Подземка - Мураками Харуки - Страница 48

• Предыдущая
• 48/112
• Следующая

Выйдя на Касумигасэки, я увидел, что многие звонят по телефону. Некоторые сообщали на работу, что опаздывают, другие выясняли, как лучше добираться дальше. Время — полдевятого. Особого столпотворения или паники нет. Все думали, как ехать дальше, раз линия Хибия встала.

Я тоже позвонил, говорю: дальше ехать не могу, поэтому сегодня на работу не приду. На что услышал: раз доехал до Касумигасэки, придумай, как добраться до офиса. Спросил у работника станции, тот говорит: линия Тиёда пока движется. Выходит, по линии Тиёда до станции Хибия, оттуда на линию Мита до Тамати, и дальше на городском автобусе. Работник станции выдал мне пересадочный талон.

По пути на платформу Тиёда нужно от начала и до конца пройти платформу линии Хибия. Я спускался на платформу Хибия вместе со специалистами из Управления полиции. Всего их было четверо или пятеро. Напряженности не чувствовалось. Ничем не напоминало серьезное происшествие. Полицейские шли, непринужденно болтая между собой. Они были в рабочих комбинезонах с темно-синими повязками на рукавах, даже без противогазов.

На платформе в направлении Кита-Сэндзю стоял пустой состав. Эксперты вошли в первый вагон. Пассажиров на платформе уже не было, но киоск по-прежнему работал, и в его окошке виднелась фигура продавщицы. Больше на этой платформе я никого не видел. Двери вагонов были распахнуты. Я быстро шел к платформе Тиёда.

Там тоже никакой сумятицы не наблюдалось. Поезда, как обычно, прибывали и отправлялись, людей почти не было. Только помню, что поезд до Ёёги-Уэхара на Касумигасэки не остановился. Не сбрасывая скорости, проследовал мимо. В другую сторону поезд остановился, и я сел в вагон.

В конечном итоге, я приехал на работу в десять тридцать. К тому времени из носа текли сопли. Я работал и пошучивал: неужели и у меня началась аллергия на пыльцу? Март — самый разгар сезона пыльцы. Вскоре я перестал видеть предметы на полках. То, что всегда различалось отчетливо, стало видно с трудом. Ну вот, теперь заболели глаза, не могу различить маркировку. Затем вышел на улицу — а вокруг все темное. Обращаюсь к коллегам: что, говорю, погода испортилась? — а они мне: с чего ты взял, погода прекрасная. Тут я понял, что-то не так.

В обеденный перерыв включил телевизор, и из новостей узнал обо всей шумихе. По совету коллег пошел в больницу Хироо. Как минимум насморк не унимается, сопли текут, не переставая, ручьем. Пока шел в больницу, все по дороге выглядело в пастельных тонах.

Работу пришлось на месяц оставить. В больнице я провел лишь одну ночь. Показатели вернулись в норму, и мне разрешили выписаться. Однако наоборот — вернулся домой, и мне стало плохо. Начинаю есть, и прямо засыпаю за столом. И это утром за завтраком! Вроде только проснулся, хорошо выспался, однако опять клонит в сон. Короче, поем — и опять ложусь спать. Причем сплю по часу, по два и крепко. Хочется спать, аж невмоготу. Иначе не могу. Три раза в день поем, три раза сплю. Кажется — что я буду делать ночью? Так нет, ночью сплю тоже. Не знаю, что делаю дольше — бодрствую или сплю. Врач рекомендовал месяцок отдохнуть, и я последовал его совету. Через месяц ситуация несколько изменилась. Я смог вернуться на работу. Там тоже разрывались — не хватало рабочих рук.

Осложнений у меня не возникло. Пробелы в памяти? Да, память стала хуже, но это возрастное. Ничего не поделаешь. По-прежнему езжу на работу в переполненных вагонах. От станции Усику до самой Хироо два с половиной часа на ногах. Конечно, устаешь. Хочется избавить себя от этого. Особенно несколько месяцев после инцидента ездить в поездах было неприятно. Напрягался, оказываясь в вагоне: нет ли чего подозрительного?

После войны в Японии случались разные инциденты. «Объединенная Красная армия» угрожала суверенитету страны, но даже они не причиняли вреда простым людям. Газовая атака в метро была актом неспровоцированного насилия. Конечно, есть на что злиться. Ведь нынешний инцидент — самый зловещий.

