Жозеф Бальзамо. Том 2 - Дюма Александр - Страница 13

• Предыдущая
• 13/160
• Следующая

— Но внутри страны все спокойно, государь, — возразил герцог, прикидываясь, что не понимает.

— Нет, нет, вы сами знаете, что это не так. Вы любите меня и прекрасно мне служите. Другие люди тоже говорят, что любят меня, хотя на свой лад, совсем не так, как вы; установим же согласие между всеми, столь различными сферами. Не упрямьтесь, герцог, дайте мне пожить счастливо.

— Для полного вашего счастья, государь, я готов сделать все, что от меня зависит.

— Вот это другой разговор. Так поедем нынче со мной обедать.

— В Версаль, государь?

— Нет, в Люсьенну.

— О, я весьма сожалею, государь, но моя семья в большой тревоге из-за вести, которая распространилась вчера. Родные полагают, что я впал в немилость у вашего величества. Я не могу обречь на страдания столько сердец.

— А разве те сердца, о которых я вам говорю, не страдают, герцог? Подумайте, как мирно мы жили все трое во времена бедной маркизы?

Герцог понурил голову, глаза у него затуманились, а из груди вырвался сдерживаемый вздох.

— Госпожа де Помпадур много радела о славе вашего величества, — произнес он, — у нее были великие политические замыслы. Признаться, ее вдохновенные устремления совпадали с моими взглядами. И нередко, государь, я впрягался с нею в одну упряжку во имя ее великих начинаний… Да, с нею мы друг друга понимали.

— Но она вмешивалась в политику, герцог, и все ставили ей это в упрек.

— Это верно.

— А нынешняя, напротив, кротка, как ягненок: она еще не приказала бросить в тюрьму ни единого человека, даже памфлетиста или автора обидных песенок. И что же? Ее упрекают за то, что другим ставили в заслугу. Ах, герцог, так можно отбить охоту ко всякому прогрессу… Ну, поедете вы в Люсьенну заключать мир?

— Государь, соблаговолите заверить графиню Дюбарри, что она, по моему суждению, очаровательна и достойна королевской любви, но…

— А-а, без «но» все же не обходится, герцог!

— Но, — продолжал господин де Шуазель, — я убежден, что вы, ваше величество, необходимы Франции, а вам, государь, хороший министр нынче нужнее, чем очаровательная любовница.

— Не будем больше об этом говорить, герцог, и останемся добрыми друзьями. Но попросите уж госпожу де Граммон, пускай не строит больше козней против графини: женщины нас поссорят.

— Государь, госпожа де Граммон слишком хочет угодить вашему величеству — вот и вся ее вина.

— Но тем, что она вредит графине, она только раздражает меня, герцог.

— Государь, госпожа де Граммон уезжает, и больше вы ее не увидите: одним врагом меньше.

— Я вовсе не это имел в виду, вы преувеличиваете. Но у меня уже голова раскалывается, герцог, мы работали нынче утром, словно Людовик Четырнадцатый с Кольбером, мы вели себя, словно люди великого столетия, как выражаются философы. Кстати, герцог, а вы не философ?

— Я слуга вашего величества, — отвечал г-н де Шуазель.

— Я в восторге от вас, вы бесценный человек; дайте мне руку, работа совсем меня доконала.

Герцог поспешно предложил его величеству руку.

Он догадывался, что сейчас распахнутся обе створки двери, что весь двор собрался в галерее, что сейчас все увидят его под руку с самим королем; после стольких мучений он был совсем не прочь помучить своих врагов.

В самом деле, придверник отворил двери и возвестил на всю галерею о появлении короля.

Людовик XV, продолжая беседовать с г-ном Шуазелем, улыбаясь ему и тяжело опираясь на его руку, пересек толпу; он не заметил или не желал замечать, как бледен Жан Дюбарри и как красен г-н де Ришелье.

Но от г-на де Шуазеля не укрылись эти перемены цветов. Твердой поступью, с откинутой головой, со сверкающими глазами прошествовал он мимо придворных, которые теперь старались держаться к нему поближе, точно так же как утром — отойти подальше.

