Флэшмен в Большой игре - Фрейзер Джордж Макдональд - Страница 65

• Предыдущая
• 65/99
• Следующая

Вы помните, что когда мы спаслись от резни у Сутти-Гат, барки с женщинами и детьми были захвачены панди. Ну так Нана-сагиб вытащил их на берег, все две сотни человек и запер в месте под названием Бибигар, в такой грязи и духоте, что тридцать пленников умерло уже в первую же неделю. Он заставил наших женщин молоть кукурузу, а когда разнеслась весть, что Хэйвлок прорывается с боем, уничтожая всех на своем пути, Нана приказал зарезать всех женщин и детей. Говорят, что даже сами панди не хотели этого делать, так что он послал на дело худшее отребье, которое только смогли собрать на базаре Канпура; они поубивали всех белых, даже младенцев, и бросили их, мертвых и еще живых, в колодец. Люди Хэйвлока нашли Бибигар, залитый по щиколотку кровью, в которой еще плавали детские игрушки, шляпки и пучки волос, — британцы опоздали всего на два дня.

Не думаю, чтобы какое-нибудь страшное событие моих дней — ни Балаклава, ни Шайло, ни Роркс-Дрифт — ничто другое, приходящее на память, — имело бы столь ошеломляющее воздействие на сознание людей, как это избиение невинных в Канпуре. Конечно, я не видел всего этого ужаса, как солдаты Хэйвлока, но я побывал там несколькими неделями спустя и, бродя по Бибигару, видел окровавленные стены и полы, а возле колодца нашел объеденную до костей детскую ручку, белевшую в пыли подобно маленькому крабику. Как вам известно, я достаточно хладнокровен, но это просто лишило меня дара речи и если вы спросите, что я думаю о мести, которую придумал генерал Нейл, заставляя захваченных бунтовщиков отмывать кровь со стен в Бибигаре, и, под страхом порки принуждая их языками вылизывать эту кровь — прежде чем все они были повешены — так вот, я и тогда и сейчас считаю, что он был прав. Возможно, это потому, что я зналтех, чьи тела были сброшены в этот колодец, — я видел этих детей играющими в укреплении Канпура, и слышал, как они пытались учить уроки в этих ужасных бараках и слышал, как они смеялись над обделавшимся слоном. И быть может, детская ручка, которую я нашел в пыли у колодца, принадлежит младенцу, которого прижимала к груди женщина в измятом бальном платье. В любом случае, стоя среди развалин Бибигара, я был готов уничтожить все живое в Индии — и если вас это шокирует, так что ж — возможно, я лишь немного более похож на Нана-сагиба, чем вы.

В любом случае, мои мысли не имеют особого значения — гораздо важнее эффект, произведенный событиями в Канпуре на наших людей. Знаю, что это довело армию почти до безумия; теперь солдаты были готовы убивать любого при малейшем подозрении в мятеже. Не то чтобы раньше они были слишком снисходительны; Хэйвлок и Нейл вешали туземцев направо и налево — от Аллахабада и далее к северу, причем осмелюсь предположить, что невинных жертв тоже хватало — но ведь также поступали панди в Мируте и Дели. [XXV*]

Что меня поражает, так то, как близко принимают люди это к сердцу — а чего другого можно ожидать на войне? Ведь ее ведут не миссионеры или эти малые из либеральных клубов — самодовольные и всем обеспеченные. И что больше всего удивляет — как меняются взгляды на эти вещи в угоду моде. Ведь долгие годы после Канпура любые враждебные действия против индусов — мятежников или нет — считались лишь справедливой местью, и ничто не могло быть для них слишком суровой карой. Сегодня же все переменилось, и даже знаменитые писатели кричат: «Позор!» и считают, что ничто не оправдывало столь ужасного возмездия, какое принес Нейл, и что мы гораздо более виноваты, чем эти черномазые. Почему? Потому что мы — христиане и с нас больше спрос? Потому что в Англии всегда найдется огромная толпа шумных всезнаек, готовых оправдывать поведение наших врагов и рвать на себе волосы в благоговейном ужасе, сокрушаясь о нашем собственном поведении. Не могу понять, почему наши грехи всегда должны быть более тяжкими — а что касается Канпура, то мне не кажется более жестоким, если один, подобно Нейлу, убивает из мести, а другой — из жестокости, как Нана; по крайней мере первое более понятно.

