Предсказатели прошлого - Талимонова Любовь Алексеевна - Страница 18

• Предыдущая
• 18/30
• Следующая

— Мне кажется, я все понял, Хати. На сцене собирается человек десять, играют чужую жизнь… Это еще придумать надо — играть жизнь! Так вот десять играют, а сотни на них смотрят. Чисто алатарский вариант подхода к жизни.

— Послушать тебя, уважаемый, то покажется, что ты недоволен театром?! А ведь он был у нас культурным центром. Иногда со сцены раздавались умные мысли, достойные идеи.

— Ах, дорогой Хатарис! Для достижения великого существует такая прекрасно-незаменимая вещь, как одиночество, а не театр. Согласись со мной, Хати, что гениальные идеи чаще всего рождаются ночью, когда человек один, а не в театре, где он окружен толпой людей. Честно говоря, я бы и минуты не выдержал в вашем культурном центре. Среди сотен людей я не стал бы предсказателем.

— Ну, Борнахи, предсказателем ты бы стал всегда и везде, но скажи, тебе действительно не нравится театр?

— Не то, чтобы не нравится… Для Алатариса это было нормальным явлением, но для Торнана оно кажется несколько странным.

— Послушай, Нахи, а как по-твоему называются такие явления, как театр? Абсолютно уверен, что для этого заведения у тебя есть свое собственное название.

— Такое заведение у меня называется домом массового психоза, Хатарис.

— Домом психоза?!

— Массового, Хатарис. Не забывай этого уточнения, — психоз бывает только массовым. Где ты видел одного человека, страдающего этим недоразумением?

— Где? Трудно сказать.

— Потому что ты никогда не видел такого человека. А теперь вспомним алатарский театр. Вот сидит сотня людей, десять на сцене изображают жизнь, вдруг люди в первых рядах засмеялись, заплакали или стали хлопать в ладоши. Что происходит с остальными? Через минуту весь зал смеется, рыдает или хлопает в ладоши. Несколько раз я наблюдал за вашими спектаклями, Хати. На мой взгляд, люди вели себя странно в театре — смеялись там, где не просыхать бы от слез, а плакали над тем, над чем надо смеяться. И вообще, как химик ты должен знать, Хати, что там, где много людей, мало кислорода. Это вредно для здоровья.

— Так, значит, ты не отказываешься от своих убеждений о плохом театре?

— Да, Хатарис, уж лучше я останусь при своем мнении. Мои убеждения, по крайней мере, дают мне возможность оставаться в живых, а где сейчас страна сияющих огней с ее театром вместе?

— Самое интересное, что мне нечего тебе возразить, Нахи. Жители селения предупреждали меня, что с тобой бесполезно спорить. Самому же после будет стыдно. Или смешно, как часто со мной бывает.

— О, положительные эмоции укрепляют здоровье, Хати, можешь смеяться, сколько хочешь. Но согласись, театр действительно забавная вещь. Когда я о нем думаю, знаешь, какая картина всплывает у меня перед глазами?

— Какая, Борнахи?

— Сижу я, обедаю, а Фати и Эя только смотрят, как я ем сладкие блинчики. И когда я восторгаюсь вкусным обедом, они бурными аплодисментами разделяют мой восторг. Не знаю почему, но представляю себе театр именно таким. И не пытайся переубедить меня, Хатарис.

— А я и не пытаюсь, после такого образного описания театра кому в голову придет переубеждать тебя, Борнахи? Наоборот, мне кажется, что я сам переубедился. Или попал под твое влияние, уважаемый предсказатель.

— Перестань, Хатарис, разве ты не знаешь, что я применяю гипноз только в исключительных случаях, когда надо предотвратить у человека болевой шок. А так гипноз вреден, особенно для мозга человека. Но мы к истоку большой реки поплыли по ее маленькому притоку. Мы же говорили о театре, Хатарис. Насколько я понимаю, драматический театр — это театр, где актёры играют печальные истории?

— Верно, Борнахи, верно.

— Тогда что такое комик в драматическом театре?

— А комика в таком театре вообще нет, Борнахи. Смех как-то не вяжется с драмой.

— Значит, комик — это человек, который играет смешные истории?

— Да, Нахи, играет или рассказывает.

