Борьба за Дарданеллы - Мурхед Алан - Страница 17
- Предыдущая
- 17/87
- Следующая
В эту ночь Нэрроуз имел вид, немногим отличающийся от картин после воздушных налетов Второй мировой войны. Чанак, город с населением 16 000 жителей, был в руинах и почти пустынен. При обстреле начались пожары, и хотя с наступлением ночи они стихли, но обломки все еще загромождали улицы и причалы. Земля вокруг фортов была изрыта воронками от снарядов, а в Дарданос, чуть ниже по течению на азиатском берегу, склоны холмов были разворочены и исполосованы, как поверхность Луны. Монеты и кусочки глиняной посуды, лежавшие в земле с классических времен, были выброшены наверх. Из строя вышло только восемь тяжелых орудий, но огневые точки были значительно повреждены, и солдаты трудились всю ночь, чтобы восстановить парапет, починить телефонную связь и исправить орудия, из которых одни заклинило, а другие сдвинулись с места из-за упавших на них обломков.
Моральное состояние солдат в течение этих долгих семи часов обстрела было восхитительным. Те, кто видел турецких канониров в Килид-Бар на галлиполийской стороне пролива, говорят, что они сражались с бешеным фанатизмом. Имам распевал молитвы, пока они бегали по своим огневым точкам. Это было нечто большее, нежели обычное возбуждение в бою. Люди были охвачены, вероятно, религиозным рвением, чем-то вроде неистовства против нападающих неверных. И при этом они с совершенным безразличием вели себя под летящей шрапнелью.
Немцы в форте Хамидие и на других батареях проявляли другой вид мужества. Многие из них служили артиллеристами на «Гебене» и «Бреслау» и потому имели хорошую техническую выучку. К тому же они с большим искусством импровизировали в ходе боя. В отсутствие автотранспорта и лошадей они реквизировали буйволов для перетаскивания их мобильных гаубиц с места на место, так что британцам никак не удавалось их накрыть. Полевые пушки были размещены на горизонте так, чтобы создать максимум оптической иллюзии. Немцы также изготовили примитивные, но эффективные устройства, которые испускали клубы дыма из трубок каждый раз, когда стреляли свои пушки. И это отвлекло несколько десятков британских и французских снарядов от турецких батарей.
Но ни эти самоделки, ни дисциплина и фанатизм защитников не могли изменить того факта, что у них в наличии было столько-то боеприпасов и не более. Пока их хватает, они были вполне уверены, что смогут не пропустить флот, — и, может быть, эта уверенность доминировала над всяким другим чувством в этот пиковый момент боя. Но если бой будет продолжаться, а никакие непредвиденные подкрепления не подоспеют, командирам было ясно, что настанет момент, когда им придется приказать своим солдатам выстрелить последний залп и отойти. Больше они ничего не могут сделать.
Они были уверены, что на следующий день флот будет атаковать вновь. Им ничего не было известно о тревожной загадке, которая стала беспокоить британцев и французов с потерей «Бове», «Иррезистибла» и «Ошена». Этот вопрос немцы и турки могли бы разъяснить в две минуты. А случилось то, что в ночь на 8 марта подполковник Геель, бывший турецким экспертом по минам, отправился на маленьком пароходе «Нусрет» вниз до залива Ерен-Кеуи и там, параллельно азиатскому побережью и как раз в тихой воде, выложил новый ряд из двадцати мин. Он это сделал потому, что видел, как в предыдущий день британские корабли маневрировали в этом месте. Примерно в течение десяти дней до атаки 18 марта британские тральщики не заметили этих мин. Три из них, правда, были обезврежены, но при этом англичане не догадались, что тут их целый ряд. Мины также не были замечены в ходе воздушной разведки, проводившейся британцами. В течение этих десяти дней судьба флота и многого другого спокойно располагалась в этих тихих водах.
Турки и немцы полагали, что вражеские корабли вряд ли совершат ту же ошибку во второй раз. И всю ночь 18 марта они напряженно работали, ожидая, что им принесет следующее утро, не впадая в эйфорию по поводу успехов прошедшего дня, но и не проявляя безразличия к опасности, а просто настроившись на дальнейшую борьбу.
