Это моя школа - Ильина Елена Яковлевна - Страница 19

• Предыдущая
• 19/101
• Следующая

— Дорогая девочка! — сказала баском первоклассница и вдруг замолчала.

— Ну что, маленькая? — спросила Таня, не зная, как ей помочь.

— Я… — начала опять первоклассница, — я… я… букет!

И она протянула Тане цветы, но не ушла, а продолжала стоять, закинув голову.

— Иди, иди на место! — донесся шепот со сцены.

Первоклассница оглянулась, сказала спокойно:

— Отдала!

И, сообразив наконец, что больше от нее ничего не требуется, убежала.

А Таня, обхватив одной рукой цветы, а другой прижимая к себе красную коробочку с медалью, оглядела весь зал и прерывающимся от волнения голосом начала:

— Я не готовилась к своему выступлению…

— Вот и хорошо! — сказал старый учитель.

Таня засмеялась и вздохнула. Катя хорошо знала эту привычку старшей сестры — волнуясь, вздыхать и смеяться попеременно.

— Не падай духом, Танюша! — подбодрила ее Вера Александровна. — Говори смелее!

— Я и не падаю, — сказала Таня и перевела дыхание. — Мне хочется сказать вам, Вера Александровна, и вам, Марья Семеновна, и вам, Виктор Петрович, и всем, всем учителям нашим — спасибо за все! — Таня опять перевела дыхание. — Я в детстве хотела обязательно стать летчицей. Как Марина Раскова. Потом мечтала стать артисткой. Но вот прочла книги великого русского педагога Ушинского, Макаренко, стала приглядываться к труду учителей в нашей школе — и поняла, какой это увлекательный и благородный труд… труд учителя. — Она хотела еще что-то сказать, но вдруг встряхнула головой и неожиданно закончила: — Ну, в общем…

И все поняли, что это «ну, в общем» значит, и дружно захлопали. Таня уже собралась убежать, но тут она увидела рядом с собой Катю и с удивлением на нее посмотрела.

— Дорогая сестра! — начала Катя прерывающимся от волнения голосом и, увидев, что бабушка плачет, растерялась. Она секунду помолчала и снова начала, но совсем не теми словами, которые она придумывала дома. — Танечка, — сказала она, — поздравляю тебя! Я знаю, как ты умеешь учиться. И всего добиваться. А вот я еще так не умею… Но я постараюсь.

Таня чуть-чуть улыбнулась.

— Нет, правда постараюсь! — сказала Катя. — Вот увидишь…

Вокруг зашумели аплодисменты. И Катя, забыв, что? она еще хотела сказать, не оглядываясь, побежала на место.

Когда же она немножко успокоилась, то увидела, что раздача медалей уже кончилась и Вера Александровна и Марья Семеновна опять заняли свои места за столом президиума.

— А теперь, — сказала Вера Александровна, обращаясь к залу, — у нас будет урок. Да-да, не удивляйтесь, — самый настоящий урок! Представьте себе, что мы не в зале, а в классе, и что перед нами доска. Предлагаю учителям вызвать кого-нибудь из своих бывших учеников, и пусть они расскажут, пригодились ли им в жизни наши уроки. И я надеюсь, — Вера Александровна поглядела с улыбкой на сидящих за столом учителей, — что вы на этот раз будете не слишком строгими. Виктор Петрович, начните-ка вы.

Старый учитель вынул из кармана записную книжечку, заглянул в нее, словно в классный журнал, и вызвал:

— Артемов, прошу к доске!

Андрей Артемов кивнул головой и, улыбаясь, поднялся с места. Он не пошел к трибуне, а чуть облокотился на спинку стула и начал просто и непринужденно:

— Мне особенно приятно выступить сегодня на вашем вечере потому, что я сам учился в этой школе и окончил ее. Это еще было до войны. Когда на нашу страну напали гитлеровские полчища, мне пришлось воевать. А когда война кончилась, я поступил в строительный институт и вот теперь участвую в строительстве одного из самых больших зданий в Москве — нового здания университета…

Андрей говорил так, словно ничего особенного не было в его судьбе: воевал… работаю… Дело обычное! Все воевали и все работают…

Но когда он окончил, старый учитель сказал:

— Молодец. Пять с плюсом!

