Это моя школа - Ильина Елена Яковлевна - Страница 16

• Предыдущая
• 16/101
• Следующая

Возвращаясь из школы, Катя думала: «Сегодня какой день? Пятница. Значит, еще один-единственный денечек, и послезавтра рано утром поедем на вокзал встречать маму».

У Кати даже сердце на секунду замерло при мысли о том, какое это будет счастье — стоять на перроне и ждать того мгновенья, когда вдали покажется паровоз маминого поезда…

И Кате ясно представилось, как они все стоят на перроне. У Тани в руках — букет цветов. Медленно подходит поезд, и вот в окошке вагона — мама! Таня сразу ей — цветы в руки, а сама хватает мамин чемодан. А потом все садятся в машину «Победа», с шашечками на борту, и едут домой. Это уж Таня так решила — взять такси, чтобы со всеми удовольствиями! Заодно уж и Катя с Мишей покатаются…

Катя ускорила шаг. Скорей, скорей домой! Надо прибрать все так, чтобы мама осталась довольна.

Открыла Кате бабушка. В передней было темно (должно быть, перегорела лампочка).

— Бабушка, — сказала Катя, сбрасывая пальтишко, — я сейчас примусь за уборку. А то времени мало осталось.

Бабушка усмехнулась:

— Что ж, лучше поздно, чем никогда.

— Да почему же поздно? Ведь еще только послезавтра мама приедет. До послезавтра столько всего сделать можно!..

— Нет, боюсь, что не поспеть тебе, Катюша, — сказала опять с усмешкой бабушка.

В голосе ее Кате послышалось что-то странное — таинственное, добродушно-насмешливое… Катя встревожилась, заторопилась в комнату и в темноте наткнулась на что-то большое, твердое.

— Ой, что это? Чемодан!..

Еще не веря себе, Катя подбежала к вешалке, и, хотя в передней было почти совсем темно, глаза ее сразу различили — вернее, угадали — знакомый серенький плащ.

— Мама! — вскрикнула Катя не своим голосом и в тот же миг уткнулась в маму. Уткнулась и повисла у нее на шее.

— Мамочка, мусенька, — говорила Катя, целуя ее, — мы так мечтали поехать на вокзал — встречать тебя! Почему ты приехала раньше?

— Так ведь сегодня же день рождения бабушки, — сказала Ирина Павловна. — Вы что, забыли? — Она с ласковым упреком посмотрела сперва на Катю, а потом на Мишу (Катя только теперь его заметила: он стоял, подсунув голову под мамину руку).

— Бабушкино рождение? — Миша так удивился, что даже вытащил голову из-под маминой руки и заглянул ей в лицо. — А я и не знал, что у бабушки тоже бывает рождение.

— А я знала, конечно, — сказала Катя, — только у меня совсем вылетело из головы. Что же теперь делать? Ведь мы ей никакого подарка не приготовили.

— Нехорошо, конечно, — сказала Ирина Павловка. — Ну, да так и быть. Я привезла ей с юга большой шерстяной платок. Скажем, что это от нас всех. А теперь идемте распаковывать мои вещи. Я хочу угостить кое-чем вкусным и бабушку, да и вас заодно.

И, опустившись на колени, Ирина Павловна принялась вынимать из плетеной корзинки узкие, твердые, похожие на стаканчики крымские яблоки, тяжелые нежные груши в желто-коричневой веснушчатой кожице и посыпанные опилками большие прозрачные кисти винограда.

Катя прижалась щекой к маминой загорелой руке:

— Мусенька, да какая же ты хорошая! Ты разве не устала с дороги?

— Нет, я славно выспалась в вагоне, — ответила Ирина Павловна.

И на самом деле, она делала все так быстро, ловко, как будто ни чуточки не утомилась от двухдневного пути. Темные волосы ее были гладко, аккуратно причесаны, и вся она была, как всегда, бодрая и свежая.

Ирина Павловна положила на тарелку несколько яблок, груш и длинную тугую кисть винограда.

— Вот, Мишенька, — сказала она, — отнеси бабушке и помоги ей помыть.

Миша ушел, а мама притянула дочку к себе:

— Выглядишь ты хорошо, моя девочка. Ну расскажи, как было в лагере?

— Нет, раньше ты расскажи. Про море. Какое оно?

— Потом все расскажу… Ну как вы без меня жили? Кто тебя тут причесывал?

— Сама! — сказала Катя и хитро посмотрела на маму. — Я научилась сама заплетать косы.

