Горбун - Феваль Поль Анри - Страница 28

• Предыдущая
• 28/43
• Следующая

– Подумай хорошенько, кузен, – не унимался Шаверни. – Может быть вспомнишь о чем-нибудь еще, что можно продать.

При слове «продать» те, кому не повезло на торгах; подошли поближе.

– Нет. Ничего, – повторил принц, а потом прибавил: – Разве что…

– Разве что, что? – закричали со всех сторон.

– Разве что сдать конуру моего пса.

Группа пришедших позднее разразилась смехом, но покупатели по-прежнему оставались серьезными.

– Вы полагаете, я шучу? – пожал плечами Гонзаго. – Могу побиться об заклад, что если захочу, то получу за нее 10 000 экю.

– 30 000 ливров за собачью будку!

Смех разрастался.

Но вдруг из толпы, пройдя между хохотавшими громче остальных Навайем и Шаверни появилась неизвестная фигура. Это был горбун. Длинные спутанные волосы парика лежали на его неестественно вздернутых плечах. Высоким скрипучим голосом уродец заявил:

– Я покупаю собачью конуру за 30 000 ливров.

Несмотря на желание за столь непомерную цену на недельный срок приобрести собачью будку, (вот уж поистине безумное расточительство), горбатый наниматель отнюдь не казался безумцем. Живой пронзительный взгляд, орлиный нос, из – под гротескно взлохмаченных косм пробивался высокий лоб. Загадочная улыбка, с которой он взирал на окружающих, казалось, прикрывает затаенную в глубине натуры злость дьявола, – словом – настоящий горбун. Сам горб был крупным, располагался посредине спины и вздымался почти до затылка, отчего голова постоянно склонялась вперед, так что подбородок касался груди. У него были кривые, но совсем не тощие, как у большинства горбунов, ноги. Странный тип был безукоризненно одет: черный бархатистый кафтан, муслиновые жабо и манжеты сверкали белизной. Ко всему, он совершенно не смущался под многочисленными взглядами.

– Браво, Эзоп. Умница! – воскликнул Шаверни. – Из тебя, вижу, получится рисковый и ловкий биржевой маклер!

– Рисковый, – пожалуй, – на мгновение пронзив юношу взглядом, отозвался Эзоп, – но «ловкий» ли, – поживем – увидим, – его голосок дрожал, срывался, скрипел и трещал, как погремушка. Окружавшие вслед за Шаверни повторяли:

– Браво, Эзоп. Молодец!

Затаившиеся в оконном проеме Кокардас и Паспуаль, казалось, уже утратили способность удивляться. Однако гасконец спросил у нормандца.

– Мы прежде никогда не встречали этого горбунка, а?

– Да нет, как будто.

– Боже правый! Мне мерещится, что эти глаза я где-то видел.

Гонзаго тоже пристально изучал странного покупателя.

– Друг мой, – сказал он. – Здесь расплата наличными, вам это известно?

– А как же? Всенепременно! – охотно отозвался Эзоп, которого мы отныне так и будем называть.

Шаверни, по своему обыкновению слегка комикуя, вызвался при сделке исполнять роль поручителя со стороны покупателя. Эзоп извлек из кармана пухлый бумажник и, отсчитав из него 60 банкнот по 500 ливров, вручил их Пейролю. Все с любопытством пожирали глазами купюры, будто опасались, что они сейчас превратятся в сухие листья, – инфернальной казалась внешность того, кто их принес. Все сошло, однако благополучно. Ассигнации оказались настоящими.

– Попрошу квитанцию! – проскрипел Эзоп.

Пейроль, словно очнувшись, вручил ему расписку. Эзоп сложил ее вдвое и засунул в бумажник, в котором только что находились банкноты. Потом, удовлетворенно похлопав по нему ладонью, он многозначительно усмехнулся:

– Хороша сделка, не правда ли? До свидания, синьоры!

Почтительно поклонившись Гонзаго и компании, Эзоп направился к выходу. Толпа расступилась, давая ему дорогу. Оставшиеся все еще смеялись и обменивались шутками в адрес странного покупателя, но в то же время по зале, казалось, пронесся какой-то едва заметный холодок тревоги. Гонзаго задумался. Пейроль с официозной вежливостью, граничившей с хамством выпроваживал покупателей, которым предстояло ждать еще сутки начала действия недавно приобретенных лицензий. Окружавшие принца соратники машинально провожали взглядом толпу, освобождавшую помещение через ту самую дверь, в которой только что исчез загадочный наниматель собачьей будки.

– Господа! – обратился к соратникам принц. – Пока эту залу будут готовить к предстоящему семейному совету, прошу вас пройти за мной в мои апартаменты.

