Дарю вам праздник - Мур Уорд - Страница 1
- 1/51
- Следующая
Уорд Мур
Дарю вам праздник
Тони Бучеру и Мику Маккомасу, которым понравилась эта история.
Он может всё, что хочет, и творит
Дела такие, что глазам не веришь.[1]
Ну, а если природа времени упрятана в такой глубине мироздания, что истинная сущность его навсегда скрыта от нас, то же самое, по всей вероятности, можно сказать и об ответе на вековечный вопрос, что важнее: предопределение или свобода воли.
1. ЖИЗНЬ В 26 ШТАТАХ
Хоть пишу я эти строки в 1877 году, до 1921 года меня и в помине не было. Я не путаю ни дат, ни глагольных форм; дайте объяснить.
Родился я, значит, в 1921 году, но только в начале 30-х, лет уже этак в десять, начал понимать, как безжалостен мир вокруг, как любит он — другого слова не подберешь — любит он обращать в пепел наши надежды. Осознать это помог мне, пожалуй, пастельный портрет деда Ходжинса, величаво висевший над камином.
Дед Ходжинс, в память о котором я получил несколько, возможно, высокопарное имя Ходжинс Маккормик Бэкмэйкер, был ветераном Войны за Независимость Юга. Одним из множества молодых людей, которым пришлось напялить безобразные голубые мундиры, когда их призвал мистер Линкольн — то ли безвольная кукла в злокозненных руках, то ли взбалмошный упрямец, то ли мученик… Возможные варианты я перечислил, выберите себе по вкусу любой; я же на разных этапах своей жизни думал и так, и так, и этак.
Дед потерял руку во время Великого Отступления к Филадельфии, после того, как город Вашингтон сдался победоносной северовиргинской армии генерала Ли[2]; вот война и закончилась для него едва не за шесть месяцев до капитуляции в Рединге[3] и признания 4 июля 1864 года независимости Штатов Конфедерации. Однорукий, озлобленный, дед воротился домой в Уоппингер-Фоллз и, как и многие его собратья по оружию, попытался наново начать жить в мире, который пугающе изменился и год от году оставлял им всё меньше надежд.
Формально Ричмондским миром победители, поелику возможно, продемонстрировали справедливость и даже великодушие к поверженному врагу. Обе стороны — по разным, правда, причинам — не забыли мятеж не перестроившихся[4] федералистов из кэмберлендской и теннесийской армий, которым даже поражение под Чаттанугой[5] не вышибло из памяти Виксберг и Порт-Хадсон[6]; презрев приказ о сдаче, они бились до последнего. Юг вполне мог бы, идя на поводу у самых рьяных своих патриотов, расчленить Союз и даже, отделив Запад, взять его под свой протекторат. Но рыцарственные южане удовольствовались тем, что провели новые границы по старым. Линия Мэйсона-Диксона[7] отдавала им Делавер и Мэриленд, однако они снисходительно отказались от узкой полоски западно-виргинской территории, нелепо прилепившейся к западной границе Пенсильвании. Миссури естественно вошел в Конфедерацию, но спорные территории Колорадо и Дезерета[8] Юг уступил старому Союзу; лишь Канзас да Калифорния, да еще
— по вполне понятным стратегическим соображениям — острие Невады отошли к Югу.
Но Ричмондский мир возложил на разгромленный Север все экономические последствия нанесенного войной ущерба, а это искалечило жизнь деда Ходжинса куда сильнее, чем потеря руки. Галопировавшая уже при администрации Вэллэндигэма послевоенная инфляция взлетела до головокружительного уровня во время президентства Сеймура, обрушив на страну голодные бунты 1873 и 1874 годов. Лишь когда виги провели в президенты Батлера, последовали резкая дефляция и реорганизация системы денежного обращения; тогда деньги и собственность вновь стали чем-то надежным. Но к этому времени все опрокинулось с ног на голову. Помимо прочего, приходилось регулярно выплачивать контрибуцию золотом. Дед, как и сотни тысяч таких, как он, никогда уже не смог подняться на ноги.
Хоть и был я совсем несмышленышем, в память мою отчетливо врезались горестные разговоры родителей о том, как все поломала война. Не о совсем еще недавней Войне Императоров 1914-1916 годов говорили они — но о Войне за Независимость Юга, которая и тогда, почти семьдесят лет спустя, продолжала подтачивать силы остатков Союза Штатов.
Родители не были в том ни исключением, ни редкостью. Мужчины, слонявшиеся по кузне, покуда отец мой подковывал их лошадей, или, что ни месяц, собиравшиеся у почты в ожидании списка выигравших лотерейных номеров, обсуждали новомодные велосипеды с заводными приспособлениями, помогавшими крутить педали, когда едешь вверх, или последнюю скандальную сплетню об императоре французов Наполеоне IV по крайней мере не реже, чем кляли последними словами конфедератов или спорили, как пошли бы дела, будь Мид[9] генералом получше, а Ли — генералом похуже.
