Глобальная культура коммуникаций - Макаревич Эдуард Федорович - Страница 77

• Предыдущая
• 77/126
• Следующая

Ну кинули бомбы, ну разбабахали большевистских вождей и большевистское государство. Следом нужно было бы вводить войска, чтобы установить оккупационный режим, причем тот, который не отторгло бы население, пока создавалось бы марионеточное правительство. Поэтому важно было понять немецкий опыт: какова была жизнь во время германской оккупации? кто из немцев вел себя лучше – фронтовые части, СС или СД? какие группы советского населения наиболее дружелюбно относились к немцам? И главное, что хотелось выяснить, – какие ошибки совершали немцы. Вроде как бы мы, американцы, постараемся избежать этих ошибок.

Смелые вопросы. И совсем непохоже, что гарвардские специалисты хотели такой исследовательской программой отлучить американских штабистов от разработки плана нанесения ядерных ударов по СССР.

Как только гарвардская программа была утверждена руководством Русского исследовательского центра, сразу встала проблема: где, на какой площадке в Германии развернуть эту масштабную работу. Центру была нужна организация, действующая в русле западногерманских законов, не чуждая научных интересов, способная стать партнером Гарварда.

И такая организация нашлась – Мюнхенский институт по изучению истории и культуры СССР. В его создании участвовал некто Д. Фишер, личность явно приближенная к спецслужбам. С зимы 1944 по весну 1945 г. он служил на американской военно-воздушной базе на Украине. Была такая под Полтавой, с нее американские самолеты летали бомбить военные объекты в Италии и Германии. А после войны Фишер занимался советскими беженцами и эмигрантами в американской зоне оккупации в Германии. В начале 1949 г. в журнале «Russian review» он опубликовал статью, в которой пытался объяснить, почему советские люди не хотят возвращаться в СССР. Спустя годы Фишер стал известным советологом, авторитетным в кругах идеологов «холодной войны».

Так вот, весной 1950 г. Фишер прилетел в Германию с заданием: установить контакты с советскими эмигрантами и вместе с сотрудниками американских оккупационных властей определить порядок проведения опросов и найти организацию, способную помочь в этом деле. В суете деловых встреч Фишер встретил некоего Б. Яковлева.

Борис Александрович Яковлев (он же Троицкий) происходил из семьи дьякона Симбирской губернии. Уже при советской власти окончил школу, а потом Политехнический институт в Ульяновске. Перебрался в Москву, где сделал хорошую карьеру: от декана Института архитектуры до вице-президента Академии архитектуры. В 1937 г. был осужден по 58-й статье – за контрреволюционную агитацию. Остается предположить, что, по тогдашней логике НКВД, дьяконов сын оказался заметной фигурой для чекистов.

В 1939 г. Яковлева освободили. Бывший архитектор занялся литературой и жил на гонорары от издания сказок для детей.

Началась война, и Яковлев пошел в Красную армию. Воевал, попал в плен. После года «пленной» жизни, прошедшего в мучениях и размышлениях, предложил свои услуги оккупационным властям. И назначили его редактором газеты «За Родину», что издавало ведомство доктора Геббельса в городе Витебске.

В 1944 г. перед приходом частей Красной армии, освобождавших Белоруссию, он перебежал в Русскую освободительную армию генерала Власова. Там ему придумали должность члена редакционного совета издания под названием «Доброволец». В том, что из штаба власовского «движения» вышел «Пражский манифест», – немалая заслуга Яковлева. Он уже выступал как консультант, все чаще общаясь с идеологами из эмигрантского «Народно-трудового союза российских солидаристов» (НТС). В конце войны Яковлев оказался в Мюнхене, где и осел [262] . В послевоенные годы, верный своей политической ориентации, он начал комплектовать Русскую библиотеку. Это было собрание книг, а также самых разных материалов о Советском Союзе.

Поистине, Яковлев стал для Фишера бесценной находкой. Они и создали Мюнхенский институт по изучению истории и культуры СССР, ставший, по сути, главной базой осуществления «Гарвардского проекта». В институт спешно набирали сотрудников, в основном из советских эмигрантов.

