровались, а только хлопали друг друга по плечам.

Пантелеймону Кондратьевичу рассказал Файзи и об отряде, о медоточивом назире финансов, и о нападении в переулке, и о своих недоумениях.

— Недоумевать нечего, товарищ Файзи. Здесь кое-какие господа развели муть и вонь. Твой «дружок» назир притащил в Бухару известного контрреволюционера и буржуазного националиста Мунавара Кари и назначил его начальником вакуфного управления. Все имения мечетей, медресе, мазаров теперь в руках этого махрового типа, все доходы стекаются в его кассу. Куда деньги тратятся, неизвестно. Никакого контроля. Да и вообще контролировать невозможно. Сотню опытнейших бухгалтеров посади — и то в этом сумбуре не разберутся. Тут мои люди кое-что вскрыли. Есть подозрение, что Мунавар Кари денежки переправляет басмачам. Проверяют сейчас. Твой назир тонкая бестия: все финансы рассовал по финансовым отделам городов, в Бухаре ничего не оставил и сам руками только разводит: касса-де пуста. В Туркестане хлопковые посевы от налогов освободили, а он обложил. Черт знает что делается. Дехкане озлоблены, заявляют: «Хлопок сеять не будем».

— А слухи насчет англичан — правда? — спросил Файзи.

— Нет дыма без огня. Господин Мунавар Кари уже не раз на секретных сборищах объявлял: «Англии, а не Москва!» — и призывал к отделению Бухары от Советской России. Я тебе все рассказываю, чтобы ты был в курсе. Но нос вешать нечего, в ЦК тебя поддерживают. Надо действовать, и мы будем действовать. Давай теперь поговорим о твоем отряде. Прежде всего договоримся: отныне все, что касается отряда, держать в секрете. Лошадей мы тебе дадим. Ликвидирована около Бурдалыка калтаманская шайка. Кони — хороши! Оружие ты уже получил. Люди есть. Теперь деньги. Подумаем.

Они еще долго тихо говорили.

Дня через два в вакуфное управление явился Пантелеймон Кондратьевич.

Начальник управления маленький, щуплый Мунавар Кари в кокандском скромном черном одеянии сидел в устланной коврами и паласами михманхане, засунув ноги в сандал и покрыв колени одеялом. Рядом с чайником валялись исписанные арабскими письменами листки бумаги. Комната была полна тихо переговаривавшимися толстощекими суетливыми просителями. Все они неслышно ходили, ступая мягкими ичигами с зелеными пятками по коврам, на всех были маленькие, аккуратные чалмы, темные суконные халаты.

Мунавару Кари появление Пантелеймона Кондратьевича чрезвычайно не понравилось. Он побледнел, а затем побагровел при виде внезапно вошедшего красного командира, увешанного амуницией, гремящего шпорами. Звездастый шлем касался своим острием низкого алебастрового потолка, а широкоплечая, богатырская фигура комиссара заслонила проем двери, откуда в михманхану пахнуло сыростью и морозцем. Медно-красное лицо Пантелеймона Кондратьевича еще более раскраснелось на холоде, а усы и борода распушились от инея. Под взглядом серо-стальных глаз командира Мунавар Кари опустил взгляд, и лицо его покрылось синими пятнами. Рука, державшая калям, запрыгала.

— Здравствуйте, — прокричал Пантелеймон Кондратьевич, — как здоровьице?

Мунавар Кари поморщился. Но поспешил придать себе официальный вид, выбрался из-под сандала и кряхтя поднялся.

— Мир с вами, командир; прошу, гостем будете.

• Предыдущая
• 93/104
• Следующая