У врат преисподней ветрено… - Муркок Майкл Джон - Страница 9

• Предыдущая
• 9/42
• Следующая

Радуясь такому решению по своим причинам, Алан не возражал.

Он вернулся домой и переоделся в тот самый неопределенного вида костюм, который одевал раньше. Добрался он до квартиры с трудом: в коридорах было полно народу. Всюду слышались сердитые, возбужденные разговоры. Порядок уступил место кликушескому беспорядку, и Алана слегка пугало, что обычные люди поступают, как ему казалось, отказываясь от лучшего в себе.

В коридоре его стиснула и понесла к лифтам людская река; пришлось ждать почти четверть часа, а нетерпение толпы все росло. Чтобы забрать их всех сразу, просто недоставало лифтов.

Вниз, вниз, вниз. На девятом уровне они закружились вниз по эскалаторам и трапам; теперь Алан не смог бы повернуть обратно, если б даже хотел.

Дым факелов первого уровня, запах пота, витавшее в воздухе напряжение, громовое улюлюканье толпы навалились на все его чувства и грозили затуманить рассудок, когда толпа влилась в громадную пещеру, которая, как он знал, однажды, когда Сити еще только собирались строить, была частью подземного аэродрома.

И он наконец увидел Огненного Шута, стоявшего на высокой колонне, служившей ему трибуной, и, казалось, удерживавшего свое грузное тело на этом помосте в неустойчивом равновесии.

Над ним Алан увидел шипящую громаду рукотворного солнца. Он припомнил, что слышал о нем. Огненный Шут его сделал — или велел сделать — и как-то им управлял.

— Что это? Что это? — кричал Огненный Шут. — Почему вас так много? Неужто весь мир внезапно увидел порочность путей своих?

Со всех сторон послышались утвердительные крики; толпа самонадеянно отвечала за остальные миллионы жителей планеты.

Огненный Шут засмеялся, его большое тело шаталось на помосте.

Все новые и новые тысячи людей набивались в пещеру, грозя раздавить уже стоявших в середине. Алан обнаружил, что его несет к помосту, а над ними меж тем проносился раскатистый смех Огненного Шута.

— Все! — внезапно крикнул Огненный Шут. — Корсо, скажи им, что сюда входить нельзя… Скажи, чтобы приходили позже. Мы задохнемся!

Казалось, Огненный Шут сбит с толку размером толпы, может быть, смущен собственной силой.

«А его ли это сила? — хотел знать Алан. — Не отождествляла ли толпа его с чем-то еще, какой-то своей глубинной нуждой, нашедшей выражение в Шуте?»

Но предполагать не имело смысла. Факт оставался фактом: Огненный Шут стал символом толпы, ее вождем. Они сделают все, что бы он им ни сказал — разве только, может быть, он сказал бы им не делать вообще ничего.

Толпа начала скандировать:

— Огненный Шут! Огненный Шут! Огненный Шут! Говори нам!

— Как должен погибнуть мир?

— В пламени! В пламени!

— Как должен он возродиться?

— В пламени!

— И огонь этот будет огнем духа человеческого! — проревел Огненный Шут. — Огонь в его мозгу и в его животе. Слишком долго жил мир на искусственной пище. Питался переработанными продуктами, не имеющими отношения к действительности словами, витающими в пустоте идеями. Мы теряем наше первородство! У нашего наследия нет наследника.

Он примолк, а толпа колыхалась, как могучая, неугомонная морская волна. Потом он продолжил:

— Я — ваш феникс, омытый пламенем жизни! Я — ваше спасение! Смотрите: вот — огонь над нами. — Он воздел выкрашенную в оранжевый цвет руку к шипевшему под потолком пещеры шару. — Смотрите: вот огонь вокруг нас. — Он показал на факелы. — Но эти огни — только посланцы настоящего пламени, невидимого пламени, существующего внутри нас, и Матери Жизни, что мчится по небу над нами — Солнца!

— Солнца! — пронзительно закричала толпа.

— Да, Солнца! Миллиарды лет назад планета наша сотворена была из солнечного вещества. Солнце взрастило жизнь, и в конце концов дало жизнь нашим самым давним предкам. С тех пор оно воспитывало нас. Но чтит ли современный человек свою мать?

— Нет! Нет!

