Глобальная культура коммуникаций - Макаревич Эдуард Федорович - Страница 53

• Предыдущая
• 53/126
• Следующая

...

«Все еще цел, сердце бьется почти нормально, дюжина сигарет, позавчера ел похлебку, сегодня добыл банку консервов (вытащил из контейнера, сброшенного с самолета), теперь каждый снабжается как может, поплевываю в бункере, топлю мебелью, мне 26 лет, один из тех, кто любил орать „хайл ь Гитлер“… а теперь либо подыхай как собака, либо в Сибирь. Неплохо. Однако мысль о том, что это бессмысленно, приводит в бешенство. Но пусть они идут. У третьей батареи есть еще 26 снарядов…»

Воевало поколение, воспитанное нацизмом и верное ему. Поколение, получившее образование в новой немецкой школе, прошедшее обучение в гитлерюгенде, вермахте или СС. Поколение, знавшее, что их отцы получили работу от Гитлера, что Германия превыше всего и что нет ничего важнее общего дел; и социальной общности всех немцев. Американский историк У Ширер так пишет о том, чему сам был свидетелем [175] :

...

«Молодое поколение Третьего рейха росло сильным и здоровым, исполненным веры в будущее своей страны и в самих себя, в дружбу и товарищество, способным сокрушить все классовые, экономические и социальные барьеры. Я не раз задумывался об этом позднее, в майские дни 1940 г., когда на дороге между Ахеном и Брюсселем встречал немецких солдат, бронзовых от загара, хорошо сложенных и закаленных благодаря тому, что в юности они много времени проводили на солнце и хорошо питались. Я сравнивал их с первыми английскими военнопленными, сутулыми, бледными, со впалой грудью и плохими зубами, – трагический пример того, как в период между двумя мировыми войнами правители Англии безответственно пренебрегали молодежью».

Моральный дух немецкого солдата не падал даже во времена жестоких поражений. Новый, «массовый» немец был «продуктом» Третьего рейха. Это о нем мечтал Гитлер, когда говорил: «Главная наша защита будет… не столько в силе оружия, сколько в силе самих граждан, нашей защитой будет не система крепостей, а живая стена мужчин и женщин, преисполненных высокой любви к отечеству и фанатического национального энтузиазма» [176] . Над воспитанием этих мужчин и женщин трудились нацистская партия, огромный государственный аппарат и спецслужбы. Но главным воспитателем, несомненно, был Гитлер.

ПРОПАГАНДИСТСКИЕ ОТКРЫТИЯ ГИТЛЕРА

Гитлер был порожден европейской цивилизацией. Той цивилизацией, которая достигла расцвета к началу XX в. И вот на рубеже XIX–XX вв. всю Европу с ее устоявшимся жизненным укладом, налаженными промышленными и хозяйственными связями, с ее увлечением новым художественным стилем зажиточных обывателей «бидермайер» – обуял страх. У каждого – у аристократии, крупных и мелких буржуа, ремесленников и крестьян, банкиров и предпринимателей, политиков и художников страх был свой, но в целом это был страх перед промышленной революцией и тем, что она несла: усиленную урбанизацию, «потерянность» человека, превращение его в придаток машины. Это был страх перед разрушением привычных жизненных устоев, перед эмоциональным отупением, перед криминалом, страх, о котором написал в своем философском сочинении «Закат Европы» (1918–1922) О. Шпенглер. Наконец, это был великий страх перед революцией, унаследованный европейцами со времен Великой французской революции. Революция воспринималась как хаос, как стихия убийств, ужаса и разрушений, но не как прорыв к новой жизни, когда историю начинают делать люди, требующие своего места в обществе. Все эти страхи «сошлись» в 1914 г. – и началась мировая война.

Война не истребила страхи, но разрушила либеральную и гуманистическую идею цивилизации. И в этой войне Германию за ее воинственность принесли в жертву будущему Европы, надеясь, что теперь оно будет предсказуемо, что жизнь будет свободной, либеральной и управляемой. Но удивительно – страх продолжал терзать европейцев. И более всего он разросся в побежденной и униженной Германии. А когда экономический кризис 1929 г. весьма болезненно ударил по гражданам Германии, этот страх, охвативший всех, возрос невероятно. Буржуа трепетали перед пролетариатом, помня восстание вооруженных рабочих, моряков и солдат в ноябре 1918 года, а пролетариат томился неизвестностью прогрессирующего кризиса капитала.

