Сливовый пирог - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 11

• Предыдущая
• 11/28
• Следующая

– Прошу прощения, мэм.

– Да, Дживс?

– Если мне позволительно внести предложение, я бы сказал, что артист более опытный справился бы с этой ролью успешнее, чем мистер Вустер.

– Вы что, вызываетесь добровольцем?

– Нет, мэм. Артист, которого я имел в виду, – это сэр Родерик Глоссоп. У сэра Родерика более внушительная наружность и голос гуще, чем у мистера Вустера. Если он своим басом произнесет: «Хо-хо-хо-хо!» – это произведет сильнейший драматический эффект, и я не сомневаюсь, что вам он в просьбе не откажет.

– Тем более, – включился и я, – что он имеет обыкновение зачернять себе лицо жженой пробкой.

– Совершенно верно, сэр. Он будет рад нарумянить щеки и нос – для разнообразия.

Тетя Далия задумалась.

– Пожалуй, вы правы, Дживс, – проговорила она наконец. – Жаль, конечно, детишек, они лишатся самой веселой потехи, но пусть знают, что жизнь состоит не из одних удовольствий. Спасибо, я, наверно, не буду это пить, еще слишком рано.

Тетя нас покинула, и я, глубоко растроганный, взглянул в глаза Дживсу. Он избавил меня от опасности, от одной мысли о которой у меня мурашки бежали по спине, я ведь ни на минуту не поверил тетиному утверждению, что будто бы борода у священника загорелась по чистой случайности. Юное поколение, наверное, многие ночи напролет замышляло этот террористический акт.

– Дживс, – сказал я, – вы что-то такое говорили давеча насчет поездки на Флориду после Рождества.

– Это было всего лишь предположение, сэр.

– Вы хотите поймать на удочку тарпонга, не так ли?

– Не скрою, это мое горячее желание, сэр.

Я вздохнул. И не столько потому, что мне жалко было рыбу, быть может, добрую мать и жену, которую хотят подцепить на крючок и вырвать из круга близких и любимых. Меня лично без ножа резало сознание, что я пропущу в клубе «Трутни» турнир по метанию летучих стрел, где мне светило стать победителем. Но – ничего не поделаешь. Я подавил сожаления.

– Тогда отправляйтесь за билетами.

– Очень хорошо, сэр.

А я прибавил торжественным тоном:

– И да поможет небо той рыбе, Дживс, которая вздумает потягаться хитростью с вами. Ее усилия останутся тщетны.

© Перевод. И. Бернштейн, 2006.

Сирил Грули, младший партнер издательства «Попгуд и Грули» (Нью-Йорк, Медисон-авеню), отрабатывал легкий удар, используя вместо лунки гуттаперчевый стаканчик, но когда вошла Патриция Бинстед, его секретарша, оставил это занятие и крепко обнял ее – не потому, что издатели не могут спокойно видеть красивых девушек, а потому, что она была его невестой. Вернувшись из Райской долины, они собирались зайти в приличную церковь, а там – стать мужем и женой.

– Кто-то пришел? – спросил он, не разжимая объятий. – По делу?

– Да. Попгуда нет, а явился сам Дракула. Очень похож, один к одному. Вообще-то он профессор Пепперидж Фармер. Хочет подписать договор.

– Книги пишет?

– Вот, написал. Называется «Гипноз как способ раскрытия механизмов подсознания» и т. д. и т. п. Попгуд заменил на «Спать, спа-ать…». Говорит, так занятней.

– Несомненно.

– Примешь его?

– Конечно, моя королева.

– Да, Попгуд сказал, аванс – не больше двухсот долларов, – прибавила Патриция.

Через минуту-другую посетитель вошел в кабинет. Вид у него и впрямь был ужасный. Лицо – желтое, мрачное, в морщинах, глаза такие, что не дай Бог увидеть в темноте, да еще в пустынном месте. Но Грули часто общался с авторами и ко многому привык.

– Заходите, – с обычной любезностью сказал он. – Хорошо, что застали. Уезжаю в Райскую долину.

– Поиграть в гольф? – догадался профессор, взглянув на короткую клюшку.

– Да.

– Хорошо играете?

– О нет! Я печальный и особый случай. В теории знаю все, на практике – мажу.

– Надо низко держать голову.

