Повелитель миражей - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 65

• Предыдущая
• 65/69
• Следующая

А я не знал, что ответить. Хотелось ругать за глупость, безответственность и одновременно простить, прижать к груди и никуда не отпускать.

– Я обязательно приеду и вас заберу. – Я проглотил ком в горле и смог ответить. – Не злите охрану, дождитесь меня.

– А Юко охраннику нос сломала! – наябедничала она на сестренку. – Но они все равно боятся отвечать, хоть комната закрыта блокиратором. Ну знаешь, золотистый такой, кубик из кучи шариков.

Послышался звук возни, недовольное вскрикивание, и телефон отключили. Занятная информация, читал я о таких штуках, но вживую, к счастью, не видел. Обычно способности блокируют установками-новоделами, величиной с рефрижератор. А вот то, что описала Ай, весьма компактная штуковина, легко носимая с собой. Наследие древних, что б им икалось. Дико дорогой артефакт, крайне опасный для наших планов, потому как способен блокировать силы «учителей» сопровождения. Единственный плюс – все остальные в радиусе действия тоже не смогут использовать бахир.

Следующим вечером долгожданная строчка о выделении свободного рода Березиных из клана Матвеевых появилась в ленте имперских новостей. Отмечали мы это событие, словно победу, хотя главный бой еще только предстоял.

Бравая команда из двух «учителей», юриста и меня отправилась в первопрестольную. С Таней остался третий боец. Мы не рассчитывали отсутствовать долго, да и сопровождение требовалось не для боевых действий, а скорее в качестве демонстрации возможности применения силы.

Город встретил знойной жарой и громкой суетой заполненных людьми улиц. Когда-то мне казалось, что долгом сильного является обеспечение общего блага – например, приятная прохлада для всего города. Но довольно быстро меня научили, что под общим благом подразумевается только свой род. Потому и в Москве не было искусственных дождей и иного противодействия жаре.

В тесном многомиллионном городе особняки росли ввысь, а не вширь. Очень малое число родов могло позволить себе малоэтажную застройку на большой площади, остальные предпочитали высотки. Наша цель обитала в двадцатиэтажном здании из стекла и бетона – каждые четыре этажа которого были повернуты относительно предыдущих, словно небрежно расставленные кубики. Как я слышал, секции дома раньше очень медленно поворачивались по оси, но сейчас небоскреб выглядел нелепо замершим монолитом.

Естественно, мы не стали афишировать свое прибытие раньше времени и взяли себе несколько часов на составление личного впечатления о месте – карты и данные из сети все-таки совсем не то. Договорились встретиться вечером в уютном кафе за квартал от точки назначения.

Бейсболка и молодежный балахон скрывали лицо и фигуру. Походку скрыть было сложнее, но помог каменный окатыш в одном из ботинок – легкое прихрамывание полностью изменило моторику.

Я неспешно гулял вместе с толпой прохожих вдоль высокой ограды у высотки Матвеевых и уже собирался возвращаться в точку встречи, как приметил очень удобную площадку у ресторана в здании чуть дальше по улице. Заведение находилось на последнем этаже еще одной высотки, занимало заодно широкий балкон на своем этаже и крышу под летние столики. Быть может, «кубы» в здании главы клана оттого и перестали вращаться, чтобы начальственные кабинеты не попадали под любопытные взгляды посетителей? Кто их знает – через тонированные окна особо-то и не разглядишь внутренние помещения.

Ради посещения ресторана пришлось сменить имидж – не та ценовая категория для молодежи. В центре довольно быстро нашелся магазин готовой одежды, а дальше пришлось пойти на некий риск – искажение хоть и скрывало меня, но люди так и норовили врезаться. Еще могли встретиться другие одаренные, что наверняка бы почувствовали силу техники рядом с собой, но обошлось.

Неожиданности последовали уже в ресторане, и дело было не в полностью забитом зале. Воистину – никогда не угадаешь, где повстречаешься вновь.

– У вас заказан столик? – деликатно поинтересовался администратор зала.

– Меня ждут. – Я кивнул на знакомую фигуру за столиком возле окна.

– Позвольте вас проводить. – Со здоровым подозрением тут все нормально – вдруг я хочу без спроса подсесть к одинокому старику.

– Добрый день, сэнсэй, – слегка поклонился я.