И тогда появился Гитлер. Он сумел создать всеобъемлющий образ, вобравший в себя все страхи немцев, – это образ врага, сладить с которым можно было только мечом, свирепой жестокостью, неслыханным террором. Гитлер назвал этого врага – «евреи и коммунисты», мешающие развитию европейской цивилизации. Еврейский капитал, став источником финансового и промышленного прогресса, построенного на конкуренции, якобы ломал судьбы и бизнес немцев [177] . А ведомые евреями коммунисты, опираясь на учение Маркса, делали революции, отменяли частную собственность, изгоняли хозяев. Все это порождало у населения Германии не меньшие страхи, чем ухудшающаяся жизнь. И Гитлеру предназначалась роль избавителя от этих страхов.

Пройдя пекло Первой мировой войны, Гитлер (тогда еще А. Шикльгрубер) не уподобился героям Э.-М. Ремарка и не проклинал ее. Его неотвязно мучил один вопрос: почему мощная Германия, имея отличную артиллерию и лучшие снаряды, имея профессиональных солдат и генералов, воспитанных на идеях О. Бисмарка, А. Шлифена, К. Клаузевица, проиграла войну. Для себя он ответ нашел. Мощь страны – это не снаряды и пушки, а дух солдата, его стойкость, воля и ненависть. Хотя немцы воевали более жестоко, чем войска стран Антанты, все же боевого духа-то им не хватило. А тот, что был, подвергся такой мощной пропагандистской атаке из Англии и России, что выветрился уже к третьему году войны. Руководитель английской пропаганды лорд Нортклифф в своих действиях исходил из принципа, что бомбардировка сознания немцев почти так же важна, как бомбардировка снарядами [178] . К чему это привело, Гитлер видел воочию. Подтверждение своим мыслям он нашел у генерала Э. Людендорфа, которому симпатизировал. Тот вполне ясно написал об этом в своих воспоминаниях: «Постепенно мы были так искусно опутаны неприятельской пропагандой, устной и письменной… что в скором времени многие перестали различать, что являлось неприятельской пропагандой, а что было их собственным ощущением» [179] . Наверное, он имел в виду и большевистскую пропаганду из России, которая Гитлеру была особо ненавистна, потому что творили ее «марксисты и евреи», потому что бед наделала немалых – одно братание в окопах чего стоило.

Итогом этих страстей и раздумий был главный вывод, о котором будущий фюрер сказал в своей книге «Майн кампф»: чтобы добиться возрождения и могущества Германии, надо прежде всего воспитать ее народ в соответствующем духе, воспитать нового человека. Это важнее, чем сталь и пушки, и на это надо бросить все силы. С помощью пропаганды и психологической войны надо завоевать, подчинить и воспитать немцев.

Этот продуманный и небывалый по масштабам и срокам проведения эксперимент состоялся в Третьем рейхе благодаря тотальной пропаганде, репрессиям и социальным мерам типа: каждому рабочему – работу, булку с маслом, радиоприемник и обещание автомобиля. Эксперимент по «программированию» обеспечивали «вещее» слово, кнут и пряник. «Вещее» слово – за партией и пропагандой, внедряющей в сознание немца стереотипы мышления и поведения, кнут – за гестапо, пряник – за правительством и капиталом.

Гитлер начал отрабатывать приемы борьбы за человека, когда нацисты только еще шли к власти. Сам от природы холерик, он словно был создан для пропагандистского искусства. Образная речь, вначале раздумчивая, а потом накаляющаяся до агрессивности, наэлектризовывала атмосферу вокруг слушателей, сводя их эмоции до простейших. О его манере зажигать своими речами толпу написано много. Меньше известно о его рациональной, изобретательной способности «обрабатывать» людей: «Передо мной две-три тысячи человек; в моем распоряжении только два часа: и вот в течение этих двух часов я должен переубедить эту массу людей». Составляя план речи, Гитлер старался представить предполагаемые возражения и обдумывал аргументы для ответов. Когда он выступал на тему о Версальском договоре (тема больная для всех немцев), то говорил о Брест-Литовском договоре, а о Версальском упоминал в сравнении. Это была его находка. После полутора часов аудитория горела «священным негодованием» к «творцам Версаля». Он гордился, что научился владеть теми приемами и жестами, которые необходимы для оратора, выступающего перед многотысячной толпой.

• Предыдущая
• 53/126
• Следующая