Проклятие могилы викинга - Моуэт Фарли - Страница 27

• Предыдущая
• 27/36
• Следующая

— Помню, мой отец тоже говорил про такое стадо, — сказал Эуэсин. — Наше племя никогда его не видело, а вот чипеуэи часто про него рассказывали. Я думал, таким стадам уже пришёл конец — ведь оленей теперь куда меньше.

— Может, скоро конец, — ответил Питъюк. — Сейчас не конец. Завтра, может, увидим… Олень кругом, как кошка…

Его прервал громкий хлопок: это Джейми ладонью хлопнул себя сзади по шее.

— Кстати, о мошке: совсем меня заела. Откуда только берётся эта проклятая мошкара? В лощинах ещё снег, а они уже тут как тут!

Да, сомнений быть не могло. В ночной тиши уже слышалось ноющее гудение: откуда ни возьмись на стоянку налетели тучи злобной, проголодавшейся мошки. То были первые посланцы заполярного гнуса. Крохотные, ненасытные, неотвязные мошки появляются ещё до того, как сошёл снег, и остаются до конца лета. В безветренные дни все теплокровные животные терпят от них адские муки. К счастью, на великих равнинах тундры безветренные дни — редкость, не то летом жизнь там была бы просто невыносима.

Но, как назло, сегодняшний вечер выдался тихий, и, когда гудение мошкары обратилось в оглушительный рёв, путникам пришлось искать спасение под меховыми одеялами, в которые все закутались с головой. Задыхаться или быть съеденными заживо — иного выбора не оставалось, и они предпочли задыхаться.

На заре подул западный ветерок и принёс избавление от мошкары. Путники позавтракали и поплыли вниз по течению все той же речушки. Незадолго до полудня достигли берегов северо-восточного залива Нюэлтин-туа.

С тех пор как несколькими неделями раньше они оставили позади северо-западный залив этого обширного озера, они сделали огромный круг. Зиму сменила весна, и озеро стало теперь совсем другое. Кое-где в южном конце ещё виднелись пятна льда, но большая часть озера уже освободилась от зимних лат, и когда каноэ вошли в него, тут гулял ветер, взбивал белую зыбь. К счастью, острова, а их тут было множество, служили хорошей защитой лодкам, не то пришлось бы раскидывать лагерь и ждать, когда спадёт ветер.

Несколько часов Оухото в своём лёгком судёнышке проворно и ловко вёл флотилию меж островами, с подветренной стороны. Под вечер приплыли в залив, оттуда вытекала бурная речка. Она прогрызла в сером камне глубокое русло, и рёв порогов путники слышали задолго до того, как достигли губы.

Они причалили к берегу перед коротким крутым водопадом, и, глядя, как он кипит и пенится, мальчики и Анджелина совсем присмирели. Оухото посмотрел на их задумчивые лица и ухмыльнулся. Отвесил им низкий поклон, забавно подпрыгнул, вскочил в каяк и помчался прямо в пенный водоворот.

Анджелина приглушённо вскрикнула, но тут же прикусила язык; мальчики затаили дыхание. Каяк взметнулся на шестифутовую волну, помедлил мгновение на гребне, точно птица, готовая взлететь, и скрылся за белой водяной завесой. Ещё несколько мгновений — и они вновь его увидели: он летел стрелой, и Оухото так яростно работал веслом, что вокруг головы его образовался смутный ореол света, отражённого от широкой лопасти. Ещё несколько мгновений… Каяк вырвался из нижнего водоворота, замер, вызывающе закачался в тихой заводи, и Оухото помахал ребятам, приглашая следовать за ним.

Джейми не верил своим глазам.

— Вот уж не думал, что такая жалкая скорлупка — и останется цела! — сказал он.

— Хо! Жалкая скорлупка? — возмущённо воскликнул Питъюк. — Да она как рыба. Эскимоса каяк всюду пройдёт. Пускай индейский каноэ с ним потягался, сейчас будем глядеть.

Не слишком охотно все четверо уселись на свои места. Джейми занял пост рулевого на корме одного каноэ, Эуэсин — другого. Оухото поддразнивал их, знаками предлагая поторапливаться, а они все равно приближались к порогу с превеликой осторожностью, табанили изо всех сил, но вот течение подхватило их, и пришлось им отдаться во власть реки.

