Подиум - Моспан Татьяна Викторовна - Страница 66

• Предыдущая
• 66/68
• Следующая

– Помню. Я твои слова часто вспоминала.

– Так вот, хреново мне последнее время было. То одно, то другое… Все наперекосяк. – Она шумно вздохнула. – Тоже на что-то надеялась. Думала, вот-вот выберусь из этого омута. А все никак. Только все глубже затягивает. Невезучая я! Пристроила снимки в один журнальчик. Не бесплатно, разумеется, деньги заплатила. Сказали, вроде серьезное модельное агентство заинтересовалось. – Она нахмурилась и надолго замолчала.

– И что? – осторожно спросила Катерина.

– Ничего. Полный обвал! Господи, как подумаешь, сколько денег мы, идиотки, ухлопали на то, чтобы пробиться, сделать попытку, потом еще одну, еще… Нехорошо становится. Не денег жалко, а собственных усилий. Бьешься как рыба об лед. После каждой попытки ходишь опущенная. Хочется загрызть всех. Понимаешь, что все без толку, надо уходить и… остаешься. Опять начинаешь тешить себя пустой надеждой. Думаешь: это у них, мол, не получилось, а я, такая красивая, обязательно добьюсь успеха! И опять пролет. Желающих пробиться – тысячи, но мало у кого это получается. Супермоделями становятся единицы. Да что я тебе об этом говорю – сама все знаешь не хуже меня…

Катя знала. Она многое узнала с тех пор, как ступила на подиум. Только никогда не думала, что она лучше всех. Лучше всех была Наташа.

– И что нам остается, второсортным? Кочевать из одного захолустного Дома моды в другой? «Подмосковье», как говорит наша смуглянка Лизочка, скоро накроется медным тазом. Чувствую, недолго ждать осталось. Она, Лиза, уже куда-то лыжи навострила.

Катерина вспомнила разговор с Лизой, когда они ехали на показ в дом отдыха «Сосновый». И спросила:

– Куда?

– Да разве она проболтается! У нас каждый за себя. Меня тоже пригласили в новую фирму.

– Может, там все будет по-другому, – решилась сказать Катя.

– Не знаю. Уходить надо, делом заняться, выучиться на кого-нибудь. Пить литрами шампанское и слушать дурацкие комплименты – привыкаешь быстро. Знаешь, что бы я посоветовала каждой молоденькой дурехе, у которой ноги растут, как принято говорить, от коренных зубов?

– Что? – не смогла сдержать улыбки Катя.

– Сказала бы: родная, как только услышишь такой комплимент, заткни уши и беги куда подальше, пока цела, пока тебя на этот крючок не подцепили. Беда в том, что мы сами готовы, не раздумывая, заглатывать все приманки! – Она плотно сжала губы, чтобы не заплакать. – Плохо выгляжу, да? – Взгляд девушки уперся в Катерину.

Царева не смогла солгать.

– Раньше ты смотрелась лучше.

– Я вот думаю: почему именно у тебя все получается, а не у кого-то из нас? Может, ты из другого теста сделана? Ведь тебя это не засосало – мужики, деньги, шампанское, водка… Просыпаюсь каждое утро и размышляю: вот завтра все будет по-другому. И каждый день – в тот же омут! Так и живешь с истоптанной душой. Надоело все до… – Тамара поймала испуганный взгляд Кати. – Ой, извини, ребенок рядом. – Она потрепала Иринку по голове. – Словом, повезло тебе, Катерина. За всех нас повезло. И куда теперь поедешь?

– В Милан.

– А в Париж?

– Пока не знаю.

– Счастливая ты! Ушла из «Подмосковья» – и человеком стала.

Катя промолчала.

– У нас все сикось-накось пошло. Надька в больницу загремела, перебрала…

Царева сделала страшные глаза, заметив, как внимательно прислушивается к разговору сестренка.

Тамара умолкла.

– Иринка, иди еще вон у той тети цветочки посмотри, – сказала Катя.

– Желтенькие? – спросила девочка.

– Да. – Катя проводила девочку взглядом.

– Дозу Надька не рассчитала, – закончила Тамара. – Еле откачали.

Катерина помрачнела. Вспомнились откровения Веры Наумовой.

– Тамара, ты-то зачем эту гадость принимаешь?

– Заметно?

– Догадалась.

Серое лицо Тамары скривилось.

– Да это так, балуюсь. Захочу – брошу. Нинкин сынок скоро вслед за Надькой в клинику загремит… Это правда, что ты ему морду набила?