— Уж лучше быть комиком, Хатарис. Нет ничего хуже, чем заставлять людей огорчаться и плакать. Хотя напоминание о светлой грусти людям не повредит, особенно в будущем. Но играть жизнь, Хатарис, — это бесподобно! Жизнью обычно живут, дорожат, а не играются. Нет, Хати, торнанское миропонимание и театр просто несовместимы!

— Да, Нахи, я понимаю. А знаешь, в последний период существования страны люди в Алатарисе именно игрались жизнью, или играли в нее.

— И то, и другое верно, Хатарис. Но воспоминания о стране огней нагоняют на тебя тоску. Давай забудем того глупого ребенка, который пошел играть с огнем в сарай с хворостом. Ты только подумай, Хатарис, что теперь у тебя есть свой дом. Это же замечательно!

— И правда, Нахи, собственный дом — хорошо! Пойду-ка, посмотрю на него внимательно. К тому же от любопытства я теперь не умру, а если я не страдаю от любопытства, то начинаю страдать от безделья. Поэтому, Нахи, переселяться мне надо.

— Конечно, Хати. У меня тоже есть дела, а о театре я у тебя все выяснил. Спасибо.

— Не за что, дорогой предсказатель. Только зачем ты сказал мне о своих делах? Мне сразу захотелось спросить, что это за дела? А если я начну о чем-то спрашивать, то, сам понимаешь, ни у тебя, ни у меня никаких дел больше не будет.

— Это я понимаю, любопытный наш, поэтому предлагаю вовремя расстаться. Увидимся вечером, Хати, на новоселье.

— Ладно, Борнахи, пока. Я уже ухожу.

— Привет, любимый предсказатель! Мы с Улсвеей внимательно осмотрели новый дом, перенесли туда свои вещи и разложили их по полочкам, успели погулять по берегу моря, а я даже уже нарядно оделся к празднику. Посмотри, Нахи, какая у меня новая кофта!

— Хатарис, ты просто неотразим!

— Спасибо, Нахи. Но беда в том, что я переделал все свои дела, а до праздничного вечера еще целый час.

— В общем, ты хочешь сказать, что умираешь без работы?

— Да, Борнахи. Поэтому я пришел сюда, может, ты со мной поговоришь этот час?

— Нет, дорогой Хати, говорить я с тобой не буду, но от безделья, так и быть, спасу.

— Правда? А как, Борнахи? У тебя есть для меня работа?

— Я думаю, если ты хорошо знаешь химию, то должен разбираться и в математике.

— Точно. Если твои цифры, Нахи, не больше шестизначных, то я тут же в уме проведу все операции, и через минуту ты получишь готовый ответ.

— О! Неужели мечта моей жизни осуществилась? Наконец-то небо сжалилось надо мной и послало мне помощника!

— Что такое, уважаемый?

— Теперь ты будешь моей ВМ, Хати.

— Чем-чем?

— Вычислительной машиной.

— А-а. Насколько я понимаю, тебе надо что-то подсчитать, Борнахи?

— Да, Хатарис. Я постоянно что-то считаю и высчитываю. Я должен заниматься этим по долгу службы, но математика отнимает у меня очень много времени. Я считаю не так быстро, много раз проверяю себя.

— И правильно делаешь, Нахи. Я уже вижу ошибку в расчетах. В результате сложения и деления этих цифр должно получиться число пи. А у тебя что получилось, Нахи?

— Что-то получилось, однако я даже не знаю, что такое число пи.

— Ты меня удивляешь, любимый предсказатель. Признайся, откуда ты взял эти формулы?

— А что? Мне надо вычислить данные относительно местной долготы и широты.

— Это я понимаю, но ты скажи мне, где ты взял эти формулы, Борнахи?

— А почему это так тебя интересует, Хати?

— Видишь ли, Нахи, у нас в Алатарисе целые научные институты годами бились над решением подобных уравнений. Выведенные таким путем формулы считались научным открытием. Я не хочу тебя обидеть, Борнахи, у тебя, конечно, есть определенные способности к математике, но… извини, с такими способностями открытия не сделаешь. Поэтому скажи, кто дал тебе эти формулы?

— Не беспокойся, Хатарис, никакого другого учёного, кроме тебя, я у себя не прячу. Дались тебе эти формулы!

— Ну, интересно, Нахи.

— Если я не скажу, где их взял, ты, Хати, от меня не отстанешь…

• Предыдущая
• 18/30
• Следующая