Она родом из Токио. Работает в крупном коммерческом банке. Любит спорт, поэтому может показаться экстравертивной, но сама говорит, что любит спокойствие. Не из тех, кто постоянно проводит время вне дома. И действительно, на первый взгляд — столичная девушка с хорошими манерами.

Но как вы сами поймете, прочитав это интервью, медлительной ее ни в коем случае назвать нельзя. Слушаешь ее рассказ — и улавливаешь твердость ее натуры. Такое впечатление, что, единожды решив, она не отступается. Однако вместе с тем легко ранима.

Беря эти интервью для книги, мы имели возможность не торопясь побеседовать с несколькими молодыми девушками, и меня удивило: хотя способы их мышления, стили жизни, сами характеры у всех отличались, насколько все они оказались проницательными. Конечно, численность опрошенных ограничена, и все это не более чем случайные встречи, но все же.

Думаю, им было неприятно рассказывать все это постороннему человеку. Их заставили вспомнить все, что они хотели бы забыть. Но как они и говорят, это интервью стало своеобразным отправным моментом, и мы будем молиться, чтобы все у них в дальнейшем двигалось в позитивную сторону.

Накануне 20 марта я была простужена, дней десять держалась высокая температура. Градусник упрямо показывал 39°, и ползти вниз никак не собирался. Кажется, я даже один день не ходила на работу, но точно не помню. У нас если кто и отдыхал, то не больше одного дня, и на следующий шел на работу с трясущимися коленками. Стоит кому-то пропустить работу, и бремя ложится на плечи других, но я не любила давать такой повод.

В тот день температура поднялась до 37°. Все ж ниже, чем раньше. Слабый жар, но кашель никак не давал покоя. Из-за температуры побаливали суставы. Я выпила горы лекарств. А потому, столкнувшись с зарином, не смогла разобраться с симптомами…

Правда, аппетит был хороший. По утрам я непременно плотно завтракаю. Пока не поем — голова не работает. Рассеянная. Поэтому просыпаюсь в полшестого, чтобы время было в запасе. Из дома выхожу около восьми, стало быть, у меня есть больше двух часов. Читаю книги, смотрю видео. Возвращаюсь домой вечером усталая, и ни на что сил нет.

Но в тот день у меня оставалась температура, а, как известно, лучшее средство от жара — сон. Поэтому проснулась на час позже — в полседьмого. 20 марта было для меня важным днем. Я как раз принимала одну серьезную работу. Поэтому с утра немного нервничала.

Я еду по линии Хибия и на Касумигасэки пересаживаюсь на Маруноути. Пересаживаться удобнее всего из первого вагона. Он, правда, переполнен, и я стараюсь садиться в последнюю дверь.

Но в тот день я еще спускалась с лестницы, когда поезд уже подошел. Села во вторую дверь, которая посредине. В конец вагона пройти не удалось. Я прошла немного вглубь и стояла между второй и третьей дверью.

Нет, за поручни я не держусь. Они грязные. Стою так. Родители с детства приучили, что поручни — грязные и держаться за них нельзя.

Видимо, так и есть. Мне, правда, никто об этом не говорил, вот и не обращал внимания. Но разве удобно стоять, не держась?

У меня ноги натренированные. Теннис. Езжу на работу на каблуках, но на ногах стою крепко.

Поезд до зоопарка Тобу отправлялся в 8:03. Я всегда сажусь в него. На платформе всегда стою на одном месте, поэтому в вагоне вижу примерно одни и те же лица. В тот день многие кашляли. Подъезжая к Роппонги, подумала: в мире свирепствует грипп. Не дай бог подхвачу опять. Тогда я вынула платок и прижала ко рту.

Вдруг, стоило поезду остановиться на Роппонги, из первого вагона выскочили человек пять и побежали вперед к станционному работнику, что-то ему крича. На Роппонги в голове поезда всегда дежурит работник, и они ринулись к нему, словно только и ждали, когда откроются двери. Увидев это, я подумала: что-то неладно. Те люди обратились к работнику так, словно что-то от него требовали. Поезд наконец тронулся, но с небольшим опозданием. Отправиться-то он отправился… вот только что произошло, я так и не поняла.

• Предыдущая
• 48/112
• Следующая