Жозеф Бальзамо. Том 2 - Дюма Александр - Страница 23

• Предыдущая
• 23/160
• Следующая

— Слушаю изо всех сил.

— Сперва скажите мне, сколько человек в комнате кроме меня.

— Двое.

— Мужчины или женщины?

— Мужчина и женщина.

— Прочтите в моих мыслях имя мужчины.

— Герцог де Ришелье.

— Теперь женщины.

— Графиня Дюбарри.

— О! — прошептал герцог. — В самом деле недурно.

— Да я в жизни не видывала ничего подобного, — прошептала графиня, которую била дрожь.

— Хорошо, — продолжал Бальзамо, — а теперь прочтите первую фразу письма, которое у меня в руках.

Голос повиновался.

Графиня и герцог переглянулись с удивлением, переходящим в восторг.

— Где теперь то письмо, которое я записал под вашу диктовку?

— Оно мчится.

— В какую сторону?

— На запад.

— Оно далеко?

— О да, очень далеко, очень далеко.

— Кто его везет?

— Мужчина в зеленой куртке, в кожаном колпаке и ботфортах.

— Он идет пешком или скачет на лошади?

— Скачет на лошади.

— Какая у него лошадь?

— Пегая.

— Где вы его видите?

Голос медлил с ответом.

— Посмотрите! — повелительно произнес Бальзамо.

— На большой дороге, по обе стороны ее растут деревья.

— Но какая это дорога?

— Не знаю, все дороги похожи одна на другую.

— Как! Ничто не указывает вам, что это за дорога — никакой столб, никакая надпись, ничего?

— Погодите, погодите, мимо этого человека на коне едет повозка; она минует его и катит прямо на меня.

— Что за повозка?

— Тяжелый экипаж, полный аббатов и военных.

— Дилижанс, — прошептал Ришелье.

— На этом экипаже ничего не написано? — спросил Бальзамо.

— Нет, написано, — отвечал голос.

— Прочтите.

— На повозке я вижу желтые, полустертые буквы: Версаль.

— Оставьте повозку и следуйте далее за гонцом.

— Я его не вижу.

— Почему вы потеряли его из виду?

— Потому что дорога поворачивает.

— Поверните и вы догоните его.

— О! Он скачет во весь опор, он глядит на часы.

— Что вы видите впереди, там, куда он скачет?

— Длинный проспект, роскошные здания, большой город.

— Следуйте за ним дальше.

— Следую.

— И что же?

— Гонец все нахлестывает лошадь с удвоенной силой; животное все в мыле, его копыта так громыхают по мостовой, что все прохожие огладываются. А! Вот гонец въезжает на длинную улицу, которая идет под гору. Сворачивает направо. Придерживает лошадь. Останавливается у дверей большого особняка.

— Здесь следите за ним особенно внимательно, слышите?

В ответ послышался вздох.

— Вы устали, понимаю.

— Да, я в изнеможении.

— Пусть ваша усталость исчезнет, я так хочу.

— Ах!

— Ну, что?

— Благодарю.

— Вы по-прежнему чувствуете усталость?

— Нет.

— Вы видите гонца?

— Погодите… Да, да, он поднимается по большой каменной лестнице. Перед ним идет лакей, на нем синяя с золотом ливрея. Идут через просторную гостиную, полную позолоты. Гонец входит в освещенный кабинет. Лакей отворяет ему дверь и удаляется.

— Что вы видите?

— Гонец кланяется.

— Кому он кланяется?

— Погодите. Он кланяется мужчине, сидящему за столом спиной к двери.

— Как одет этот мужчина?

— Разряжен, словно для бала.

— Есть ли на нем знаки отличия?

— Широкая голубая лента через плечо.

— Его лицо?

— Не вижу… А!

— Что?

— Он оборачивается.

— Какое у него лицо?

— Живой взгляд, неправильные черты, превосходные зубы.

— Какого он возраста?

— От пятидесяти до пятидесяти восьми лет.

— Герцог! — шепнула графиня на ухо маршалу — Это герцог.

Маршал кивнул головой, что должно было означать: да, это он, но давайте слушать.

— Далее? — повелительно произнес Бальзамо.

— Гонец передает человеку с голубой лентой…

— Называйте его герцогом, это герцог.

