Проклятие могилы викинга - Моуэт Фарли - Страница 20

• Предыдущая
• 20/36
• Следующая

— Это дело властей — помогать людям, когда они голодают, — сказал Джейми. — Плохо, что никто про твоё племя ничего не знает, Питъюк, только несколько торговцев. Спорим, власти даже не знают, что есть на свете такое племя. А вот мы, когда поедем на юг, мы все про него расскажем и про то, что с ним делается.

Эуэсин безжалостно охладил пыл Джейми:

— Думаешь, нас кто-нибудь станет слушать? А что случилось с чипеуэями, забыл? Сколько раз белых просили помочь, а часто они помогали? Народ Питъюка чужой твоему народу. Даже если белые нам поверят, им ничего не стоит забыть.

— А я им не дам забыть! — с вызовом крикнул Джейми. — Уж я постараюсь, чтоб не забыли. Я такой шум подниму, на весь свет, и тогда придётся им что-нибудь да сделать!

Но Эуэсин стоял на своём:

— А как ты это сделаешь? Ты ведь всего-навсего один человек, и за тобой охотится полиция. Кто станет тебя слушать? Я-то знаю, каково сейчас Питъюку, а ты не знаешь, Джейми. Ты мой лучший друг, и ты друг индейцев и эскимосов, но ты никогда не поймёшь, каково нам.

Горечь, которую Джейми впервые слышал в голосе Эуэсина, безмерно поразила его. Он не сразу нашёлся что сказать, его опередил Питъюк:

— Эуэсин правда говорил. Я рассказывать буду про ихалмиут. Ты хорошо слушай, Джейми. Раньше они сильный племя был, много оленина у них был, весь зима охотились на белый лисица. Раз в два зима самый сильный мужчина везли большой груз белый лисица на берег торговцу. Назад везли ружьё, патрон, капкан. Очень далёкий путь, трудный, два месяц ехали, три ехали. Такой путь только с полный желудок ехать можно. Только охотник с полный желудок может бежать много сотня миль по тундра за белый лисица. Потом давно-давно, я ещё тогда не рождался, мужчина повезли большой груз белый лисица торговцу. Приехали на берег, а торговец говорит, белый лисица теперь не надо. Ничего не стоит. Мужчина поехал назад, ничего не привёз — ни ружьё, ни патрон. В тот зима десять люди, двадцать люди умер, потому что не было пуля, нечем было зимой убивать олень. И тогда нет сил зимой охотиться на лисица. И каждый год меньше олень стало. Больно много олень белый люди на юге убивал. Тогда эскимосы, хочешь не хочешь, сиди в становище, и все до весна голодный. Четыре, пять лет назад Оухото и три мужчина опять поехал на берег. Говорил торговцу — патроны надо, никак нельзя без патроны. Торговец смеялся, говорил, вези много мех. Эуэсин правда сказал. Белый люди помогает только белый люди. Мой отец белый, но, может, я про это забуду. Лучше пускай мой отец эскимос.

Впервые с тех пор, как Джейми приехал на Север, он ощутил, что между ним и жителями этого края зияет пропасть. И ему стало страшно.

— Послушайте, — в отчаянии сказал он. — Белые ведь не все такие. Разве мой дядя Энгус такой? И там, подальше к югу, ещё много таких, как он. Говорю вам, если б только они знали, что здесь творится, они бы послали помощь. Нет, мы заставим власти что-то сделать… — докончил он упавшим голосом: он видел, что Эуэсин и Питъюк ему не поверили. Он почувствовал себя глубоко несчастным и очень одиноким. Он отчаянно ломал голову: как одолеть это отчуждение?

И тут заговорила Анджелина. Заговорила тихо и мягко:

— Я вот все думаю: Джейми сказал, оружие викинга будет на юге больших денег стоить. А ведь это вещи Кунара. Он женился на эскимоске, и у него были здесь дети. Разве он не захотел бы помочь эскимосам ещё больше, чем помог? Ведь если его вещи стоят больших денег, часть их надо отдать племени Питъюка, правда? Тогда эскимосы купят ружья, и патроны, и другое, без чего им нельзя жить.

У Джейми гора с плеч свалилась.

— Верно! — воскликнул он. — Конечно! Говорю вам, какой-нибудь музей тысячи за это заплатит. Денег вполне хватит и для дяди Энгуса, и для всего племени Питъюка. И потом вот что: газеты захотят узнать, как мы все это нашли. И мы расскажем про беды эскимосов. Вся страна прочитает. И тогда властям поневоле надо будет вмешаться. Им уже не дадут забыть.

