Полигон безумной смерти - Мурич Виктор Борисович - Страница 17
- Предыдущая
- 17/72
- Следующая
Близнецы, как бы очнувшись от секундного ступора, открыли огонь из пистолетов по убийце.
Она попыталась приблизиться, но огонь оказался слишком плотным.
Нас спасает то, что мы сидим под стенкой и не попадаем в зону огня. Ни черта не понимая в происходящем, мы дружно рухнули на пол. Теперь пули засвистели над головой.
Все в жизни кончается. Опустели и у близнецов обоймы. Хоть и перезарядили они их почти мгновенно, но это уже не играло абсолютно никакой роли. Она была рядом. Руки, выброшенные в стороны, с противным чваканьем одновременно пронзили грудные клетки братьям и вырвались обратно, сжимая какое-то кровавое месиво. Мои познания в анатомии подсказали, что это ошметки легких.
На все эти события ушло менее минуты.
Мы оказались невольными участниками жесточайшего побоища. Лежа в луже крови, которая вытекла из плеч стрелка в бронежилете, мы как кролики на удава смотрим на женщину, замершую в выжидательной позе посреди комнаты.
Она стоит как гладиатор-победитель в центре арены, в ожидании появления нового, более достойного противника.
Шурика звучно вырвало.
И не удивительно, такое количество крови, трупов и оторванных рук мы в жизни не вдели. Разве что по телевизору.
Мелодичные напевы Шурика привлекли внимание убийцы.
Только теперь лежа метрах в пяти от ее ног я смог подробно ее рассмотреть. На вид лет тридцать пять. Приятные черты лица выглядят спокойными и умиротворенными, как будто это не она только что уложила четверых наповал. И, похоже, эти жертвы были не первыми и не последними. Одежда, забрызганная кровью и пропитанная пылью, свисает лохмотьями, демонстрируя сквозь многочисленные дыры бледное тело.
На меня взглянули темные глаза женщины. В них промелькнуло что-то такое… Даже не знаю как это назвать… Может ласка… любовь. Этот ласкающий взгляд так не вяжется с ее агрессивными действиями.
По одежде, я узнал ее. Это же она была с нами в камере.
Женщина не спеша, двинулась в нашу сторону.
«Все! Аминь! Личное дело подопечного передается похоронной команде» – пропел мой ангел-хранитель и зажмурил глаза, не желая видеть кровавую развязку.
Ее неторопливое шествие было прервано рослым охранником в бронежилете, появившимся в проломе стены. Висящая в воздухе пыль не позволяет ему в полной мере оценить ситуацию.
Оружие у нового персонажа бойни оказалось посерьезнее, чем у уже умиротворенных бойцов.
Дробовик!
Моя догадка полностью подтвердилась хрустом передергиваемого затвора под стволом оружия.
«Хана тетке!» – одновременно радостно и огорченно подумал я. – «Сейчас нашинкует ее дробью как сало чесноком!»
Вкусовые пристрастия женщины радикально не совпали с моими. Она мгновенно развернулась на сто восемьдесят градусов и ринулась в сторону противника.
Охранник прицелился…
«В нас! Почему в нас?» – глядя на нешуточных размеров дуло я как затравленный зверь зажимаюсь в угол.
… и нажал на курок.
Женщина прыгнула вперед и в бок, принимая заряд дроби в грудь.
– Вот и все! – прошептал Шурик, отплевываясь и стирая пыль с лица.
– Все! Объект мертв! – рявкнул стрелок в микрофон рации.
Тот час же в комнату через двери и пролом в стене ворвалось шесть вооруженных человек.
– Молодец Стас! Метко ты ее! – произнес один из вошедших парней и дружески похлопал его по плечу.
– Она сама под выстрел подлезла… Я вообще-то в этих гавриков целился… Что-то с ними не так, не зря же она именно к ним прорывалась. Неспроста это. – Стрелок пренебрежительно отмахнулся от комплимента. Он уже потерял интерес к происходящему. Осмотрел оружие, протер ладонью запылившийся ствол и неторопливо вышел через пролом в стене.
Мавр сделал свое дело, мавр может гулять смело.
Женщина в нелепой позе лежит на полу. Вошедшие, несмотря на ее неподвижность, оружие не опускают. Их глаза настороженно осматривают труп.
– Что с ними? – спросил один из охранников, пренебрежительно кивая в нашу сторону.