Я пытался вообразить, каков был мир во времена деда Ходжинса, и представить себе утраченное прошлое, эту странную светлую эру, когда — да верить ли в такое? — простонародье вроде нас да наших соседей невозбранно владело своими фермами, не платя аренды в банк, не отдавая половины урожая лендлорду… Я изучал изгибы карандашных линий, из которых складывалось лицо деда Ходжинса, и тщился отыскать хоть какой-нибудь знак непохожести на нас, жалких потомков.
— Да что же он такое сделал, что лишился фермы? — бывало, спрашивал я мать.
— Сделал? Ничего не сделал! Ничего! Не справился с жизнью, вот и всё. Ступай, хватит бить баклуши, у нас еще чертова уйма дел.
Как же это дед ухитрился, ничего не делая, учинить этакую катастрофу? Представить это было еще труднее, чем то, что в былые времена мужчина чуть ли не всегда мог найти работу и содержать себя и семью; это уж потом система контрактов распространилась настолько, что практически единственной альтернативой полному обнищанию стала продажа себя какой-нибудь компании.
Что такое контракт — вот это я хорошо представлял. В Уоппингер-Фоллз была прядильная фабрика, выпускавшая дешевенькие ткани. Как они отличались от тех, что ткала на своем ручном станке моя мать! Хотя ей шло уже к пятидесяти, она легко могла бы законтрактоваться на отличных условиях; она и сама признавала, что легче было бы халтурить на фабрике, чем, конкурируя с нею, ткать на дому. Но это ж моя мать… Покачает упрямо головой и закончит: «Свободной родилась — свободной помру».
Во времена деда Ходжинса, если верить легендам и преданиям, мужчины молодыми женились на молодых женщинах, а семьи были большими; между дедом и мною могло бы оказаться пять поколений вместо двух. И — уйма дядьев и теток, кузенов и кузин, братьев, сестер… Теперь нормой стали поздние браки, и никто не решался заводить больше одного ребенка.
Если бы не война… Эта тема всплывала вновь и вновь, лишь слегка видоизменяясь в зависимости от того, о чем шел разговор.
Если бы не война — не уезжали бы из страны самые энергичные юноши и девушки; иностранцы не шлялись бы по нашей земле, как экскурсанты, посетившие помойку; а великие державы дважды бы думали, прежде чем посылать сюда войска для наведения порядка, если как-то задели кого-либо из их подданных. Если бы не война, ненавистный бостонский скупщик — ненавистный матери, но меня, признаться, приводивший в восхищение своим ярким жилетом да запахом мыла и средства для укрепления волос — не приезжал бы, как хозяин, то и дело за бесценок скупая все, что ткала мать.
1
Вышеприведенный текст взят из V акта, сцены пятой пьесы Вильяма Шекспира «Троил и Крессида», и цитируется здесь по переводу Л.С.Некора. Речь в двустишии идет о всемогуществе Гектора, первейшего из троянских героев, в бою; возглавляя троянцев, он фактически один выиграл последнюю перед гибелью Трои битву ахейцев и троянцев, но затем, по Шекспиру, был предательски убит Ахиллом и его слугами уже после окончания битвы. По пьесе именно это убийство, а вовсе не выдуманный греками впоследствии троянский конь, погубило царство Приама.
2
Ли Роберт Эдвард (1807-1870). Виднейший из военных деятелей южан. Сын сподвижника и друга Джорджа Вашингтона, командовавшего у будущего первого президента США кавалерией. Блестяще окончил Вест-Пойнт — высшее военное учебное заведение США, — и в 1847 году, во время войны с Мексикой, был офицером генерального штаба. С 1852 года — директор Вест-Пойнта. Противник рабства негров. Как и многие землевладельцы Виргинии, сам, одним из первых, освободил своих рабов («и раб судьбу благословил»?) — но освобождение силой считал недопустимым. Руководил ликвидацией возглавляемой Джоном Брауном группы авантюристов, которая пыталась поднять негров Юга на вооруженный общий бунт — то были люди вроде российских народников: убить губернатора, захватить склад винтовок, а дальше все восстанут сами, и придет светлое будущее. Когда угроза отделения Юга стала реальной, Ли писал Линкольну: «Я не вижу бОльшей беды для страны, нежели распад Союза (dissolution of Union). Но Союз, который поддерживается лишь саблями и штыками, где раздоры и распри заменили братскую любовь и доброжелательность, совершенно не привлекает меня. Если Союз распадется… я вернусь в родной штат и разделю с моим народом все беды». Его авторитет и репутация были столь высоки, что, когда началась война, Линкольн предложил ему пост главнокомандующего, но Ли вышел в отставку и сдержал слово. Командовал северовиргинской армией южан, на долю которой выпали основные и решающие боевые действия: походы на Вашингтон, защиты столицы Юга Ричмонда и другие — и все это при значительном, подчас двух— и трехкратном, численном превосходстве северян. Проявил выдающиеся военные способности. Считается, что как полководец он далеко опередил свое время; его идеи вспомогательных маневров были оценены и начали применяться лишь в начале XX века. После поражения Юга имущество Ли было полностью конфисковано, но отовсюду на него сыпались предложения почетных должностей с громадным денежным содержанием; Ли отказывался от всех, и принял только пост директора Вашингтонского колледжа в Виргинии — позже тот был переименован в колледж Вашингтона — Ли. Среди его недостатков как военачальника называют лишь слишком большое доверие к подчиненным и решительное нежелание навязывать им свою точку зрения. Какой достойный недостаток!