Правда, конечно же, состояла в том, что обе стороны боялись.Взбунтовавшиеся панди боялись наказания и дали волю своей природной кровожадности — в глубине души все они жестокие ублюдки. А наши люди испытывали всепоглощающий страх и ужасы Канпура также выпустили на свободу их кровожадные инстинкты — дайте только им несколько хорошо подобранных текстов про месть и гнев Господень и они с охотой примутся за дело — как я уже отмечал на примере головорезов Роуботема, нет более жестокого создания, чем христианин, уверенный в своей правоте. За исключением, возможно, черномазого, выпущенного на волю.

Так что видите, какое милое лето было в тот год в долине Ганга — я с моими четырьмя товарищами поняли это, когда Дирибиджа Сингх наконец под охраной переправил нас из своего форта обратно в Канпур, который к тому времени вновь отбил генерал Хэйвлок. Я не видал старого Живодера с тех пор, как он вздыхая стоял у моей постели в Аллахабаде пятнадцать лет назад. Надо сказать, время не изменило его к лучшему: со своими унылыми бакенбардами и безумными глазами бладхаунда он по-прежнему выглядел как загинающийся от диареи Эйб Линкольн. Когда я рассказывал Хэйвлоку свою историю, он выслушал все в молчании, а затем схватил меня за запястье своей большой костлявой ручищей и, поставив меня на колени, сам стал рядом и возблагодарил Создателя за то, что он в своей безграничной милости вновь соизволил вытащить Флэша из очередной мясорубки.

— Щит правды Его защитил вас, Флэшмен! — воскликнул старый святоша. — Не та ли длань, что ранее спасла вас из когтей медведя в Кабуле и из пасти льва в Балаклаве, избавила ныне от рук филистимян в Канпуре?

— От всей души аминь — торжественно произнес я.

Однако стоило мне рассказать Хэйвлок о своем секретном задании — про Палмерстона и для чего именно я прибыл в Индию, предположив, не будет ли теперь разумным сразу отправиться домой, — он лишь покачал своей огромной головой, похожей на крышку гроба.

— Это невозможно, — твердо сказал он. — Пусть эта ваша миссия и закончена, но нам сейчас нужны любые свободные руки за плугом. Судьба всей этой страны висит на волоске и я не могу отказаться от помощи такого опытного солдата, как вы. Перед нами большая работа по очистке этой земли и умов от плевел мятежа, — продолжал Хэйвлок, и видно было, как священный огонь разгорается в его глазах, так что он едва справляется с переполняющей его страстью. — Я беру вас в свой штаб, Флэшмен — нет сэр, можете меня не благодарить; я на этом выиграю больше, чем вы.

Тут я готов был с ним согласиться, тем более что знал, что спорить с такими, как Хэйвлок, бесполезно — а пока я раздумывал, что же ответить, он успел подписать еще несколько приказов о повешении очередных бунтовщиков, одновременно диктуя резкое письмо Нейлу и рыча что-то своему адъютанту; будьте уверены — этот старый любитель Евангелия в те дни был занят под завязку.

Так что вот куда я попал, хотя могло быть и хуже. Я практически не имел надежды на то, что меня отправят домой — ни один из высших командиров, находящихся в здравом уме, не станет разбрасываться такими людьми, как знаменитый Гарри Флэшмен, тем более, когда на носу серьезная кампания, а уж если я обречен оставаться здесь, то лучше провести это время под крылышком Хэйвлока, нежели кого-то еще. Видите ли, он был отличным солдатом и в своем роде таким же хитрым, как и Кэмпбелл; там где командовал Гробокопатель, «Юнион Джеку» не грозила новая резня.

Итак, я устроился адъютантом Хэйвлока по разведке — настоящий счастливый билет, чтобы обеспечить себе безопасность, но если вас интересуют подробности наших с ним путешествий, то вам придется обратиться к моей официальной истории, «Дни и странствия солдата» (в трех очень мило отделанных марроканской кожей томах, по две гинеи штука или пять гиней за весь комплект. При этом у вас могут возникнуть проблемы с третьим томом, поскольку большая часть его тиража была изъята, а позже сожжена по приговору суда, после того как этот уайт-чепельский хорек Д'Израэли по совету одного из своих подхалимов подал на меня в суд за разглашение криминальной информации. Акции Суэцкого канала, слыхали? Но я еще полью имя этого ублюдка грязью, попомните мои слова. Правда всегда выходит наружу.).

• Предыдущая
• 65/99
• Следующая