– Похоже, что только один из них заражен. Его в расход. Второго обколоть и поместить в психушку, – сказал отставник со сломанной шеей, вставая с пола.
Мы переглянулись округлившимися глазами. Шурик сделал удивленное лицо и смачно чихнул от витающей в воздухе пыли. Связных слов, чтобы выразить свои эмоции у него не нашлось, поэтому он лишь выдал глубокомысленное:
– Ба-а-а!
Меня оживление отставника удивило гораздо больше чем предстоящий вариант смерти или дурки до старости. И к тому же я не могу понять, о какой заразе они ведут речь. Причем здесь я и Шурик? И вообще, каким боком мы вплетаемся в этот хоровод душевнобольных?
Отставник, не смотря на недавние события, выглядит весьма прилично. Экстерьер портит только пыль, от разбитой стены скопившаяся на костюме и немного перекошенный галстук с золотой заколкой в виде жука-скарабея.
– Ребят в лабораторию. Женщину сжечь. Трупы убрать. – Он с сожалением посмотрел на лежащих близняшек и печально покачал головой. – И на этот раз, чтобы все без ошибок. Слишком уж большую цену нам приходится платить за подобные ошибки.
Нас подняли и потащили.
Уже стоя в дверях, я в полной мере оценил размах побоища.
Пролом в стене…
Трупы…
Липкие, припорошенные белой пылью лужи на полу…
Оторванные руки в дальнем углу все еще сжимающие пистолет…
Стены, испещренные оспинами пуль…
Тело женщины посреди комнаты…
Деловито обсуждающие последние события люди с оружием в руках…
Голова закружилась, и я с трудом подавил накативший приступ тошноты.
Ч-черт! Да кто они такие? А она?
Спрашивать в слух я не решился, так как косые взгляды в нашу сторону выглядят не особо дружелюбно Лучше уж молчать.
На пороге нас и наш эскорт почти сбила с ног невысокая девушка в коротенькой юбке и белоснежной блузке. Оглядев комнату, она с криком ринулась к безрукому трупу.
– Сенечка, любимый! – жалобно простонала она, обнимая окровавленное тело, и не обращая внимания, на появившиеся на белой блузке темные кляксы.
Абсурдность и нереальность происходящего конкретно давит на психику. Глянув на Шурика, перепачканного в крови и еще чем-то, понял, что ему не лучше. На его лице блуждает неуместная и немного дурковатая улыбка.
– Почему? Почему он? – рыдает девушка. Ее слезы оставляют чистые дорожки на покрытом вездесущей пылью лице охранника.
Окружающие молча отводят глаза.
Девушка обернулась и взглянула на нас. Не смотря на слезы горя глаза полны ненависти. Мне стало страшно. Женщина в таком состоянии сделает, что угодно и вряд ли ее кто-то остановит.
– Ненавижу! – простонала девушка и бросилась на нас.
На последнем метре ее перехватил отставник, но все же до моего лица ей удалось дотянуться. Щеку пересекли две пылающие полосы глубоких царапин.
– Все хватит, хватит, – поглаживая ее по голове, отеческим тоном успокаивает отставник.
Судя по всему кроме него больше никто оживать, не собирался. А жаль…
Совсем непонятно то, что наиболее сильное чувство жалости я испытываю не к охранникам, погибшим при исполнении какого-то своего долга, а к их убийце.
Сфокусировав расплывшееся от жжения царапин, зрение на женщине и слизнув с губы капельку набежавшей крови, я ощутил дикий прилив жалости.
«Она же мне никто, абсолютно никто!» – убеждаю себя и стараюсь подавить рвущуюся откуда-то изнутри волну чувств.
Но чувство боли утраты и отчаяния все сильней и сильней пульсирует в груди. Наверное, такое чувствует новорожденный в момент перерезания пуповины идущей к уже мертвой матери.
«Матери? Какая глупость!» – борется рассудок с реальностью.
Чувство потери частички себя становится невыносимым. Если бы не руки конвоиров я бы бросился к ее телу. Обнял. Прижался бы грудью к ее мертвой плоти, пытаясь отдать часть собственной жизненной силы. Все, все что угодно лишь бы она жила.
Не в силах бороться с обуявшими меня чувствами я ринулся, увлекая за собой охранников.
- Предыдущая
- 17/72
- Следующая
