- Максимов Анатолий Борисович - Страница 20

41 000, 19 000, 17 000, 6000!

Ниже раскрывается содержание указанных цифр, множество раз повторенных в воспоминаниях, статьях, книгах о «Кембриджской пятерке». Если подробно «оживить» этот ряд цифр, округленных до нулей, то они могли бы заговорить о мужестве разведчиков, агентов и мастерстве проведенных ими операций в 1941–1945 годах:

41 000 — количество документов, полученных советской разведкой за годы войны из «легальных», нелегальных резидентур и агентурных групп за рубежом;

19 000 — из них получено из лондонской резидентуры;

17 000 — из которых передано в Центр агентами «Кембриджской пятерки»;

6000 — добыто одним из членов «пятерки» — Джоном Керн-кроссом.

Раскрыть значение следующих цифр означает показать, как организовывался информационный поток — столь необходимый для ведения боевых действий на советско-германском фронте либо в отношениях СССР с союзниками по антигитлеровской коалиции в годы войны.

27,90,200,100+90,12,13!

27 — количество стран действия разведки госбезопасности;

90 — количество «легальных», нелегальных резидентур и агентурных групп;

200 — количество разведчиков в составе всех резидентур;

100+97 — количество агентов — граждан СССР и интернационалистов в составе агентурных групп;

12 — количество сотрудников лондонской «легальной» и 13 — резидентуры к 1944 году.

С началом войны наша разведка оказалась перед необходимость переориентировать свои силы на направлении, подсказанном обстановкой военного времени. Это работа в тылу немецких войск на оккупированной советской территории: в подполье, спецпартизанских отрядах и в составе Отдельной мотострелковой бригады особого назначения (ОМСБОН). Их работа оценена своими внушительными цифрами.

Такие цифры и структурные формирования стояли за словами Даллеса «посредством секретных операций». Данные, характеризующие работу разведки в годы Отечественной войны, весомы и зримы. И приведены они именно за тот период не случайно: ибо к концу войны разведка вышла на пик своего разведывательного мастерства.

Как она шла к этому триумфу, показано на конкретных примерах с операциями, проводимыми разведкой в 20—40-х годах.

ТРИ ВОПРОСА К РАЗВЕДКЕ

Веками проверенная народная мудрость гласит: «Сказка — ложь, да в ней намек — добрым молодцам урок»… То, о чем пойдет речь дальше, — правда. Эта правда омыта «оперативной кровью» разведчиков многих поколений, выкристаллизовалась тяжелейшим опытом разведывательной работы. И не только русской или советской разведок.

Некоторая простота в форме изложения — это лишь попытка рассказать о сложных явлениях, свойственных разведработе, доходчивым языком, понятным любому читателю — от школьника до профессионала.

Известно, что любые трудовые действия человека объективно отвечают на три вопроса: кто? что? как? Профессия разведчика эффективна лишь тогда, когда эти три взаимосвязанных компонента отшлифованы до блеска.

Если «блеск» отсутствует, то это приводит к провалу, разрушению канала получения ценной информации с арестом участников разведработы — агентов и разведчиков. За провалом следуют кампания шпиономании в стране работы разведки и осложнения дипломатических отношений с этой страной.

Это в мирное время, а в военное — еще и смертельная опасность для жизни агента и разведчика. И как следствие — потеря столь нужного канала информации. Именно так советская разведка потеряла в годы войны ценного агента в гестапо, антифашистов — источников сведений по советско-германскому фронту, а в послевоенные годы — агента, который мог возглавить британскую разведку.

В разведке «кто?» — разведчик и агент, «что?» — информация, «как?» — приемы добывания и передачи сведений. «Предметом жгучего интереса» разведчика является информация, «жгучего обожания» — агент. Причем «обожание» столь велико, что гласные и негласные правила работы с агентом требуют (обязывают) спасения его от щупалец контрразведки противника даже ценой собственной жизни.

