Комендант мертвой крепости - Аренев Владимир - Страница 36

• Предыдущая
• 36/80
• Следующая

Хромой какое-то время выдерживал её взгляд, потом, чуть слышно шаркая, отошёл в сторону.

— Молчите? — зло проронила Синнэ. — Или опять скажете, что я лгу?

— Госпожа Ойбриккэс, — негромко, твёрдо ответил алаксар, — я — последний из чад Алтэрэ. Во время Разлома я потерял не только жену с дочерью. Я лишился всех, кого любил. Я остался без Того, Кто создал нас. Вам никто никогда не рассказывал, что это такое — очнувшись, обнаружить: отныне ты в мире — один? Мы так привыкли к ощущению незримого присутствия Праотцов, что когда… когда Алтэрэ не стало… Поверьте, это невозможно вообразить и невозможно описать словами. С тех пор прошло двадцать лет. Ничего не изменилось. И не может измениться. Другие мои соотечественники, пережившие Разлом, ушли. Знаете почему? Они ведь не были ни безвольными, ни никчёмными, — (Сиврим слушал, затаив дыхание. Впервые Хромой говорил так, словно был живым андэлни из плоти и крови. Андэлни, который способен испытывать какие-то чувства. Андэлни, которому может быть больно.) — Они утратили смысл жизни, — сказал алаксар. — Все они просто… — Он развёл руками. — Когда нет воздуха, свеча гаснет. По-другому не бывает.

«Бывает, — подумал Сиврим. — Ты же сам жив».

— А вы?

— А у меня пока ещё есть цель. Простая, в общем-то. Похожая на вашу. Я хочу хотя бы немного уменьшить то зло, которое мы причинили этому миру. Для этого живу. Это движет мной. В остальном, госпожа Ойбриккэс, я уже мёртв — как мертвы все мои сородичи.

— Но жить после того, как другие погибли, — это не грех, — покачала головой Синнэ. — И любить после того, как…

— Вы не знаете, о чём говорите, — мягко оборвал её Хромой. — И если ваш Рункейр будет милостив, никогда не узнаете.

— Ошибаетесь! Я знаю. Я — Синнэ тэр-Ойбриккэс, внебрачная дочь моего отца и женщины, которую он любил. Она была из сиэллонов и рано умерла. Многие умирали тогда, в первые годы после Разлома. Так что не говорите мне об одиночестве, я и сама могу многое о нём порассказать.

— И всё-таки, Синнэ, я — худшее, что можно было выбрать…

Она вскинулась, как будто получила пощёчину:

— Я и не знала, что вы, алаксары, выбираете. Думала, у вас, как и у остальных андэлни, всё решает любовь. А любовь — не выбирает.

— Послушайте…

Сиврим дальше слушать не стал. Тихо выскользнул за дверь, спустился на полпролёта. Прислонился лбом к холодным шершавым камням стены и какое-то время — кажется, вечности две-три — стоял, мечтая только об одном: умереть.

Не умер. Как и следовало ожидать. Кишка тонка. Да и убивают себя из-за несчастной любви одни только безусые юнцы, начитавшиеся рыцарских романов. Он мудрее. Или трусливей. Или — слишком глуп и на что-то ещё надеется.

Так или иначе, когда вечность миновала, а за ней — две-три следующих, Сиврим оторвался от стены и пошёл к себе в комнату.

— Наместник.

Осенний Дар ждал Сиврима в его же комнате. Сидел за столом, зажёгши одну-единственную свечу. Рядом с собой положил перчатки и головную накидку, откинулся на спинку стула — не по-хозяйски, просто утомлённо.

— Вы не ошиблись дверью, десятник? Скоро полночь, и я, честно говоря, не склонен к разговорам. Мне их сегодня хватило с лихвой.

— И всё-таки нам нужно поговорить.

— Завтра, когда все разъедутся и всё успокоится…

— Завтра вы отправитесь вместе с алаксаром, а я останусь здесь. И нам необходимо…

— Что за бред?! — оборвал его Сиврим. — О чём вы?

— Вот, прочтите. — Под перчатками и накидкой, оказывается, лежал запечатанный конверт, который Дар и протянул Сивриму.

Это было письмо от господина Оттенса. Если в прошлый раз он ограничился лапидарным: «Будь осторожен с алаксаром. Прислушивайся к его советам», — теперь у господина по прозвищу Силок нашлось больше слов, причем совершенно другого свойства.

— Не понимаю, — Сиврим отложил письмо в сторону и по-новому взглянул на десятника. Хотя, если верить письму, — отнюдь не на простого десятника, а на андэлни, которому с этого момента он должен беспрекословно подчиняться. — Это шутка? Розыгрыш?

