Санджар Непобедимый - Шевердин Михаил Иванович - Страница 69
- Предыдущая
- 69/117
- Следующая
— Здравствуй, храбрый богатырь Санджар–справедливый! Много лет жизни тебе, защитник сирот и вдов.
Он обнял Санджара.
— Зайдите к нам! Здесь ожидает вас тень и уют, облегчение от забот… Ахмед, Закир, несите пиалы, напоите воинов.
Слепец распоряжался быстро и умело. Принесли хлеб. Сбежались дехкане, дорогу запрудили любопытные.
Внезапно за поворотом послышались резкие крики.
— Берегись! Пошел! Пошел!
Звуки ударов, брань, проклятия повисли в воздухе.
— Дорогу, дорогу, очистить дорогу! Где старшины? — вопили охрипшие голоса. — Дорогу! А, чтоб вас!
Люди, собравшиеся у источника, шарахнулись в стороны и вытянулись рядами вдоль дороги.
Всадники в новенькой полувоенной одежде, на прекрасных откормленных конях, размахивая длинными плетьми, ворвались на площадку, где расположились воины Санджара.
— Дорогу! Дорогу! Очистите дорогу!
Всадники вертелись на месте, подымая на дыбы коней, и напирали на отдыхающих бойцов.
Из селения навстречу глашатаям торопливо шли баи в великолепных халатах, перепоясанных широкими бархатными с серебром поясами, с саблями в разукрашенных ножнах. Они подгоняли дехкан, расстилавших прямо в пыль ковры, красные локайские кошмы и шелковые блестящие сюзане, развертывавших целые штуки шелка, ситца, тика. За взрослыми бежали девочки, разбрасывая по устланной коврами дороге полевые цветы. Все спешили. Распоряжался встречей роскошно одетый, могучего телосложения пожилой бай.
Увидев Санджара, он бессмысленными глазами уставился на него и тупо закричал:
— Кто таков? Отойди!
И побежал вперед. Он проявлял, несмотря на свой огромный вес, такую прыть и исчез так быстро, что Санджар, уже побледневший от душившей его злобы, не успел даже раскрыть рта.
Глашатаи с криками и ругательствами проскакали мимо, в кишлак.
На смену им появилась пышная группа всадников. Они были одеты в отличные суконные синие и зеленые казакины, в белые индийские чалмы. У всех за плечами на новеньких желтых ремнях висели карабины. Сбруя на лошадях сверкала серебром. Впереди, важно подбоченившись, ехал на танцующем жеребце седоватый рыжий сотник. Голову его венчала огромная чалма. Оружие и амуниция блестели особенно ярко, шерсть вороного коня лоснилась.
Увидев воинов Санджара, сотник завопил:
— Кто такие? В чем дело? Где начальник?
Неторопливо цедя слова сквозь зубы, Санджар спросил:
— А ты кто такой, фазаний петух? Ты чего орешь?
Но рыжего было трудно смутить.
— Почему обмундирование в грязи, где парадные одежды?
Стараясь перекричать его, Санджар заорал:
— Мы из боя, только вышли из боя.
— Что мне за дело? Тогда сойдите с дороги в сторону.
— Да убирайся…
Послышался мягкий усталый голос:
— Что случилось?
Всадники раздвинулись и на площадку выехал великий назир, министр Бухарской республики.
Это был женственный, изящный юноша с красивым, совсем еще безбородым лицом. Он сидел в золотом седле, небрежно опираясь украшенной драгоценными перстнями рукой о колено. На голове его была шелковая чалма, вся осыпанная самоцветами. Плечи назира прикрывал халат изумительной расцветки: розовато–телесные цвета чередовались с золотистыми, переходящими в тончайшие сиреневые. Только у колибри можно найти такое сочетание красок.
Конь чистейших кровей нес этот букет одежд, благоухавший на десяток шагов ароматами изысканных духов.
Двое юношей вели коня под уздцы. За назиром, шелестя шелками, бряцая дорогой сбруей, плыла в облаке золотистой пыли многочисленная свита, столь же пышно одетая.
Великий назир столкнулся лицом к лицу с Санджаром, стоявшим на дороге. Взгляд командира был отнюдь не приветлив, и рука, в которой он держал плеть, резко подергивалась.
Вид Санджара, как и всех его бойцов, был так неуместен в этой пышной процессии, что назир растерянно натянул повод, и конь, кося белками глаз, фыркая и храпя, начал рыть землю копытом.