3
Рединг — небольшой городок к северо-западу от Филадельфии. В нашей реальности южане никогда не забирались так далеко. Во время флангового марша на Вашингтон северовиргинская армия Ли не смогла прорвать укрепленной позиции северян под Геттисбергом (юго-западнее Филадельфии) и, обескровленная трехдневной битвой, стала оттягиваться назад, к Ричмонду.
4
Перестройка (reconstruction). В нашей реальности — послевоенная политика Севера на покоренном Юге, направленная на разрушение традиционного местного уклада и ликвидацию остатков военно-экономической самостоятельности бывшей Конфедерации. Видимо, в реальности Мура Юг вел себя по отношению к Северу аналогично, что и обусловило, как и в нашей реальности, различные, вплоть до выступлений с оружием в руках, степени сопротивления перестройке тех или иных групп лиц.
5
Чаттануга — известный нам по танцевальным куплетам из слащавенькой «Серенады Солнечной долины» стратегический железнодорожный узел на границе Джорджии и Теннеси. Видимо, стремление шлягерами вытеснить из памяти кровавые события собственной истории присуще не только социалистическому оболваниванию масс. Впрочем, стремление это наверняка лучше бесконечного расчесывания собственных болячек и параноидальных рыданий, например, о том, как жестоко четыре века назад ихний Иван брал нашу Казань; или наоборот. После потери южанами Виксберга северяне перенесли основную активность на западный театр военных действий. Узнав, что к федералистам стягиваются подкрепления, расквартированные в Чаттануге войска конфедератов отошли за реку Чикамауга. Северяне заняли Чаттанугу и попытались с ходу начать преследование южан, но в течение 19-20 сентября 1863 года потерпели серьезнейшее поражение и откатились обратно в Чаттанугу. Командующий южан генерал Брагг блокировал город, но не решился на штурм, что позволило подошедшему на выручку северян генералу Гранту в конце ноября в не менее кровопролитном бою деблокировать город. Видимо, в реальности Мура Брагг оказался решительнее.
6
Виксберг и Порт-Хадсон — крепости южан на Миссисипи. Контроль над рекой, или хотя бы ее частью, давал любой из сторон колоссальные стратегические преимущества. В апреле-июне 1862 года в руки федералистов перешли Мемфис и Новый Орлеан; теперь конфедераты контролировали лишь участок реки между Виксбергом на севере и Порт-Хадсоном на юге — мимо крепостей не могли проходить корабли северян. Зимой Бэнкс и Фаррагат начали осаду Порт-Хадсона, а Грант — Виксберга; с мая Виксберг был полностью блокирован, но отбивал штурм за штурмом, за что даже получил у северян прозвище «Севастополь мятежников». Штурмы стоили северянам огромных потерь, они пытались взять крепость во что бы то ни стало; именно с этого момента Грант снискал славу мясника, которую не раз подтверждал впоследствии. Но истощение людских резервов и припасов сделали свое дело. В начале июля командир гарнизона Пембертон, не дожидаясь очередного штурма, капитулировал. Узнав об этом, 9 июля сдался и командир гарнизона Порт-Хадсона Гарднер. Теперь вся река контролировалась северянами.
7
Линия Мэйсона-Диксона — граница между Мэрилендом и Пенсильванией, а в просторечии — вообще граница между Севером и Югом. Термин начал употребляться еще с 1820 года, когда было проведено разграничение свободных и рабовладельческих штатов: линия Мэйсона-Диксона до реки Огайо, затем по Огайо до ее впадения в Миссисипи, затем по восточной, северной и западной границам штата Миссури (который, таким образом, весь относился к Югу) и далее на запад по параллели 36,30'.
8
Дезерет — нет такого штата в нашей реальности. Видимо, имеются в виду пустынные территории США северо-западнее штата Колорадо.
9
Мид Джордж Гордон (1815-1872) — один из наиболее удачливых и умелых генералов Севера. Участвовал во флоридской войне с семинолами, в войне с Мексикой. В начале Гражданской войны был назначен бригадным генералом волонтеров, быстро получил дивизию, а после битвы при Фредериксберге, где действовал чрезвычайно удачно, возглавил весь волонтерский корпус. Проявил энергию и храбрость при Ченсэлорвилле, непосредственно предшествовавшем Геттисбергу. Накануне решающей геттисбергской битвы оказался во главе всех сил, противостоявших Ли, и победил.
- 1/51
- Следующая