– Томми Аткинс говорит то же самое, но она как-то не держится.

– Такова жизнь.

– Да, не подарок…

– Если вам угодно так выразиться.

– Угодно. Но перейдем к делу. Мисс Бинстед сообщила, что вы пришли подписать договор. Вот он. Кажется, все в порядке, только мы не оговорили сумму аванса.

– Что предлагаете вы?

– Сто долларов. Издавая такие книги, мы идем на риск. Поскольку в них нет любовной линии, нельзя изобразить на супере полуголую даму, что вызвало бы гневные статьи, которые резко повышают спрос. Кроме того, бумага дорожает, типография повышает цену, переплетчики… Что с вами? Почему вы жестикулируете?

– Есть французская кровь. С материнской стороны.

– Попробуйте сдерживаться. Как-то укачивает.

– Да? Очень интересно. Вижу, у вас закрываются глаза. Вы просто засыпаете! Засыпаете… засыпаете… засыпаете…

Проснулся Сирил часа в два. К счастью, Дракулы уже не было. Странно, подумал он, они ведь не договорились об авансе. Наверное, решили снова встретиться. И, выбросив это из головы, издатель взялся за клюшку, а позже, после ленча, уехал в Райскую долину.

В иллюстрированном буклете об отеле «Рай» прямо говорится, что эта долина – мир мечты, воплощение прекрасного, где широкие просторы, нежные ветерки и так далее даруют измученному горожанину новые силы. Красные шарики его крови плодятся с такой скоростью, что он ощущает je ne sais quoi[2] или, если хотите, bien etre[3], словно вышел из чистки. Мало того, буквально рядом с отелем можно поиграть в гольф за соответствующую плату.

Буклет не упоминает о том, что место это, сама площадка, поражает своими неудобствами. Соорудил ее один шотландец, видимо – из ненависти к человечеству придавший ей сходство с худшими, что есть на его родине. Привлечь она может игрока с высокими идеалами и неискоренимой тягой к преодолению препятствий. Первый же взгляд на нее вверг Сирила в то состояние, которое в науке именуют «мандраж». Он записался на завтрашний матч, он всегда на них записывался, вспоминая, что однажды сыграл очень хорошо, но мысль о том, что придется действовать при заматерелых мастерах, сама по себе вызывала ощущение, что примерно пятьдесят семь гусениц ползают вниз и вверх по спине. Можно сравнить его с дворнягой, попавшей на собачью выставку.

Утром, в день состязаний, он сидел на террасе без малейшего bien etre, не говоря je ne sais quoi, и вдруг увидел Эгнес Флек.

Познакомился он с ней почти сразу. Узнав, что он издатель, она заговорила о своей книге и спросила, не полистает ли он ее в свободное время. Грули знал по опыту, что корпулентные девицы пишут или слащавую муру, или что-то не совсем печатное. Тем самым, увидев ее, он быстро побежал в бар, а в дверях врезался ни в кого иного, как в профессора, который обрел еще более зловещий вил, поскольку был в шортах, багровой рубахе и панаме с пурпурной лентой.

Почему-то он удивился, хотя профессор мог приехать сюда, как всякий другой. Но нет; он был неуместен, словно вампир на садовом приеме или нетопырь на пикнике.

– И вы тут! – закричал Сирил. – Что с вами тогда случилось?

– В издательстве? – сказал профессор. – Заметив, что вы дремлете, я вышел на цыпочках, решив, что лучше встретиться в более удобной обстановке. Если вы подумали, что я здесь случайно, вы ошиблись. Я приехал, чтобы помочь вам с гольфом. Как-никак, я вам очень обязан.

– Вы? Мне?

– Обсудим позже. Скажите лучше, как игра. Есть успехи? Обычно Сирил не открывал душу едва знакомым людям, но сейчас не устоял. Профессор словно выдернул пробку, и все его страхи хлынули наружу, как имбирное пиво. Можно считать, что он лег на кушетку у психоаналитика, который берет двадцать пять долларов за полчаса. Пламенно и пылко он рассказал о состязаниях, описал мандраж и гусениц, а профессор внимательно слушал, иногда пощелкивая языком. Словом, хотя он напоминал творенье футуриста наутро после попойки (если у футуристов бывает тяжелое похмелье), сердце у него было чувствительное.

• Предыдущая
• 11/28
• Следующая