200 Кошачьих «Почему?» - Непомнящий Николай Николаевич - Страница 16
- Предыдущая
- 16/73
- Следующая
И наконец, в широких масштабах «котоедство» никогда не было распространено, если не считать голодных времен, когда кошачье мясо оказывалось единственным спасением от смерти (вспомним блокадный Ленинград).
Приручение с целью использования на охоте. Эта теория возникла на основе древнеегипетского изображения кошки, помогающей человеку во время охоты (3000 г. до н. э.). Очевидно, кошке не отводилось при этом важное место; во всяком случае, она не играла настолько важную роль, чтобы прилагать усилия по приручению. Если это и имело место в широком масштабе, должно быть, охота с кошкой вскоре прекратилась. Для такой цели больше подходил гепард.
Приручение для контроля за грызунами. Одна из наиболее распространенных теорий приручения кошки связана с ее неоспоримым мастерством в ловле крыс и мышей. Скорее всего, дикие предки мышеловов подходили все ближе к городищам и поселениям в поисках пищевых отходов, притягиваемые большим числом мышей и крыс, которые процветали в идеальных для них жизненных условиях. Обнаружив кошачье умение, люди стали поощрять этих животных селиться ближе к своим жилищам, давая им пищу (в ограниченном количестве) и кров. С этого и начались взаимопомощь и дружба между кошкой и человеком.
Тут мы подходим к последней теории, которая представляет собой скорее дополнение к вышеописанному, нежели альтернативу предыдущей версии.
Одомашнивание ради дружеского общения. Многие специалисты соглашаются с тем, что дикие кошки, возможно, были одомашнены просто из-за естественной тяги человека к животным с намерением их приручить. Точно так же это могло возникнуть из-за природной страсти детей приносить домой животных: в данном случае котят диких кошек, найденных в лесу или поле. Может быть, приручение кошки началось не обязательно в утилитарных целях? У дикой, еще не одомашненной кошки, которой было позволено жить близко к человеку, чтобы она ловила мышей, рождались котята, которых забирали у нее совсем маленькими и воспитывали уже как домашних. Через некоторое время, помимо утилитарных преимуществ, которые давало человеку приручение кошки, ему стало приятно иметь рядом с собой существо другого вида. На протяжении тысячелетий через это прошли многие животные — а почему бы и не кошки?
Цойнер, чей авторитет в этой области не вызывает сомнений, утверждает, что наши предки приручили как минимум дюжину разных животных до того, как кошка вошла в их дома. Это собака, северный олень, коза и овца — в эпоху, когда сельского хозяйства как такового еще не было (более 10 тысяч лет назад); корова, буйвол, як и свинья (в раннесельскохозяйственную эпоху). И только потом были приручены слоны, лошади и мулы.
Все эти животные, кроме кошки, живут в рамках некой общественной организации, от которой они зависят «социально» и биологически. Так или иначе, у всех были достаточные предпосылки для одомашнивания: существование в большой группе и наличие в ней иерархической системы. Кошкам это не свойственно.
Как раз наличие иерархии у этих животных сыграло самую значительную роль при их одомашнивании. А ее отсутствие у кошек объясняет, почему они до сих пор не выполняют приказаний человека, как собаки, и не столь покорны, как лошади. Лошадь, например, всегда следует за доминирующей в стаде особью, обычно кобылой-маткой. Если та останавливается и кормится, то пасется и все стадо, если пускается в галоп, то следом скачут все, а когда она собирается отдохнуть, все остальные лошади также устраиваются на ночлег.
Древнейший инстинкт следования за лидером, полагает Катерина Хоупт, директор лаборатории поведения животных Корнеллского университета, дает человеку возможность выгодно использовать подчинение животного доминирующей особи при одомашнивании. Иначе говоря, человеку нетрудно играть роль вожака любой стаи.
Но на протяжении многих поколений раз за разом человек заключал с кошкой договор на равных, чтобы она вела войну с мышами в его жилище (и не случайно многие верят, что, когда кошка приносит убитую мышь хозяину, она просто пытается научить его охотиться).