— Нет! Наши предки тысячелетиями поклонялись Солнцу! Почему? Потому что они признавали Солнце Матерью Жизни. Без Солнца человек никогда бы не родился на Земле! Сама Земля не смогла бы появиться!

Кто-то из стоявших, видимо, поднаторевшие в таких собраниях, закричали:

— Пламя есть Жизнь!

— Да, — проревел Огненный Шут. — Пламя есть Жизнь. А многие ли из вас когда-нибудь видели Солнце? Многих ли согревали его лучи, не замутненные стеклами? Многие ли видели открытый огонь?

Каждый вопрос встречали нечленораздельные вопли.

Алану приходилось бороться с заразительным кликушеством толпы. Хотя многие обитатели города действительно никогда не бывали снаружи, они лучше и полнее жили внутри его стен. И никто не запрещал им проводить отпуска за его пределами. Их удерживало не Государство, а своего рода агорафобия. В любом случае они пользовались дарами Солнца опосредованно — город снабжали энергией огромные солнечные батареи.

Словно прочтя эти невысказанные мысли, Огненный Шут продолжил:

— Мы злоупотребляем Солнцем. Мы извращаем материю жизни и меняем ее на материю смерти! Мы используем Солнце, чтобы снабжать энергией наши машины и оставаться живыми в пластиковых, металлических и бетонных гробах. Мы используем Солнце, толкая наши космические корабли к планетам — планетам, где мы вынуждены жить в полностью искусственных условиях, или планетам, которые перекраиваем и меняем их природный облик на подобный Земле. Это неверно! Кто мы такие, чтоб менять естественный порядок? Мы буквально играем с огнем — и этот огонь скоро обернется и испепелит нас!

— Да! Да!

Силясь не поддаться чарам, Алан заставил себя ощутить сомнение в логичности того, что говорил Огненный Шут. А тот еще какое-то время продолжал в том же духе, снова и снова вколачивая слова в готовые слушать уши толпы.

Доводы Огненного Шута были отнюдь не новы. В более мягкой форме о том же самом политики и философы определенного склада говорили уже не первый век, возможно, с самого начала промышленной революции. И все же доводы эти необязательно верны. В конечном счете все сводилось к вопросу: что лучше для человека — оставаться в пещерах непросвещенным дикарем или использовать присущие ему рассудок и способность создавать новое, добывая знания.

Чувствуя, что вроде бы ухватил, куда клонится происходящее, Алан понял, что и Огненный Шут, и те, кто, подобно его духу, противостоят Шуту, лишь придерживаются разных мнений. Любые грядущие споры, видимо, станут битвой невежеством одного рода и невежеством другого.

И все же неприятности назревали. Причем большие неприятности, если только чего-то не предпринять.

— Все религии видели в Солнце воплощение Бога… — говорил теперь Огненный Шут.

«Возможно, он искренен, — думал Алан, — возможно, он лишен личных амбиций, не подозревает о производимом им фуроре, не помышляет о столкновении, которое может последовать.»

И все же Огненный Шут влек к себе Алана. Юноше нравился этот человек; Алан восторгался его живостью и непосредственностью. Неудачно только, что ему случилось появиться в такое время, когда массовый психоз достиг такой высоты.

Теперь чей-то голос выкрикивал что-то насчет городского Совета. До Алана долетали обрывки фраз о закрытии уровней, о выпаде против Огненного Шута, об угрозе свободе слова. Удивительно, как можно принимать принципы демократии и в то же время отвергать их разговорами о выступлении толпы!

Удивительно… и весьма пугающе. Он повернулся взглянуть, сможет ли выйти. Выйти он не мог. Толпа сгрудилась, сжалась еще теснее. Его окружал ужасающий вид тысяч лиц с раскрытыми ртами. На мгновение он испугался, но потом подавил страх. Это не могло ему помочь. И мало что могло.

Голос Огненного Шута бушевал, требуя тишины, ругая толпу, понося ее. Сконфуженные, собравшиеся притихли.

— Слушайте! Слушайте! Вот что вам надо делать. Итак, городской Совет собирается закрыть эти уровни. Может быть, это из-за меня, а может, и нет! Но не все ли равно?

Кое-кто закричал: нет, мол, не все равно.

— Какую же угрозу видит во мне городской Совет? Может, я угрожаю кому-то еще? Говорю вам: никому!

• Предыдущая
• 9/42
• Следующая