Питъюк смотрел на Анджелину, и впервые за весь вечер на лице его промелькнула улыбка. Он протянул было руку, хотел, видно, коснуться её плеча, но передумал и обернулся, только не к Джейми, а к Эуэсину:

— Толк будет, Эуэсин? Как думаешь?

— Пожалуй, будет, — осторожно ответил Эуэсин. — Если только мы сумеем сами все продать. А то, пожалуй, белые все у нас отнимут и ничего не дадут взамен. С нашим народом такое случалось… и с твоим тоже…

— А теперь не случится! — яростно перебил Джейми. — Сокровище нашли мы, и никто не может его у нас отобрать. Когда поедем в Те-Пас, все спрячем, с собой возьмём только что-нибудь одно на образец. И никому не скажем, где спрятали: сперва надо твёрдо знать, что нам заплатят по-честному.

— Все так, — согласился Эуэсин. — Только неохота мне ехать в Те-Пас. У нас там нет ни одного друга, а враги есть. Полиция там, верно, очень зла на нас. Достанется нам от них.

Но тут Джейми осенило, и он разразился потоком слов:

— Питъюк! Когда эскимосы прежде ездили на берег, они в какое место ездили? В Черчилл, да? А мы можем туда проехать? Если можем, тогда все в порядке. Черчилл настоящий город, и там никто не узнает, кто мы такие. Оттуда я пошлю телеграмму в Торонто, директору школы. Он по части истории дока. И в музеях он людей знает. Он для нас сделает что только сможет, уж это наверняка.

Питъюк постарался не потонуть в потоке вопросов.

— Давний время эскимос ездил Черчилл зимой на собаках. Прямо не ездил, боялся чипеуэй встретить. Кругом ездил, долгий путь: Ангикуни, потом Большой река — почти до самый берег. Черчилл мы называл Иглууджарик — там большой каменный крепость. Сам я не знаю, может, по Большой река каноэ плавать можно.

Уныние, овладевшее ребятами после того, как они побывали у шамана, теперь рассеялось. И они ещё долго взахлёб во всех подробностях обсуждали новые планы. Конец этим разговорам положил дядя Питъюка, Оухото: он заглянул в палатку и, сияя улыбкой, объявил, что у него в чуме их ждёт ужин.

Они пошли за ним и уселись на полу вокруг большого деревянного блюда, которое мать Питъюка с верхом наполнила вареной оленьей грудинкой. За едой Питъюк рассказал об их новых планах эскимосам, которые ужинали вместе с ними.

Тут же был и Кейкут, он внимательно все это выслушал.

— Да-а… — задумчиво протянул он. — В давние-давние времена эскимосы иногда ходили по Большой реке на каяках прямо до солёной воды и там встречали морских эскимосов и торговали у них тюленьи шкуры. Но мы-то этой дорогой летом никогда не ездили, только зимой, по льду. Надо спросить шамана — он один знает, как что было в давние времена.

…На несколько дней вернулось ненастье и остановило оттепель. Ночи были морозные, дни серые, ветреные: то и дело налетал мокрый снег, и река никак не могла освободиться ото льда. Мальчики и Анджелина держались поближе к становищу. После того, что они услыхали от шамана, им ещё сильней не терпелось добраться до могилы Кунара и ждать становилось тягостно. Но что поделаешь… Эуэсин тщательно осматривал и чинил упряжь. Джейми много времени проводил с Оухото — тому белый юноша особенно пришёлся по душе — и старался хоть немного научиться языку эскимосов. Анджелина и Питъюк постоянно бывали вместе, это не укрылось от глаз Джейми.

Скверная погода продержалась недолго. Через неделю после того, как ребята побывали у шамана, Питъюк объявил, что река почти уже очистилась ото льда и теперь можно плыть в каноэ. Решили на другое же утро отправиться к могиле Кунара. Поплывут они в тех двух каноэ, что дали им чипеуэи, и с ними пойдут проводниками Оухото и Кейкут в каяках. Собаки останутся на становище под присмотром Белликари.

Каменный дом — так они по-прежнему называли могилу викинга — находился милях в тридцати от стойбища, вниз по течению Иннуит Ку. Течение было такое стремительное, что они всего за полдня доплыли до порогов: здесь прошлым летом Джейми и Эуэсин потопили своё каноэ.

Водопада ещё не было видно, слышался только его рёв, но Кейкут уже повёл флотилию к берегу. Каяки и каноэ вытащили на сушу и пошли пешком.

• Предыдущая
• 20/36
• Следующая