Пресловутая независимость кошек — а Цойнер прямо пишет, что любому человеку покажется более легким добывать животное для еды или жертвоприношения на охоте, чем приручать его, — дает возможность предположить, что совместный путь человека и кошки значительно более длинен. И если мы предположим, что кошки были приручены потому, что хорошо ловят мышей, как это доказывает итальянский биолог Евгения Натоли, то придется допустить, что это произошло не раньше, чем человечеству понадобилось защищать урожай, то есть 4 тысячи лет до нашей эры. Спор с Цойнером только убедил Натоли в этой теории, потому что тот доказал, что дикий кот не играл никакой роли в хозяйстве человека эпохи мезолита (13 — 8 тыс. лет до н. э.). В самом деле, она убеждена, что «появление кошки в египетском обществе с полной уверенностью может быть отнесено к 3 тысячелетию до нашей эры». За 390 тысяч лет, прошедших между появлением Homo sapiens и заключением «договора» между ним и африканской дикой кошкой, они просто привыкли жить вместе. «Возможно, — утверждает Цойнер, — что египетская кошка долгое время сама приходила к человеку в дом в поисках своей обычной добычи — мелких грызунов, и ее допускали в селения». Цойнер уверен, что подобный подход — лучшее решение загадки одомашнивания.
«Я не думаю, что приручение кошки входило в задачу человека, — добавляет Джилл Медлен, — а полагаю, что дикий кот все ближе и ближе подходил к людям, и, возможно, однажды крестьянин выставил ему плошку с молоком, надеясь, что это заставит кота привыкнуть к дому и избавит от засилья мышей. Сейчас считают, что еще египтяне поняли, что для приручения лучше брать котят, но мне эта теория кажется не слишком убедительной».
Хотя современный домашний кот, скорее всего, прямой потомок африканского дикого предка, европейский дикий сородич также оказал немалое влияние на наших мурок. Когда одомашненные кошки были завезены в Европу, они смешались с местным диким видом, Felis silvestris, распространенным от Кавказа до Малой Азии. Этот лесной кот, привыкший лазать по деревьям в густых зарослях, возможно, передал свой ген более темной, пятнистой окраски светлоокрашенному африканскому коту. Поддерживая эту точку зрения, Цойнер замечает, что ни один вид кошек, кроме домашней, не имеет такой пятнистой или пестрой окраски. Возможно, однако, что она — плод обычных генетических мутаций.
Время, прошедшее с тех пор, как был одомашнен кот, — лишь мгновение на часах истории. Мы можем лишь размышлять о том, какими были те первые маленькие тигры, что пригрелись у человеческого очага, и строить догадки о внутренних изменениях, происшедших с ними с тех пор. Мы можем предположить, однако, что перестройка генетического кода постепенно привела к тому, что привычки взрослого дикого животного со временем исчезли. И мы любим и лелеем нашего кота за то, что иногда он ведет себя, как маленький котенок. Самостоятельный, гордый, суровый и кровожадный зверь уже не нужен нам в наших квартирах.
Исследователи, наконец, замечают, что кот — это «поучительный пример существа, находящегося еще на первой стадии приручения, постоянно готового вновь стать диким и очень мало измененного человеком».
«Что интересно, — размышляет Джилл Меллен, — так это разница в поведении дикой и домашней кошек. Если вы заведете детеныша дикого кота и обычного котенка и будете вместе растить их одновременно, вы заметите, что дикий кот более агрессивен и гораздо менее терпелив, чем домашний».
Но ясно, что даже самый милый домашний представитель кошачьего рода еще совсем не приручен. Ведь вспомним: одомашнивание предполагает не только приучение животного к среде обитания человека и изменение его генотипа, но и контроль за размножением с целью придания нужных нам качеств. Ясно, что в случае с кошкой этого не происходит. Как ни пытается человек уже в течение пяти тысяч лет взять под контроль личную жизнь своей кошки — все так же рвется в окно самец в разгар страстной и наполненной его пением ночи и катается по полу полубезумная кошка, жаждущая соединиться с «источником рулад».
- Предыдущая
- 16/73
- Следующая