Мюнхенский институт существовал на деньги США. Официально им руководил так называемый Американский комитет по освобождению народов России, а фактически – отдел тайных операций ЦРУ [263] .

И вот наступил момент, когда научная экспедиция Русского исследовательского центра «высадилась» в Германии. Приехали 25 профессоров во главе Р. Бауэром: социологи, экономисты, политологи, историки, антропологи. Но самое интересное, что из всей этой команды восемь человек раньше работали в Управлении стратегических служб (т. е. в политической разведке), трое – в военной разведке, один (Фишер) – консультировал разведотдел Госдепартамента США [264] .

Прибывшим создали все условия для работы: набрали штат помощников, подготовили кабинеты для интервьюирования и обработки материалов, обеспечили жильем и питанием. Все было сделано не хуже, чем в свое время у Р. Гелена, организовывавшего работу с советскими военнопленными.

Еще до приезда гарвардцев люди из Мюнхенского института под началом Яковлева уже сделали немало: установили необходимые контакты в лагерях беженцев, создали картотеку на лиц, которых предполагалось опросить; в ней в основном фигурировали люди, имевшие определенный образовательный ценз и специальность.

Работа была организована четко: респондентов привозили в институт, расселяли, и в течение двух-трех дней с ними беседовали, используя вопросник. Скоро поняли, насколько медленно движется дело. И тогда выбрали другой вариант опроса – письменное заполнение анкет. Это можно было делать уже не в Мюнхене, а прямо в лагерях беженцев. Опрашиваемым, конечно, платили за заполнение многостраничных анкет, за информацию, которой они делились (в месяц это обходилось в 20 585 долл.). Это уже был американский стиль – оплачиваемые опросы.

К апрелю 1951 г. работа была выполнена. После тысяч часов бесед с советскими беженцами собранные материалы отправились в Гарвард для научной обработки [265] . Предстояло обсчитать 13 000 анкет, в том числе почти 10 000 – письменных. Началась аналитическая работа – сопоставления, поиск зависимостей, подготовка отчетов. Но ставка делалась на машинную обработку информации (тогда в США уже использовали для этого электронно-вычислительные машины IBM).

Сенсация «Гарвардского проекта»

К сентябрю 1951 г. появились первые результаты исследования. Они потрясли всех – и военных, и ученых.

Да, Сталина называли жестоким, безжалостным, кровожадным тираном, воплотившим все зло, которое творил НКВД. Но при этом у людей он вызывал уважение, основывающееся на страхе.

Да, коммунистическую партию следовало призвать к ответу за преступления режима, но рядовых коммунистов трогать не следовало.

Да, ежедневная советская реальность демонстрировала низкий уровень жизни, постоянное вмешательство государства в личную жизнь граждан, репрессии, раскол общества на «народ» и «власть». Но режим был стабилен. Несмотря на явную неудовлетворенность жизнью, уровень нелояльности режиму у советских людей был крайне низким. Даже репрессии не влияли на положительное отношение людей к стране.

Особо удивляло то, что молодежь была более просоветски настроена, чем старшее поколение. Молодежь защищала советскую систему, демонстрируя образцы массового патриотизма. О настроениях советской молодежи предупреждал и Р. Гелен, когда в начале 1942 г. готовил доклад для германского Генштаба о советских людских ресурсах. По его оценкам, выходило, что в СССР почти половину населения составляли люди моложе двадцати лет. Это означало, что среди людей, призванных в СССР на военную службу, молодежь составляла половину. А в Германии среди призванных только треть можно было назвать молодыми людьми.

Что следовало из рассуждений Гелена? А то, что именно молодое поколение выиграло войну с Германией, ибо начиная с 1942 г. молодежь составляла основу Красной армии, а в идейном отношении это было самое закаленное поколение – продукт сталинской эпохи. Молодежь была верным сторонником режима. Молодые красноармейцы были более стойкими, проявляли большую страстность в бою. Немецкие оккупационные власти и служба безопасности (СД) скоро поняли эту ситуацию. Некий гитлеровский чиновник Хуземан в своем донесении в Берлин о политическом положении в Белоруссии сообщал [266] :

• Предыдущая
• 77/126
• Следующая