– Не совсем, – поморщилась Катя.

– А говорят, набила. Да он и сам по пьянке протрепался. Такая, правду сказать, гнида!

– Это точно.

– Про Сазонова новость слышала?

– Нет. А что с ним?

– Ушел от Нинки.

– Это я знаю.

– А про суд с Паниной?

– Про суд – не в курсе. А что такое? – заинтересовалась Катя.

– Ой, там прямо настоящий цирк получился! Трикотажница Панина подала на Пономареву в суд.

– Это еще при мне.

– Нинка притащила своих свидетелей, чтобы в ее пользу все было. Говорят, уже и назначенного на процесс судью подкупила. И тут – прокол! Все переиграли: заседание собрался проводить сам председатель городского суда. Нинка забегала как жареная. А толку! Председатель в районе человек новый, ни с кем не связан. И на первом же заседании, выслушав всех, – адвокат у Паниной был мужик стоящий! – выносит решение в пользу Галины Паниной.

– Сазонов тоже был на суде?

– Да! – загорелись восторгом глаза девушки. Сейчас она опять стала похожа на прежнюю Тамару, язвительную и высокомерную. Такой знала ее раньше Катерина. – Он стал на сторону Паниной. Что было! Нинка кипятком писала. Даже слегла после этого. Хотя обычно ее танком не переедешь…

Глаза Тамары, мгновенно блеснув, как фотовспышка, почти так же быстро потухли. Оживление сменилось равнодушием.

– Элла Борисовна Хрусталева, главная редакторша журнала "Магия моды", тоже вляпалась с этим судом. Она поддерживала Пономареву, а ту прокатили на вороных. Хрусталева организовала какие-то публикации в пользу Нинки. Я сама не читала, девчонки рассказывали. Пономарева потом плакалась: дескать, толку-то от этих журналистских статей – собака лает, ветер носит, корми только всех даром! Теперь между дамочками черная кошка пробежала. Окончательно не расплевались, но прежней дружбы нет. – Тамара презрительно рассмеялась. – На Сазонова Нинка бочку покатила, но он сейчас плевать на нее хотел. Организовал свою небольшую фирму, собирается заниматься модельным бизнесом. Объединился с каким-то приятелем, бывшим однокурсником, который раньше в театре работал.

– С Виктором Парфеновым, – вставила Катерина.

– Так ты в курсе?

– Когда работала в «Подмосковье», он говорил об этом.

– Говорят, дела у них пошли в гору. Денег на раскрутку наскребли, Сазонов даже свою иномарку продал. Пашет как лошадь. Нинка только нос драла, на самом деле она – обыкновенный администратор. Все на Тимофее держалось. Он очень талантливый и хороший парень.

– Знаю, – подавила вздох Катерина.

– Слушай, я думала, у вас с ним какие-то личные отношения, а потом смотрю: ты – в одну сторону, он – в другую… Кстати, помнишь Иду Садчикову, богатую вдову?

– Конечно.

– Она до сих пор возле Сазонова вертится. Тимофея, его приятеля и Иду постоянно видят вместе.

– Кать! – Подошедшая Иринка дергала сестру за руку. – Пошли!

Катя стала прощаться:

– Привет передавай, кто меня помнит.

– Обязательно. Наши говорили, что Наташкина мать машину дочери продала, а плиту могильную так и не поставила. Денег не собрала. Как только совести хватает!

– Наверное, рано еще памятник ставить. Земля не осела.

– А ты откуда про это знаешь: осела – не осела?

– У меня отец в Москве похоронен, на Николо-Архангельском кладбище. Я этих разговоров с детства наслушалась.

– Значит, у тебя отец не родной?

– Отчим, Лев Сергеевич.

– А я и не знала. Это… – Тамара кивнула на Иринку, – уже от него ребенок?

– Да. – Катя ласково обняла сестренку. – Я очень ее люблю.

Тамара закусила губу.

– Знаешь, а я, кажется, поняла, почему у тебя все получается.

Царева вопросительно смотрела на нее.

– Ты на всех по-доброму смотришь. У нас каждый старается о человеке сразу гадость сказать, а ты – нет…

Тамара, не прощаясь, резко развернулась и ушла.

– Кать, эта тетя пьяная? – Иринка теребила ее руку.

– Нет, у нее просто неприятности.

Народу на кладбище было много. Все копошились, что-то сажали, поливали, кое-кто уже закусывал.

• Предыдущая
• 66/68
• Следующая