— Так! — сказал король в конце галереи. — Герцог, подождите меня, я отвезу вас в Трианон. Запомните все, что я вам сказал.

И король вошел в свои покои.

Г-н де Ришелье растолкал всех, подошел к министру, обеими своими тощими руками сжал его руку и сказал:

— Я давно знал, что Шуазели живучи как кошки.

— Благодарю, — отвечал герцог, прекрасно понимавший, в чем тут дело.

— А что же этот нелепый слух… — продолжал маршал.

— Его величество только посмеялся над ним, — сказал Шуазель.

— Толковали о каком-то письме…

— Это розыгрыш со стороны короля, — возразил Шуазель, метя этой фразой прямо в Жана, который почти уже не владел собой.

— Превосходно! Превосходно! — повторил маршал, вернувшись к виконту, как только Шуазель исчез и не мог больше его видеть.

Король спустился по лестнице, подозвал герцога и велел следовать за ним.

— Э, да нас провели! — сказал маршал Жану.

— Куда они едут?

— В Малый Трианон потешаться над нами.

— О, дьявол! — пробормотал Жан. — Ах, простите, господин маршал.

— Теперь моя очередь, — объявил тот, — и поглядим, чьи возможности надежней — мои или графини.

Когда Людовик XIV построил Версаль и, видя огромные гостиные, полные стражи, прихожие, полные придворных, коридоры и антресоли, полные лакеев, понял, какие неудобства сопряжены с величием, он сказал себе, что Версаль воплотил собой именно то, что он, Людовик XIV, замыслил, а Мансар. Лебрен и Ленотр исполнили: это обиталище Бога, но отнюдь не жилище человека.

Тогда великий король, который в часы досуга был человеком, велел построить Трианон, где мог перевести дух и пожить без посторонних глаз. Но меч Ахилла, утомлявший временами самого Пелида, оказался для его наследника-мирмидонянина[14] воистину неподъемной ношей.

Трианон, этот уменьшенный Версаль, показался все-таки чересчур помпезным Людовику XV, и он велел архитектору Габриелю выстроить Малый Трианон, павильон в шестьдесят квадратных футов.

Слева от Большого Трианона возвели невыразительное, лишенное украшений строение квадратной формы: там жили слуги и домочадцы. В здании было приблизительно десять господских апартаментов, а также место для пятидесяти слуг. Это здание цело и поныне. В нем два этажа да чердак. Первый этаж отделен от леса замощенным рвом; все окна обоих этажей забраны решетками. На Трианон выходит ряд окон длинного коридора, похожего на монастырский.

Восемь или девять дверей ведут из этого коридора в апартаменты, из коих каждый представляет собой переднюю, два кабинета направо и налево от передней, а далее одна или две спальни с низкими потолками, выходящие во внутренний двор.

Выше этажом расположены поварни.

Под крышей — комнаты для челяди.

Это и есть Малый Трианон.

Добавьте сюда часовню на расстоянии двадцати туазов от замка — ее мы здесь описывать не будем, поскольку в этом нет никакой нужды; следует еще заметить, что разместиться в этом замке может, как сказали бы мы сегодня, только одна семья.

Топография, следовательно, такова: замок, окнами фасада глядящий на парк и в лес, а левой стороной обращенный к службам, которые глядят на него окнами коридоров и кухонь, забранными частой решеткой.

Из Большого Трианона, которым Людовик XV пользовался в торжественных случаях, можно попасть в Малый через огород, расположенный между двумя резиденциями — надо только перейти деревянный мостик.

В этот огород, он же и фруктовый сад, который был разбит по проекту и трудами самого Лакентини[15], повел Людовик XV г-на Шуазеля, едва они прибыли в Малый Трианон после тяжких утренних трудов, о коих мы уже рассказали. Король жаждал показать министру усовершенствования, введенные им в новом обиталище дофина и дофины.

Г-н де Шуазель всем восхищался, все сопровождал замечаниями, исполненными истинно придворной прозорливости; он выслушал короля, рассказавшего ему, что Малый Трианон день ото дня становится все красивее и жить в нем все уютнее, и сам заметил в ответ, что это воистину семейное пристанище его величества.

• Предыдущая
• 13/160
• Следующая