– Пошли! – сказал своему другу Кокардас. (Они все еще скрывались за оконными шторами.) – Сейчас, или никогда. Пошли!

– Как-то неловко, – ответил застенчивый нормандец.

– Не дрейфь! Я пойду первым.

И одной рукой увлекая за собой Паспуаля, а другой на ходу снимая шляпу, гасконец решительно направился вслед за Гонзаго.

– Черт возьми! – обрадовался первым увидевший их Шаверни. – Похоже, кузен решил нас сегодня изрядно поразвлечь. Смотрите, – новый маскарад! Горбун был великолепен. Но эти двое, – о – о, браво принц! Я в жизни не встречал более живописной пары головорезов!

Навай, Ориоль и все остальные образовали в арьергарде наших знакомых полукруг напоминавший эскорт зевак, идущих по пятам за чудотворцами.

– Не забывай об этикете! – нашептывал на ухо другу Паспуаль.

– Крапленый туз! – отозвался тот. – Неужели эти несчастные никогда не встречали двоих достойных уважения джентльменов.

– Этот высокий с усами просто бесподобен! – восхищался Навай.

– А мне больше нравится маленький, – возразил Ориоль.

– Интересно, что им здесь понадобилось. Ведь помещение уже все сдано, вплоть до собачьей будки, – рассуждал Носсе.

Наконец они настигли Гонзаго. Тот, увидев их, вздрогнул. Справившись с мимолетным малодушием, принц осведомился:

– Чего хотят эти храбрецы?

Гасконец поклонился принцу и окружению с благородной грацией, которой он прекрасно владел, (поклоны, реверансы, приветственные жестом являлись обязательным ритуалом, – азами фехтовальной науки, магистром которой Кокардас Младший являлся уже не один десяток лет); то же, и с не меньшим изяществом, проделал и брат Паспуаль. Затем, окинув взглядом компанию зубоскалящих расфуфыренных щеголей, мастер шпаги звонко отчеканил:

– Этот господин и я являемся старыми знакомыми его высочества принца. Мы пришли, чтобы засвидетельствовать ему наше почтение!

– А-ах! – вырвалось у Гонзаго.

– Однако, если монсиньор в настоящую минуту занят неотложными делами, – виртуозно исполнив еще один поклон, продолжал гасконец, – то мы придем в любое время, которое ему будет угодно нам назначить.

– Именно так, господа! – превозмогая застенчивость, поддержал друга Паспуаль. – Мы будем рады прийти в другой раз, если так угодно монсиньору.

Лихо отработав третий поклон, гасконец и нормандец внезапно выпрямились, расправили грудь и, сверкнув глазами, одновременно опустили руки на эфесы шпаг.

– Пейроль! – позвал Гонзаго.

Только что спровадивший последнего нанимателя управляющий поспешил к своему господину.

– Помнишь этих молодцов? – сказал Пейролю Гонзаго. – Твои люди, не так ли? Отныне они у нас на службе. Отведи их в твою контору. Пусть им там дадут хорошо поесть и выпить. Распорядись, чтобы их переодели во все новое. Пусть немного отдохнут и ждут моих распоряжений.

– О – о! Монсиньор! – воскликнул Кокардас.

– Покорнейше благодарим за вашу милость! – прибавил Паспуаль.

– В добрый час! Отправляйтесь! – приказал Гонзаго.

Пятясь, озираясь, отвешивая один за другим низкие поклоны, широко отводя в сторону замусоленные шляпы, которыми они в глубоких реверансах буквально мели пол, Кокардас Младший и брат Паспуаль удалились. Едва принц и его окружение исчезли из вида, гасконец выпрямился, расправил плечи и нахлобучил свою чудовищную шляпу. Подражая мэтру, то же проделал и брат Паспуаль. Идя за Пейролем, они с горделивым недоумением провожали взглядом попадавшихся навстречу рабочих и слуг, которые, завидев столь странную процессию, (еще бы, – ее возглавлял элегантный фактотум принца Гонзаго, а за ним по-хозяйски мерили шаг двое оборванцев с непомерно длинными шпагами), пугливо шарахались и жались по углам. Последовав долгими анфиладами, с расчерченным мелом паркетом, а кое-где пробираясь узкими, едва позволявшими марки протиснуться коридорчиками, так как окружающее пространство здесь уже было застроено крошечными деревянными кабинками, напоминающими пчелиные соты, они добрались наконец до конторы Пейроля. Здесь было просторно и светло. У левой стены стоял большой обеденный стол. Отдав распоряжения поварам и гардеробщикам, Пейроль покинул контору. Гасконца и нормандца пригласили к столу, и они набросились на еду и вино с жадностью, удивившей весь персонал.

• Предыдущая
• 28/43
• Следующая