Вспомните, в художественном фильме «Мертвый сезон» главный горой — профессиональный разведчик-нелегал — спасает привлеченного к работе с госбезопасностью советского гражданина… Эти финальные кадры ни у кого не могут вызвать сомнения в праве разведчика и необходимости идти на жертву ради агента.

Хорошо известный с послевоенных лет разведчик Федотов из прекрасной киноленты «Подвиг разведчика» многократно разговаривает сам с собой: «Связь, связь, связь…» Или: «Кому я здесь нужен без связи?!» Эти полузаклинания разведчика времен войны характеризуют составляющую вопроса «как?».

Цепочка работает: информация — агент — разведчик. И каждое из звеньев этой цепочки имеет всего одну, но всеобъемлющую особенность. Так, для информации — это достоверность, для агента — добросовестность, а для разведчика — профессионализм. А для связи между ними — дееспособность.

Трагедия советской внешней разведки в канун нападения Германии на СССР заключалась в проблеме достоверности информации, добытой ею для советского правительства и военного командования. Сведения были объективные, но…

После начала Второй мировой войны (сентябрь 1939 — июнь 1941) советская разведка смогла выявить следующие тенденции в оперативной обстановке последних мирных дней: неизбежность войны; истинные устремления Германии, Великобритании. США в отношениях с СССР; самые неблагоприятные варианты развития ситуации для СССР, когда он мог оказаться один на один с Германией против коалиции европейских государств. Наконец, она смогла детально осветить военную, военно-экономическую и политическую подготовку Германии к агрессии против СССР. И назвала точную дату нападения.

Так, например, в архивном деле агента-антифашиста Корсиканца, сотрудничавшего с советской разведкой с 1935 года, имеется календарь сообщений с сентября 1940 по 16 июня 1941 года (более 50 резюме). И эти сведения представлены так: «со слов…», «из наблюдения…», «из документов, прошедших через руки…», «из документов…».

Конечно, эти сведения были секретными и важными по своей актуальности… И разведка сделала вывод, который начальник внешней разведки Павел Фитин доложил Сталину: «Все военные приготовления Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время». Это была формулировка из шифртелеграммы берлинской резидентуры, которая находилась в центре событий в этот трагический момент истории Советского государства.

Вот только реакция первых лиц страны была неадекватной тревожному содержанию документа от разведки: «Не поддавайтесь панике!» Доклад состоялся 20 июня — впереди была война, через считаные часы.

Сведения в Кремле о германском плане «Барбаросса» и введении его в действие, о стратегических целях и сроках начала войны, об окончательной дате нападения, причем секретные по содержанию и актуальные по времени, но не документальные! Ослабленной разведке было трудно, особенно в условиях, когда активно работала дезинформационная служба гитлеровцев, ввода дезинформацию в ряды и высших чипов, и офицеров вермахта.

Но имеется еще одна сторона трагедии советской разведки в канун нападения Германии на нашу страну. Сведения-то были объективные, но в фактическим виде, а не в аналитическом. Права на анализ разведданных в своей штаб-квартире разведка была лишена в 1937 году. Разведку отделили от анализа, а ведь именно она была на острие событий и лучше любой другой службы в правительстве и среди военных чувствовала ситуацию.

«В фактическом виде» — это значит, что разведданные шли «наверх» как бы «живьем»: что прислали из резидентуры, то и подавалось. Беда была в том, что в советском политическом и военном руководстве разведданные не анализировались на фоне военно-политической ситуации и военной доктрины Германии. А ведь вермахт — германские вооруженные силы — имел стереотип во всех случаях захвата европейских стран. Это были шантаж с позиции силы, ультиматум, провокации.

И шла «фактическая информация» в ЦК, СНК, НКО вплоть до 1943 года, когда разведке вернули право анализировать разведданные. Вот так обстояло дело с информацией — этим «хлебом» разведки — в самый тревожный период для Страны Советов.