Подиум - Моспан Татьяна Викторовна - Страница 39
- Предыдущая
- 39/68
- Следующая
Тимофей с профессиональным интересом разглядывал Катину юбку.
– Ну-ка, крутанись еще разок, – попросил он. – Отлично! Строчка ровная, даже на утолщениях. Чем смазывала ткань при шитье – машинным маслом?
– Да.
– Кто подсказал?
– Сама догадалась. Помучилась сначала, пробовала жирный крем использовать, но это оказалось хуже.
– Экспериментатор! – засмеялся Тимофей.
Он долго мял в руке французскую материю.
– Хорошая ткань, добротная, на трикотажной основе. Зря переживала. Из нее как раз и следует шить. Во-первых, фасон модный, степень облегания большая – такой фасон из натуральной кожи выполнить сложно. Или это должна быть кожа такой выделки, что в большую копеечку обойдется. Не вижу смысла разоряться. Во-вторых, – продолжал Сазонов перечислять достоинства материи, – недорого: поносишь – и выбросить не жалко. Значит, не будешь забивать шкаф вышедшим из моды барахлом… Так что никогда не слушай самоуверенных дур, у которых величина самомнения зависит от толщины кошелька мужа!
Катя окончательно успокоилась. Мнение Тимофея для нее было решающим: дерматин?.. Сами они дуры дерматиновые! Она решила, что блузку с такой юбкой надо носить скромную, спокойную – простой английский воротничок, и больше ничего. Она так и сделала.
Теперь, оказавшись запертой в кладовке, как в ловушке, Царева с ужасом заметила, что взгляд Саватеева уперся в разрез юбки.
Катя попыталась рукой прижать соблазнительно расходившиеся полы запаха, но это было бесполезно. Она проклинала себя: вырядилась на свою голову, идиотка!
– Сексуальная на тебе юбчонка.
Катя сквозь тонкую шелковую ткань блузки спиной ощущала металлический холод стеллажа.
– Чего дрожишь? – медленно спросил Саватеев, чтобы отвлечь внимание девушки. И вдруг метким броском кинулся на нее.
Сильные мужские руки грубо и властно схватили Катю за бедра.
– Что… Что ты делаешь?
– Пока ничего.
Саватеев, чувствуя свое превосходство в силе, не торопился: зачем спешить и портить удовольствие? Все равно по его будет.
Катя выставила перед собой локти и попробовала отпихнуть Бориса.
– Не брыкайся. – Борис все сильнее и сильнее прижимал ее к себе. (Она слышала его шумное дыхание.) – Мне больно, пусти!
Борис пытался вновь найти своими губами ее губы.
"Совсем как Кошелев…" – мелькнула мысль у Кати. Это придало ей решимости, и она попыталась коленкой нанести ему удар в пах.
– Ах ты, сучка! – разозлился Саватеев. И со всего маху залепил ей пощечину.
– А-а-а! – слабо вскрикнула Катя.
Он залепил ей рот ладонью и потащил к столу.
– Не хочешь по-хорошему, пожалеешь!
Катя цеплялась руками за металлический стеллаж. Разъяренный Борис схватил ее за подол юбки. Раздался треск ткани. Распалившийся от Катиного сопротивления Саватеев рванул с нее и шелковую блузку. Пуговицы горошинами посыпались на пол и застучали по линолеуму.
– Ты!.. – Катя, прикрывая грудь руками, пыталась увернуться от Саватеева.
– Что – я? Нормальный мужик. А вот почему ты выпендриваешься, непонятно. Решила, наверное, в монахини записаться, так не ту профессию выбрала, цыпочка. Тебя плохо просветили. Надо исправить этот недостаток… Может, цену набиваешь? Так я тебя оценил. – Он уже начинал всерьез злиться.
– Я не проститутка и не подстилка!
– Да? – Борис скорее решил поиздеваться, чем удивился по-настоящему. – А тебе твои новые подружки не говорили, что они на каждом диване ноги раздвигают по первому же требованию?
Катя молчала.
– Не говорили, значит…
Царева стояла, скрестив руки на груди. В какой-то момент ей показалось, что сопротивление бесполезно: это и пытался внушить ей своим циничным тоном Борис… Не выбраться ей из кладовки! Хоть криком кричи, никто не услышит.
Саватеев молчание Катерины понял по-своему.
– Вот так-то лучше. – Он глумливо ухмыльнулся… Никто еще от него не уходил. Никто из тех, на кого он положил глаз. Строптивая девчонка, ну да ничего: не таких скручивал! Куда ей деться?
