Глобальная культура коммуникаций - Макаревич Эдуард Федорович - Страница 109
- Предыдущая
- 109/126
- Следующая
Уже с 1909 г. российская либеральная буржуазия начала разочаровываться в способности премьер-министра П. А. Столыпина решить с помощью реформ объективно назревшие экономические и социальные проблемы. А когда после убийства Столыпина кризис политической системы еще более углубился, либеральная оппозиция, выступая глашатаем настроений либеральной буржуазии, предложила свои идеи. Один из организаторов партии конституционных демократов (кадетов) П. Н. Милюков выдвинул лозунг «изоляции правительства», для чего счел возможным пойти на координацию действий с леворадикальными партиями, при этом не повторяя ошибок 1905 г. А лидер левых кадетов Н. В. Некрасов (впоследствии министр Временного правительства) рекомендовал для борьбы с властью создать при Государственной думе специальное информационное бюро для согласования действий с левыми радикалами.
В ноябре 1912 г. к партиям кадетов и октябристов, составлявших основу либеральной оппозиции, примкнула только что образованная партия «прогрессистов». Ее лидеры предложили создать оппозиционный центр вне Думы. В начале марта 1914 г. на совещаниях «прогрессистов», которые проводились на квартирах крупных предпринимателей А. И. Коновалова и П. П. Рябушинского, было принято решение о формировании Информационного комитета, призванного координировать совместные оппозиционные выступления либеральных и леворадикальных партий. Но октябристы и кадеты тогда не поддержали «прогрессистов» [369] .
Таковы были настроения и намерения либералов от бизнеса: чтобы выступить против правительства, организовать союз хоть с большевиками, хоть с эсерами. Особый отдел Департамента полиции, охранные отделения оставили эти тенденции без внимания. Их шефы считали, что заниматься партиями капитала, как и заниматься самими промышленниками и банкирами, «лезущими в политику», не имеет смысла. Главный враг – левые партии. И это при том, что в политической полиции представляли всю опасность союза правых и левых партий. В сентябре 1914 г. в циркуляре Департамента полиции, направленном начальникам жандармских управлений и охранных отделений, говорилось [370] :
...
«…несмотря на совершенную ненависть доминирующих революционных партий – партий социалистов-революционеров и российской социал-демократической рабочей партии [партии большевиков. – Авт.] к конституционно-демократической партии, несмотря на сознание революционных партий, что они являются лишь физической силой в руках отвергающих лицемерно в своей программе насильственный путь изменения государственного строя левых кадетов, все же и та и другая партия, следуя революционному лозунгу „врозь идти, вместе бить“, признают неизбежным единение с оппозицией, рассчитывая, что на этом этапе движения, до которого доведет общее мятежное выступление революционных сил, представители кадетской партии займут важнейшие правительственные посты, почему будут достигнуты расширение свободы слова, союзов, собраний и т. п., т. е. создадутся такие условия, при которых усиленная социалистическая пропаганда и агитация почти не будут встречать противодействия, что, в свою очередь, ускорит приближение к осуществлению программы всех социально-революционных партий – к водворению в России республики».
Стратегическое видение ситуации у политической полиции было, но не складывалась система мер для противодействия союзу правых и левых.
Началась мировая война. Царский режим не справлялся с управлением страной и армией. А русская буржуазия в лице руководителей своих партий и лидеров крупного бизнеса настойчиво вырабатывала у массы агрессивное недоверие к правительству и командованию армии. Их вела одна цель – овладеть министерскими креслами. Жаждавшие власти русские буржуа шли напролом. А политический сыск, возглавляемый тогда В. А. Брюн-де-Сент-Ипполитом, а потом С. Белецким, демонстрировал полное оперативное бессилие в этой ситуации.
Только благодаря военной контрразведке наконец-то начало кое-что проясняться. Выявилась по-настоящему предательская деятельность крупного российского бизнеса в отношении России. По крайней мере, создается такое впечатление, когда читаешь воспоминания В. Г. Орлова, тогда помощника военного прокурора Петроградского военного окружного суда [371] :
...
«Вскоре Генштаб обнаружил, что наиболее прочно немцы обосновались в банках. Оттуда они руководили деятельностью всей сети вражеских шпионов в России. Крупнейшая банковская группа – Внешнеторговый банк, Сибирский банк, Петроградский международный банк и Дисконтный банк – полностью контролировалась немцами, равно как и другие коммерческие и торговые банки, являвшиеся филиалами германских банков. <…>
Мы получили от нашего военного ведомства информацию, которую подтвердил один из директоров Юнке-банка, о том, что в мае 1915 г. председатель совета директоров Внешнеторгового банка Давыдов ездил в Стокгольм на переговоры с герром фон М. – одним из крупнейших германских банкиров. Вскоре после этого член правления Петроградского международного банка Шайкевич также отправился в Стокгольм, где у него состоялась беседа с Варбургом. В результате этих переговоров германским управляющим были даны определенные указания (соответствующие документы позже были обнаружены при проверке Международного банка), суть которых, как говорят, была в том, чтобы начать спекулятивные сделки с продовольствием и другими товарами первой необходимости. При этом преследовалась цель взвинтить цены и вызвать недовольство населения в расчете на пробуждение революционных настроений.
И действительно, вскоре после этого, к концу июля 1915 г., в крупных российских городах стали пропадать сахар, мука, уголь и т. д. Одновременно стали расти цены, а с ними росло и недовольство населения. Удар был нанесен внушительный, особенно провинции. Местные власти ряда губерний были бессильны сделать что-либо для улучшения ситуации. Они были беспомощны перед такими влиятельными силами, как банки.
Преступная деятельность многих российских банков, которые выполняли волю иностранной державы, направленную на уничтожение экономического и военного потенциала страны, была разоблачена, лишь когда суть дела стала известна военному командованию».
О ситуации тех дней писал известный историк и публицист того времени В. Л. Бурцев (разоблачитель провокатора Азефа): «Мародерство, предательство, немецкое шпионство – вот что безраздельно процветало в России… Была только одна комиссия, которая изобличала – хотя и не в тех размерах, как это было желательно, – царивших мародеров и предателей. Это была так называемая комиссия генерала Батюшина» [372] . По сути, следственная комиссия генерала Н. С. Батюшина выполняла функции военной, экономической и политической контрразведки. Она занималась делом банкира Д. Л. Рубинштейна. И дело этого финансиста, для которого интересы бизнеса были превыше интересов страны и который регулярно переводил крупные суммы денег в воюющую с Россией Германию, закончилось тюрьмой для виновного. Потом комиссия расследовала «дело сахарозаводчиков». Эти предприниматели нелегально переправляли сахар за границу, создавая искусственный дефицит его в российском тылу и на фронте. Отсутствие сахара и хлеба провоцировало забастовки рабочих, которые левые партии использовали для создания предреволюционной ситуации.
Крупные дельцы объявили войну комиссии Батюшина. Для дискредитации и травли ее они использовали людей, близких к императору, мобилизовали прессу (сегодня мы называем это «черными» технологиями «паблик рилейшнз»). И крупный капитал добился своего – деятельность комиссии в конечном счете была сведена на нет. Политическая полиция никак не реагировала на эти события. После того как Николай II отрекся от престола и власть перешла к Временному правительству, комиссию Батюшина распустили, а через месяц арестовали ее руководителя. Тогда же выпустили из тюрьмы и Рубинштейна, который стал представлять себя пострадавшим от режима.
- Предыдущая
- 109/126
- Следующая