На следующий день, в воскресенье, с утра до ночи лил дождь. Но и этот день все равно был очень хороший. Все были дома — и старшие и младшие. Таня никуда не торопилась, долго разбирала свои школьные тетрадки и одну из них — самую красивую, «общую», в коленкоровом переплете и еще нетронутую, только с надписью на первом листке: «Т. Снегирева», — подарила Кате. А после вечернего чая все долго сидели за столом, рассматривали Танину медаль, говорили про учителей и вспоминали о том, что было на школьном вечере. И было даже как-то особенно уютно оттого, что по стеклам змеились искристые полоски дождевых капель и форточка поскрипывала от ветра.

— После вашего ухода, — продолжала Таня, неторопливо перемывая чашки, — мы опять танцевали, как летом на выпускном балу. Только не так долго…

Ирина Павловна, с чайным полотенцем в руках, ждала, что Таня протянет ей чашку. Но Таня все еще вертела и вертела ее в полоскательнице.

— А потом, когда все стали расходиться, — продолжала она, — мы вышли втроем: Лида, я и Андрей Артемов…

— Дай же мне чашку, Танюша, — сказала мама. — Ну, вышли вы втроем… А дальше?

— Вышли мы с Андреем Артемовым, — повторила Таня, протягивая маме чашку. — Помните, кто этот Артемов? Тот самый Герой Советского Союза, который нашу школу закончил и теперь строит университет на Ленинских горах. Вот, значит, выходим мы, а Лидка моя — она смелая — прямо с места в карьер и спрашивает его: «За что вы получили Героя?» — «За дела боевые», — отвечает Андрей. А Лидка опять: «Почему же вы ничего не рассказали нам об этом на вечере?» — «Ну, знаете, — говорит Андрей, — на таком веселом празднике больше хотелось говорить о мирных делах». — «Ну а теперь о войне расскажите!» — попросили мы с Лидой. Андрей сначала отказывался: «Лучше расскажите что-нибудь вы, это будет повеселей». Но мы пошли на хитрость. Начали расспрашивать его о том о сем, он нечаянно разговорился и все нам рассказал. Потом, на прощанье, шутил. «Вы, — говорит, — меня штурмом взяли». Ночь была удивительно теплая. Мы долго-долго ходили с ним по улицам, по набережной, и Андрей все рассказывал. Да только мне так хорошо не рассказать.

— Ничего, все равно расскажи! — попросили Катя и Миша.

— Ну ладно, — сказала Таня. — С чего же он начал? Ах да, с университета… Знаете, это будет целый город науки! Уже сейчас можно увидеть издалека его стальной каркас. Андрей — инженер, вот он этот самый каркас и строит. И знаете, он с таким жаром рассказывал нам об этой стройке, а потом вдруг задумался на минутку и говорит: «Эх, горько подумать, что не дожил до этих мирных дней, до этого строительства товарищ мой Алеша Решетников! Как бы он радовался! Ведь мы вместе собирались поступить после войны в строительный институт».

Мы с Лидой говорим: «Расскажите про вашего товарища». Вот он нам и рассказал.

— А теперь ты нам расскажи! — решительно потребовал Миша.

Таня кивнула головой.

— С Алешей Решетниковым, — сказала она, — Андрей познакомился и подружился еще в танковом училище. Они поступили туда сразу же как только началась война. Оба потом попали на Ленинградский фронт, и оба участвовали в прорыве блокады.

— Как это — «в прорыве блокады»? — спросил Миша.

Таня поглядела на Мишу и Катю:

— Ленинград был окружен врагами, понимаете?

— Ага, — сказал Миша.

— Ну, вот прямо как будто железное кольцо сдавливало его со всех сторон. Люди жили без воды, в холоде, в темноте. Хлеб и другую еду доставляли на самолете. А сколько же можно доставить на самолетах? Конечно, самую малость… Но, несмотря ни на что, Ленинград не сдавался.

Таня рассказывала, а Ирина Павловна перетирала чашки и думала о том, что недаром ее старшая дочка решила стать учительницей. Как она хорошо — спокойно и просто — умеет разговаривать с детьми. Ребята отлично ее слушают — слово боятся проронить. А чем лучше слушают они Танин рассказ, тем лучше рассказывает и Таня.

— И вот пришло время перейти от обороны к наступлению, — торжественно сказала Таня и строго поглядела на Катю и Мишу. — Это наступление должно было прорвать блокаду. Накануне, одиннадцатого января, Андрея и его товарища Алешу приняли в партию. Андрей говорит, что они просто не могли уснуть в ту ночь. Алеша был сдержанный, молчаливый и даже с Андреем застенчивый. Но в ту ночь он много рассказывал Андрею о своей жене и маленьком сыне.

• Предыдущая
• 19/101
• Следующая