— Гонец, — откликнулся послушный голос, — передает герцогу письмо, которое он достал из кожаного мешка, что висит у него за спиной. Герцог распечатывает письмо и внимательно его читает.

— Затем?

— Берет перо, лист бумаги и пишет.

— Пишет! — пробормотал Ришелье. — Ах, черт возьми! Знать бы, что он пишет — вот это было бы прекрасно!

— Скажите мне, что он пишет, — приказал Бальзамо.

— Не могу.

— Вы слишком далеко. Войдите в кабинет. Вошли?

— Да.

— Гляньте через его плечо.

— Да.

— Теперь разбираете?

— У него плохой почерк: мелкий, неровный.

— Читайте, я так хочу.

Графиня и Ришелье затаили дыхание.

— Читайте, — повторил Бальзамо, еще более повелительно.

— «Сестра моя», — произнес дрожащий неуверенный голос.

— Это ответ, — вместе выдохнули герцог де Ришелье и графиня.

— «Сестра моя, — повторил голос, — успокойтесь: в самом деле, мы пережили кризис; в самом деле, он был весьма опасен, но все уже позади. С нетерпением жду завтрашнего дня, потому что завтра в свой черед намереваюсь перейти в наступление, и все предвещает мне решительный успех. Руанский парламент — это прекрасно, милорд X. — прекрасно, петарды — прекрасно.

Завтра буду работать с королем, затем добавлю к этому письму постскриптум и пошлю его Вам с тем же гонцом».

Бальзамо простер левую руку к дверям и, казалось, с мучительным трудом вырывал у голоса каждое новое слово, правою же тем временем поспешно записывал строчки, которые выходили из-под пера г-на де Шуазеля.

— Это все? — спросил Бальзамо.

— Это все.

— Что теперь делает герцог?

— Складывает вдвое лист, на котором писал, потом еще раз вдвое, и прячет его в маленький красный бумажник, который достал из левого кармана.

— Вы слышали? — обратился Бальзамо к графине, остолбеневшей от изумления. — А теперь?

— Теперь он что-то говорит гонцу и отпускает его.

— Что он ему говорит?

— Мне был слышен только конец фразы.

— Что именно?

— «В час у решетки Трианона». Гонец кланяется и уходит.

— Так и есть, — заметил Ришелье, — он назначил гонцу встречу после конца работы, как было сказано в письме.

Движением руки Бальзамо призвал его к молчанию.

— А что теперь делает герцог? — спросил он.

— Встает. В руке у него письмо, которое ему привезли. Идет прямо к постели, заходит в альков, нажимает пружину, открывает железный ларец. Бросает письмо в ларец и запирает его.

— О! — хором вскричали герцог и графиня, у которых в лице не осталось ни кровинки. — О! Воистину, это чародейство!

— Вы узнали все, что хотели, сударыня? — осведомился Бальзамо.

— Господин граф, — с ужасом приблизившись к нему, произнесла графиня, — вы оказали мне услугу, за которую я с радостью расплатилась бы десятью годами жизни, а вернее, за которую я никогда не смогу расплатиться. Просите у меня, чего хотите.

— Ах, сударыня, вы же знаете, это входит в наш с вами счет.

— Скажите же, скажите, чего вы желаете.

— Еще не время.

— Что ж! Когда время придет, просите хоть миллион…

Бальзамо улыбнулся.

— Эх, графиня, — вскричал маршал, — с большим успехом вы сами могли бы попросить миллион у графа. Не кажется ли вам, что человек, знающий то, что знает граф, а главное, видящий то, что он видит, прозревает золото и алмазы в чреве земли с тою же легкостью, с какой читает в людских сердцах?

— В таком случае, граф, — промолвила графиня, — я простираюсь перед вами в бессилии.

— Нет, графиня, придет день, когда вы сможете мне воздать. Я предоставлю вам такую возможность.

— Граф, — обратился к Бальзамо герцог, — я покорен, побежден, раздавлен! Я уверовал.

— Как уверовал святой Фома, не правда ли, герцог? Это не называется уверовать, это называется увидеть.

— Называйте, как вам будет угодно; что до меня, я приношу повинную, и отныне, если со мной заговорят о колдунах, я знаю, что скажу в ответ.

Бальзамо улыбнулся.

— Теперь, сударыня, — обратился он к графине, — я хотел бы кое-что сделать, если на то будет ваше соизволение.

• Предыдущая
• 23/160
• Следующая