– Оставьте нас. – Макото махнул рукой официанту.

Я присел напротив.

– Улетай обратно сегодня же, – выдохнул сэнсэй.

– Нет, – покачал головой в ответ, – завтра вместе с Ай и Юко.

– Твое очередное безумство может их убить, ты это понимаешь?

– Не будет безумств, я их спасу, – со всей возможной уверенностью сказал я.

– Хочешь их спасти? Тогда улетай. – Рука сэнсэя выровняла столовые приборы и поправила салфетку.

– Вы могли бы помочь мне – тогда я гарантирую успех.

– Я могу их вытащить в любой момент. – Макото перевел взгляд на окно.

– Простите? – не поверил я.

– Я пытался сделать все, чтобы они тебя забыли. Я приказал им о тебе не думать, но получил ежевечерние скандалы. Я отнес их телефоны специалисту, но они продолжали раз за разом набирать номер. Я придумал, что ты смертельно болен – они начали учиться целительству как одержимые. Я сказал, что ты женился – им было наплевать. Потом я понял, как заставить их тебя забыть. Я вспомнил о твоих проблемах с кланом и обмолвился, что женат ты только из-за угрозы от родичей.

– И они попытались убить Матвеева.

– И они поехали убивать главу твоего клана, – эхом ответил старик.

– Но у них ничего не получилось, их поймали, – констатировал я.

– Да, все получилось идеально, – кивнул Макото. – Внучкам, правда, почти удалось задуманное, но я им помешал. Так было нужно! Скоро они поймут, что ты не приедешь. Это будет трудное знание, но необходимое для нормальной жизни. И за минуту до смерти от палача, когда в их душах прогорит надежда и любовь, я заберу девочек обратно домой.

– Вы безумны, – покачал я головой.

– Ты испортил мне внучек, превратив послушных и верных долгу в одержимых глупой мечтой. У тебя своя семья, свой дом, своя жизнь, а они не понимают очевидного! Авиновы никогда не позволят взять вторую жену, это против их веры. Мои внучки страдают совершенно зря. Сколько раз я твердил это девочкам, но они глухи. Я вылечу эту болезнь, – с ожесточением проговорил Кавати, – и спасу свой род от гибели.

– Эта болезнь называется любовь.

– Зачем ты приехал? – В бешенстве сэнсэй посмотрел на меня. – Бередить их душу перед казнью? Дать им ложную надежду? Ты ничего не сможешь противопоставить даже слабому роду!

– Я приехал отдать то, что они требуют в обмен на жизнь и здоровье любимых. Я отдам им деньги, сэнсэй, – произнес и скрестил со стариком взгляды.

– Они все равно тебя убьют, все бесполезно, – хмыкнул он, успокоившись. – Пусть будет так. Меня бы они не простили, но твою смерть от чужой руки они переживут.

– Я заберу их оттуда. Заберу навсегда и никому не отдам. И вам в первую очередь, – я поднялся с места, – честь имею.

– Прощай.

В глубине школьной территории, в забытом корпусе клубного здания, этой ночью было неспокойно.

Тревожно шелестела листва, мрачно раскачивались огромные ветви, звери Леса прижимались к широким стволам и терпеливо смотрели безглазыми мордами в сторону входа. Еще один день одиночества и бесконечной тоски. То-что-звалось-Лесом не могло так больше, не могло жить одно без чувства одобрения хозяев, без их азарта, ярких эмоций и любви. С щенячьей доверчивостью Лес ждал хозяев каждый день, но их все не было.

Иногда приходил глупый старик и грозился сжечь Лес, вымогая плоды. Он делал Лесу больно, ранил молодые побеги и сжигал деревья. Когда-нибудь Лес вырастет и обязательно свернет заносчивому старику шею. Всего-то тысячу лет подождать.

Но как тоскливо без хозяев! Ветер в кронах взвыл от тоски. Каждый день без их присутствия – пытка; бессмысленность существования выжигала разум.

Лес больше так не мог.

С тихим шепотом свернулись листья, втянулись в почки и в стебель, словно в обратной киносъемке весны. Тысячи голых ветвей окутали стволы деревьев и начали медленно погружаться в кору. Деревья уменьшались, утончались, перевивались с другими, образуя огромный шар посреди здания.

• Предыдущая
• 65/69
• Следующая