Привычным движением Саватеев расстегнул молнию на брюках. На Катю он не смотрел. И напрасно…
На стеллаже, возле большого рулона с подкладкой, лежали большие портновские ножницы. Варвара обычно отрезала ими куски ткани. Да так и оставила ножницы лежать на виду – кому они здесь могли понадобиться? Катя заметила их несколько секунд назад, потому и притихла. Пока Саватеев возился с брюками, она сделала почти незаметное движение – и ножницы оказались у нее в руках.
Когда Борис поднял взгляд, он увидел, что на него направлены два острых конца ножниц. Он поначалу просто не поверил своим глазам:
– Ты что, сдурела?
– А ты?
Катя, нарочито небрежно щелкая хорошо отточенными концами ножниц, тем не менее крепко держала их в руках. И выглядело это достаточно угрожающе: у Варвары все содержалось в идеальном порядке – это у кого-то ножницы могли с трудом открываться и зажевывать ткань; с кладовщицей такое не проходило, всю плешь точильщику проест, если всучит ей негодный инструмент…
– Ими же убить можно! Соображаешь, что делаешь?
– Соображаю.
Нижнее кольцо портновских ножниц, в которое можно было сразу продеть четыре пальца, было нацелено точно на Саватеева.
– Положи на место! – заорал он и сделал шаг в ее сторону.
– Подойдешь – пожалеешь! – Недобрый взгляд Кати уперся в Саватеева.
– Охренела девка… – Борис не знал, что теперь делать. Впервые он столкнулся с таким активным сопротивлением. – Ладно, пошутила, и будет.
– Открой дверь.
– Ну открою, открою, – заюлил он. – Только как в таком виде пойдешь? Посмотри на себя!
– Не твоя забота.
Борис сделал вид, что полез в карман за ключом. Катя не сводила с него глаз. Он медленно стал вытаскивать руку.
– Катюша… – начал он. И вдруг метнулся к ней.
Царева, словно только этого и ждала, взмахнула ножницами.
– А-а, сука! – заорал Борис.
От боли он волчком закрутился на месте и рухнул на пол: Катя тупым концом огромных портновских ножниц сильно ударила его по кисти.
– Ты руку мне сломала, гадина! – вопил он, продолжая корчиться на полу от боли.
Катя невозмутимо смотрела на него.
– Ключ давай! – потребовала она.
– На, подавись!
В этот момент в дверь постучали.
– Откройте, – раздался знакомый женский голос.
Катя, брезгливо обойдя Бориса, кинулась к двери.
Саватеев, лежа на полу, силился подняться, опираясь на неповрежденную руку.
– Сука! – Он время от времени осторожно трогал прямо на глазах разбухавшую ушибленную кисть. – Ты у меня попомнишь… Я тебя…
Катя справилась с тугим замком и распахнула дверь. На пороге стояла Мария Алексеевна, ручница второй бригады по пошиву легкого платья, в которой раньше работала Катя. Она приходилась двоюродной сестрой Нине Ивановне Пономаревой, а Борису Саватееву – двоюродной теткой.
– Что такое?
При виде растерзанной Кати и стонущего Бориса Мария Алексеевна остолбенела.
– Негодяй, ты что наделал! – Она, придя в себя, накинулась на племянника.
Тот с трудом поднялся с пола и попытался прошмыгнуть к выходу мимо тучной женщины.
– Пустите…
– Ах ты, мерзавец!.. – Мария Алексеевна сгребла парня за шиворот и залепила ему пощечину.
– Вы чего?! – заорал он и попытался вырваться.
– Ничего! – Она отшвырнула его в сторону. – Говнюк!
– Она руку мне сломала…
– Лучше бы она тебе яйца оторвала вместе со всем хозяйством!.. – И Мария Алексеевна грубо выругалась.
– Да-а, – заныл Саватеев, не на шутку испугавшись разъяренной тетки, – вы всегда меня ненавидели!
– А за что тебя любить-то? – изумилась женщина. – Такое дерьмо выросло. Говорила я Нинке…
Саватеев, как нашкодивший кот, придерживая ушибленную руку здоровой рукой, побежал по коридору.
– Он с тобой что-нибудь сделал? – резко спросила Мария Алексеевна.
– Нет, – покачала головой Катя. – Не смог.
- Предыдущая
- 39/68
- Следующая