— Кто это? — слегка шепелявя, тревожно спросил, ища глазами кого–то в толпе приближенных, великий назир.
Тронув коня и приблизясь на несколько шагов, худощавый сотник почтительно промолвил:
— Что угодно, таксыр?
— Кто он? Вот этот? — и назир небрежно ткнул мастерски выточенной ручкой камчи в лицо Санджара.
— Кто он? Кто ты? — закричал сотник. — Отвечай великому назиру Бухарской Республики… Ну!
Санджар мрачно шагнул вперед. Губы его перекосились от бешенства, мелкая дрожь пронизывала тело. Говорить он не мог; туман застилал сознание.
Что только не передумал он в этот момент?.. Измученные израненные бойцы, умирающие товарищи, а тут же рядом эта парадная роскошь, этот блеск двора восточного князька. Неужели это народный избранник? Эта кукла, нарядившаяся в байские одежды? Кто выдумал это подражание торжественным выездам средневековых восточных тиранов?
Но пока Санджар соображал, как порезче и пояснее высказать свою мысль, высокий черный человек с великолепной бородой скороговоркой пробормотал, опасливо поглядывая на Санджара:
— О, это наши мужественные добровольцы… Кажется, командир их, Санджар–бек из Вабкента. Участвовали, по–видимому, в бою.
— А, хорошо, хорошо. — Назир, успокоенный, благосклонно эакивал головой. — Вы сражались сегодня? Благодарю, славные воины, благодарю от имени республики.
Он пристально взглянул на Санджара. Взоры их скрестились. И тут Санджар с удивлением обнаружил, что изящный юноша имеет свинцовый, неприязненный взгляд, полный глубокой затаенной злобы. Губы юноши улыбались, а взгляд пронизывал, уничтожал…
Впоследствии Санджару вспомнился этот взгляд, и только тогда ему все стало ясно, тогда только он понял, какую подлую роль играл великий назир в те дни, и посмеялся над своей простотой и наивностью.
Блудливо опустились тяжелые веки, обрамленные девичьими ресницами. Великий назир, отвернувшись, протянул:
— Товарищ военный назир, примите командира, ну, сегодня вечерком и доложите мне… Если отличились, наградим.
Он протянул руку. Но так как этот жест был похож на приглашение вельможи приложиться к руке, Санджар не двинулся с места. Снова глаза их встретились. Великий назир запоминал. Санджар пытливо знакомился.
Досадливо морщась, назир сказал, тихо, но так, чтоб слышал и Санджар:
— Почему они такие оборванные? Встречают… э… не в параде.
У этого источника, у этой старой замшелой мечети Санджар получил серьезный урок политической мудрости. Оказалось, что даже великие военные подвиги, беззаветное мужество, самопожертвование, пролитая за свободу народа горячая кровь могут быть не замечены. Можно, оказывается, видеть тяжелые кровавые раны, свежие рубцы, изможденные, опаленные порохом лица, несмываемые следы скитаний по горам и пустыням и намеренно равнодушно пройти мимо всего этого. Такое отношение к людям, жертвующим жизнью ради великого дела, может быть порождено только смертельной враждой. Но почему же великий назир мог питать к Санджару и его бойцам ненависть?
Немало времени понадобилось, прежде чем подлый путь предательства интересов трудящихся привел назира к логическому жалкому концу.
То, что Санджар увидел дальше, повергло его в еще большее удивление.
Пышная кавалькада не проехала и несколько шагов, как навстречу великому назиру из кишлака вышла делегация почетных старейшин — аксакалов. Все это были глубокие старики. Опираясь на суковатые палки, по–стариковски семеня ногами, они несли подарки и возглашали приветствия могущественному. Они рысцой подбегали к назиру и целовали, униженно и подобострастно, кончик его сапога.
И Санджар увидел, что великий назир не только не попытался прекратить эту безобразную сцену, а напротив, поудобнее вытянув ногу для поцелуев, самодовольно поглядывал на окружающих. Столь же благосклонно он выслушал напыщенную речь старосты кишлака и принял дары.
Сам он не нашел нужным ничего сказать. Слабым жестом он поманил кого–то к себе из обступившей его свиты.
Санджар не поверил своим глазам: то был Гияс–ходжа.
- Предыдущая
- 69/117
- Следующая