Ирина Павловна засмеялась:

— Ну, сразу и видно, что сама — вон куда пробор заехал…

У нее так ярко блеснули зубы, что Катя даже удивилась маминому загару.

— Мусенька, а ты привезла ракушки?

— Привезла — и ракушки и камешки. Ну, давай распакуем чемодан и заодно обо всем поговорим.

— Да-да, мамочка, поговорим! — подхватила Катя. — У меня столько всего накопилось!..

Мама вышла из комнаты и вернулась, неся свой чемодан.

Она поставила его на стул. Щелкнул блестящий металлический замочек, и крышка открылась.

— Ну, рассказывай, — напомнила Ирина Павловна, осторожно вынимая из чемодана аккуратно сложенные в нем вещи и развешивая на спинки стульев летние платья. Она протянула Кате коробочку, всю обклеенную, как чешуей, ракушками. В коробочке оказались отполированные морскими волнами камешки. Одни были круглые, похожие на картошку, другие — овальные, как яйцо, третьи — плоские, гладкие, как маленькие плитки шоколада.

Катя не знала, на что смотреть раньше.

— Ой, какие красивые, гладенькие камешки! — говорила она, перебирая их в руках. — А это шляпа? Какая огромная!

Ирина Павловна вынула из чемодана мягкую войлочную шляпу. Катя сразу же надела ее на голову и оказалась под шляпой, словно под крышей.

— Это от солнца, — сказала мама. — Ну выкладывай, что у тебя тут без меня «накопилось».

— Без тебя было плохо, — донесся голос из-под шляпы. — Я так скучала без тебя! Ты понимаешь, мамочка, тебе всегда все интересно, а бабушке начнешь рассказывать, а она ничему не удивляется. Ну решительно ничему!

В комнату вбежал Миша.

— Бабушка не позволяет есть виноград! — сказал он разочарованно. — Говорит, скоро — обед.

— И правильно, — сказала Ирина Павловна. — Я совсем забыла. Вот и тебе, Мишенька, коробочка с ракушками и камешками. Пойди поиграй, а мы тут с Катей поговорим.

Миша заглянул Кате под шляпу:

— Какая смешная шляпа! Как зонтик! А можно и мне ее поносить?

— Можно. По очереди, — сказала Ирина Павловна. — А пока иди.

Миша, взяв подарок, убежал показывать его бабушке, а мама спросила:

— И это все, что у тебя «накопилось»?

— Нет, мамочка, — донеслось опять из-под шляпы. — Я тебе должна сказать еще самое главное. Очень плохое!

Мама присела на стул возле чемодана:

— Ну? Что случилось?

— У нас с Таней… испортились отношения.

— Что? — удивилась Ирина Павловна. — Как же это они могли так сразу испортиться?

— А очень просто. С тех пор как Таня стала студенткой, она так воображает! Только станешь ей что-нибудь рассказывать, а она на часы смотрит. То ей в читальню надо, то на лекцию, то к подруге, то еще куда-нибудь. Скажешь ей: «Мне надо тебе что-то рассказать», а она: «Потом, сейчас не могу». Всегда, всегда ей некогда, и все мои дела для нее — пустяки. Ну вот ты не поверишь — я осталась без учебника географии. Новый предмет, такой трудный, столько названий разных, а я должна занимать книжку у девочек… Уж сколько раз я Тане жаловалась, а она все только обещает да обещает…

Рассказывая, Катя и на самом деле почувствовала, как у нее растет обида на Таню. По-настоящему она с Таней не ссорилась, но сейчас просто очень приятно было рассказывать маме, как трудно жилось без нее, и видеть, что мама, и не говоря ничего, отзывается на каждое слово.

Ирина Павловна слушала серьезно, внимательно, но потом потерла глаза — один, другой, и тут Катя заметила, что мама все-таки устала с дороги, что ей хочется спать, и еще поняла, что огорчила ее.

— Нет, Катенька, — сказала Ирина Павловна, снимая с нее шляпу и приглаживая ей волосы, — ты напрасно обижаешься на Таню. Ты тоже должна понять, что ей сейчас нелегко в новой обстановке. Нужно привыкнуть к профессорам, студентам… Учиться в институте не так-то просто, ты не думай! Это в школе учителя заботятся о каждом ученике, а в институте все надо самому — и конспекты составлять по книгам и лекции записывать… Если уж хочешь говорить серьезно, то раньше Таня о тебе всегда заботилась, а теперь ты сама должна подумать о ней.

В эту минуту из передней донесся звонок.

• Предыдущая
• 16/101
• Следующая