Досгридр Осенний Дар смотрел на него без сожаления и без злорадства: так смотрят на угодившую в силок птицу.

— Разве я похож на шутника, господин Вёйбур?

— Но почему вы не показали мне это письмо сразу же, как только приехали?

— Я выполнял то, что мне велено.

— Морочить мне голову? Делать из меня посмешище?!

— Никогда не имел в мыслях ничего подобного, — ответил Дар. — Понимаю… должно быть, это обидно, однако мы с вами взрослые и здравомыслящие андэлни. Не горячитесь, ваша власть останется при вас, и ваше достоинство не пострадает. Я не собираюсь становиться теневым наместником — да и нет у меня на это полномочий.

Сиврим внимательно посмотрел на его круглое, гладко выбритое лицо с двумя шрамами возле левого уха. Этот андэлни, хоть и много старше его самого, всегда держался с Сивримом почтительно. Он и сейчас разговаривал точно так же; но под шёлком вежливых слов проступала острая сталь.

— Чего же вы хотите?

Досгридр мотнул головой!

— Не важно, чего хочу я. Важно то, чего ждёт от вас и от меня господин Оттенс.

Закрыв глаза, Сиврим попытался успокоиться. Всё это казалось затянувшимся кошмаром, одним из тех болезненных бредовых снов, в которых вязнешь, словно в болоте, задыхаешься и тонешь, и никак не можешь выбраться на твёрдую почву.

— Хорошо, — сказал он. — И чего же ждёт господин Оттенс?

Осенний Дар объяснил.

Кошмар, понял Сиврим, только начинается.

— Почему именно я? Почему теперь, а не в тот день, когда вы приехали? Почему не неделю, не месяц назад?

Осенний Дар объяснил и это.

— А если я откажусь — что вы тогда сделаете? Покажете это письмо Железнопалому и возьмёте управление Шандалом в свои руки? Чем вы можете мне угрожать? — Сиврим засмеялся хриплым нервным смехом. — Хотя — это не важно! Делайте что хотите. Я отказываюсь. А теперь убирайтесь отсюда — я хочу спать.

Осенний Дар даже не пошевелился. Идеальный служака — из тех, кто не лелеет собственные амбиции, даже не думает о том, чтобы возвыситься над самим собой. Из тех, кто всегда чётко и безукоризненно выполняет приказы хозяина.

— Вы не понимаете, Вёйбур. Это не приглашение поохотиться, от которого, сославшись на больную голову или слабость в желудке, можно отказаться.

— Десятник, дверь — слева от вас.

Тот взялся за перчатки и накидку, но лишь для того, чтобы достать лежавшее под ними письмо.

«Сколько там их у него? — с отстранённым удивлением подумал Сиврим. — Или до Разлома он зарабатывал на жизнь фокусами: распиленные женщины, проглоченные факелы, птенцы, добытые из-за уха ближайшего зеваки…»

— Читайте.

Сиврим прочёл.

— Вот это письмо завтра «привезёт» Клоп из Врат, а я покажу Железнопалому. Убийство отца, изнасилование родной сестры, мошенничество, обман кройбелсового чиновника… Насчёт приговора, думаю, особых сомнений не будет ни у градоправителя Врат, ни у коменданта Шандала.

— У меня никогда не было сестры…

— Расскажете это им обоим.

Чувствуя, как гнев разливается по телу кипящей дикой волной, Сиврим до хруста сжал кулаки. Сжал, сминая в комок проклятое письмо!..

Но порвать не осмелился.

— Десятник… я одного не понимаю. Вы же… вы вроде бы — андэлни чести. Я слышал про ту историю с Пустолесьем. Как получилось, что вы согласились… поехать сюда и… сделать то, что делаете?

Досгридр посмотрел на него почти с сожалением. Поднялся, вынул помятый лист из руки Сиврима.

— Когда вернётесь, выполнив то, о чём просит господин Оттенс, я сожгу это. — Он разгладил и спрятал письмо в поясном кошеле. — И не трудитесь придумывать объяснение для остальных: я уже сказал коменданту, что вы решили поехать в алаксарский город. «Развеяться». Он не удивился и лишних вопросов не задавал. Спокойной ночи.

Сиврим проводил его пустым взглядом и сел на кровать, обхватив себя руками. Его трясло то ли от ярости, то ли от страха. Кошмар, это кошмар. Вязкая тягучая трясина, в которую он вляпался со всего размаху. Капкан. И выхода нет. Выхода нет.

• Предыдущая
• 36/80
• Следующая