Едва первый миг неуверенности миновал, ребятами овладел неистовый восторг: ведь они плывут через бурлящие пороги. Они ловко направляли лодки, увёртываясь от самых больших волн. И вот целые и невредимые, хотя и промокшие под фонтанами брызг, они вылетели на спокойную воду.

Оухото встретил их громким добродушным хохотом, круто повернул свою лодчонку и понёсся вперёд, в свободные ото льда воды простиравшегося перед ними нового озера.

— Эскимосы зовут его Тюлений озеро, — ответил Питъюк на вопрос Джейми. — Говорят, тюлень доплывает сюда из океан. Может, правда говорят, может, нет.

— Здорово, если правда! — воскликнул Джейми. — Если тюлень поднимается по Большой реке, значит, мы наверняка сумеем спуститься.

— Переплыл один порог — сразу хвастать, — предостерёг его Питъюк. — Греби крепче, болтай меньше, а то Оухото не догоним.

Ветер дул теперь путникам в спину, и лодки быстро пересекли шестимильное Тюленье озеро. Задолго до сумерек они причалили к глубоко вдающемуся в озеро песчаному мысу; он был оторочен ивняком, и это сулило топливо для костра.

Узкий этот перешеек протянулся с юга на север миль на пять и отделял Тюленье озеро от другого, побольше, лежащего восточное. Низкий, ровный, он был отличной естественной дорогой для оленей, идущих к северу или к югу вдоль растянувшихся на сто миль берегов Нюэлтинтуа. Это было первое место, где оленьи стада могли пересечь преграждавшее им путь огромное озеро. Эскимосы называли этот перешеек оленьей дорогой, и путникам было видно, что совсем недавно по нему прошли многие тысячи оленей.

Разбивая лагерь, они ощутили острый запах хлева. А когда отошли чуть подальше от берега на плоскую мшистую равнину, оказалось, что несчётные стада карибу обратили её в густое бурое месиво.

Ребята стояли, и смотрели, и скоро увидели, как с отдалённого холма в северном конце перешейка на них пошла медленная и тёмная, точно патока, волна. Скоро стало ясно, что это — тысячное стадо самцов: по пятьдесят — шестьдесят в ряд, они двигались так неотвратимо, что Джейми струхнул.

— Скорей уйдём с дороги! — закричал он Эуэсину и Анджелине, что стояли чуть поодаль.

— Зачем боялся, Джейми? — крикнул Питъюк. — Олень не ест тебя. Стой смирно, увидишь, что будет.

Джейми отчаянно хотелось отойти к берегу, но разве мог он отступить: ведь Питъюк не двигался с места. Однако Эуэсин тревожился за сестру и решил не рисковать зря. Олени длинными прыжками пожирали пространство, стадо быстро приближалось, и Эуэсин отвёл сестру к самому краю перешейка.

Но вот от головы стада до трех маленьких фигурок, оказавшихся у него на дороге, осталось всего ярдов двести, и первые самцы учуяли запах человека. Некоторые вздёрнули головы, громко зафыркали, остановились было. Но сзади напирали сотни оленей, и передовым пришлось двинуться дальше.

Оленья волна неумолимо наступала на Джейми. Он круто обернулся, расширенными глазами посмотрел, что делают Питъюк и Оухото. И поразился: Оухото сидел и набивал табаком свою короткую каменную трубочку, а Питъюк небрежно опёрся на ружьё и посвистывал.

Джейми хотелось бежать что есть духу, но он не дал себе воли, только вскинул ружьё. И вот стадо нахлынуло на него.

Казалось, его неминуемо затопчут, но в последний миг поток оленей разомкнулся — они обтекали человека с двух сторон, держась футах в десяти.

Урчало у оленей в животах, похрустывали суставы, остро и резко пахло зверем. Страх Джейми постепенно рассеялся, на смену пришло странное, небывалое волнение, какой-то благоговейный, никогда прежде не испытанный трепет. Живой бурливый поток, стремящийся мимо, несуетливый, бесстрашный, взволновал мальчика до глубины души. Его переполняло чувство близости, чуть ли не любви к этому великолепному невозмутимо спокойному зверю. Стадо наконец прошло, а Джейми стоял словно зачарованный и долго, долго глядел ему вслед.

Подошёл Питъюк, лицо у него было торжественно спокойное.

— Теперь чувствуешь, Джейми, да? Дух оленя. Теперь ты знаешь, что эскимос чувствует к тукту. Тукту даёт эскимосу жизнь. Тукту, он нам брат.

• Предыдущая
• 27/36
• Следующая