Британцам все это было неведомо — ни бедственное положение канониров в Нэрроуз, ни приготовления, которыми было занято турецкое правительство для эвакуации Константинополя. Немногие из лидеров, вроде Кейса в Дарданеллах и Черчилля в Лондоне, могли догадываться, что они подошли к критическому моменту сражения, но они не могли предложить ничего конкретного для продолжения операции, они просто чувствовали очень близко присутствие победы, совсем рядом. Другие ничего подобного не ощущали. И в самом деле, за все эти недели, пока продолжался обстрел, в Лондоне ожили старые опасения в отношении всего этого предприятия. Не то чтобы командиры хотели отказаться от операции, они горели желанием развивать ее и считали, что она может завершиться успехом. Но все более усиливалось мнение, вначале в Адмиралтействе, потом в военном министерстве, что флот не может решить эту задачу в одиночку. В какой-то форме необходимо участие и армии.
Еще в феврале, даже до того, как Карден начал бомбардировку, премьер-министр Греции Венизелос был негласно проинформирован по этому вопросу. Если Греция выступит на стороне союзников, в качестве поощрения ему были предложены две дивизии для укрепления северного фланга Салоник: одна британская и одна французская. Венизелос рассудил, что этих двух дивизий будет как раз достаточно для того, чтобы навлечь на себя врага, но не отбить его, а потому отказался от предложения. Однако в конце февраля он изменил свое решение. Обстрел Карденом шел совсем неплохо, и было похоже, что он может оказаться в Мраморном море в любой момент. 1 марта греки предложили три свои дивизии для отправки на полуостров Галлиполи, а потом для продвижения, если возможно, на Константинополь.
Есть какая-то бессмыслица в последовавших переговорах, которая все еще может вызвать удивление над этой пропастью двух мировых войн. В интересах каждого — прежде всего России — было, чтобы Греция вступила в войну со своей армией и поддержала флот в критический момент. Тем не менее нынешние шаги были точно рассчитаны, чтобы удержать ее от этого и вообще потерять ее преданность. Британия и Франция сразу бы приняли греческое предложение. Но для России это был предмет для огромного беспокойства. Ожили ее старые страхи об опеке над Босфором и Дарданеллами — важнейшим для нее выходом на юг. Россия никак не хотела присутствия греков в Константинополе, когда она могла быть там сама. Не видя, что положение на фронте безнадежное, что революция и собственная гибель совсем недалеки, царь позволил себе заявить британскому послу 3 марта, что ни при каких обстоятельствах не хочет видеть греческих солдат в Константинополе. А королю Константину там вообще нечего появляться.
Когда эта новость достигла Афин, правительство Венизелоса пало и 7 марта было сменено новым, с прогерманскими взглядами. В это время Британия и Франция с целью поддержать моральный дух русских проинформировали царя о том, что он получит контроль над Босфором, как только падет Константинополь, и в середине марта было подписано соответствующее соглашение. В этой ситуации все надежды флота быстро завлечь армию на Галлиполийский полуостров улетучились. Оставалось ожидать, что смогут сделать Британия с Францией.
В Лондоне главным сторонником привлечения армии к операции в Галлиполи был лорд Фишер. «Дарданеллы, — восклицал он в своей ноте Ллойд Джорджу, — бесполезны без солдат! — и с обидой замечал: — Рано или поздно кому-то надо высаживаться в Галлиполи». Однако решение по этому вопросу не было прерогативой Адмиралтейства, оно оставалось за Китченером. А Китченер постоянно заявлял, что у него нет лишних солдат. Фактически у него были солдаты, которые оставались без дела, в частности 29-я дивизия — прекрасная воинская часть, сидевшая сложа руки в Англии. Весь февраль шли горячие споры между генералами с Западного фронта и сторонниками Дарданелльской операции о том, кому следует передать это ценное боевое соединение. К середине месяца Китченер стал склоняться к дарданелльскому варианту и 16-го числа объявил, что дивизия поплывет к Эгейскому морю. Она будет помогать уже находящейся на месте морской пехоте в прочесывании полуострова Галлиполи, а позднее — во взятии Константинополя. Это вызвало столь резкий протест со стороны генералов во Франции, что фельдмаршал отменил свое решение и заявил: вместо 29-й дивизии отправятся расквартированные в Египте австралийские и новозеландские дивизии. При этом корабли, собранные Адмиралтейством для перевозки 29-й дивизии, были распущены.
- Предыдущая
- 17/87
- Следующая
