Комендант мертвой крепости - Аренев Владимир - Страница 67

• Предыдущая
• 67/80
• Следующая

Жить им всем оставалось полдня, не больше. После её тело, как и тела всех остальных в Шандале, живых и мёртвых, растерзают «скоморохи».

Хродас молился о милости и мечтал только об одном: чтобы всё поскорее закончилось.

Не вымолил и того: вскоре за ним пришли.

(Лист, очевидно, вырван из манускрипта; на полях пометка алыми чернилами: «Найден в скриптории Ш в-У Б. Выяснить, не было ли копий»)

— Как же получилось, что после Трещины и до его изменения Палимпсест уцелел?

— Вторая его половина никуда не делась. Она недоступна обитателям нынешнего Палимпсеста, однако существует. И это как второе, тёмное сердце мира.

— Между тем и после Безмолвия были ведь случаи вмешательства Праотцов в дела Палимпсеста. Но если создатели отвратили от мира свои взоры, как могли они узнать о том, что необходимо вмешаться.

— Есть разные виды вниманья. Один — сродни вниманью, с которым наблюдает за событиями пристрастный их участник. Другой — сроди вниманью усталого путника, который в зыбком мираже видит творящееся в невообразимой дали времён и пространства. Третий вид — вниманье спящего, когда не разум, но органы чувств сами воспринимают сигналы, что приходят извне, — и отвечают на них, когда требуется. Так, коснувшись огня, андэлни отдёрнет руку прежде, чем разумом осмыслит случившееся.

Праотцы отвратили от Палимпсеста свои взоры, однако продолжают ощущать его — так спящий ощущает то, что творится вокруг. И при необходимости пробуждается.

Гурд Лучник позволил вставить ему в рот старый ремень и теперь рвал кожу зубами, выпучив глаза и раздувая ноздри. Молча.

Сиврим сидел у него на бёдрах и смотрел, как Зубодёр корявой пилой споро водит по обрубку левой ноги. В комнате смердело трактиром: выпивкой и горелым мясом.

Повсюду, где только возможно, лежали раненые, их мычание и стоны, казалось, сливались с вонью в некую вполне ощутимую и зримую дымку. Из-за неё двигаться и дышать в лазарете было невыносимо трудно.

В светильниках бешено метались блёстки; шорох, который они издавали, стукаясь о стенки, сводил с ума.

Гурд под Сивримом вздрагивал, до предела натягивал ремни, которыми был привязан к койке.

Сиврим пытался удержать в голове одну-единственную важнейшую мысль: нельзя, чтобы Лучник вырвался. Горький привкус во рту и позывы к рвоте мешали сосредоточиться. Ему казалось, все они упустили какую-то важную деталь, но попытки думать только вызывали у Сиврима головную боль.

Это был уже… он сбился со счёта, какой именно больной. Акки обходился со всеми с одинаковым равнодушием: осматривал, кивал, тянулся за тем или иным инструментом, попутно приказывая Сивриму зафиксировать руку, ногу, туловище… Зубодёр прерывался лишь на то, чтобы хлебнуть воды и пожевать подсохших хлебцев с сыром. Сиврим искренне не понимал, как ему удаётся всё это удерживать в желудке.

Они закончили с Лучником и сделали очередную паузу. Акки снова жевал хлебцы, шумно глотал, сыпал крошки на пол.

Сиврим спрашивал себя, как долго ещё продержится.

— Спасибо, что согласились помочь, — как бы между делом бросил Зубодёр.

— Ну, здесь от меня хоть какая-то польза.

— «Польза»! — с неожиданной злостью фыркнул Акки. — И от меня, и от вас её с комариный чих. Хакилс хочет, чтобы я их поставил на ноги, насколько это возможно, а потом — всех на башни.

— Они же не смогут драться!

— Кое-кто не сможет ничего, кроме как выть от боли. Сонный отвар я не сделаю, нет составляющих, да и времени в общем-то нет. Здесь бы успеть с теми, кто на грани…

Резко заскрипела дверь, в лазарет ввалился растрёпанный Варипдейм-С-Перевала.

— Эй, Акки, Вёйбур у тебя? А, вот вы…

— Что-то случилось?

— Хакилс велел позвать вас, наместник. Сказал, дело срочное. Идите, я вас подменю.

Сиврим кивнул.

— Если получится — вернусь, — пообещал он Зубодёру. Надеясь в глубине души, что не получится, и презирая себя за это.

Хакилс ждал в Дозорной башне, в комнате, которая прежде была кабинетом Железнопалого. Он сидел за столом и бездумно постукивал кончиком кинжала по набросанному на листе плану. Это был вид на Шандал сверху, этакий схематический рисунок, отмечавший стены, башни, основные здания во внутреннем дворе. Крестики перечёркивали разрушенные постройки.

Заметив Сиврима, Хакилс отложил кинжал и вкратце объяснил, для чего позвал сюда господина наместника.

— Ехать во Врата? Бежать?! — Сиврим почувствовал, как краснеют у него щёки и мочки ушей. — Вы предлагаете мне бежать?!

— Не бежать — передать важное сообщение, — невозмутимо произнёс Хакилс. — Кто-то ведь должен предупредить горожан об опасности. И отвезти во Врата детей.

— Я слышал, речь шла о жеребьёвке.

— Мы с Рултариком и кое с кем из парней посовещались… Решили от неё отказаться.

— По-моему, так было бы честней…

Хакилс вздохнул и покачал головой, как будто приходилось разъяснять простейшие вещи капризному и упрямому ребёнку. В комнате было душно, он поднялся и распахнул окно — стало только хуже. Сиврим поморщился, когда терпкий винный запах заполнил всё вокруг.

— Пойдём-ка, договорим снаружи.

Сверху Шандал выглядел плачевнее, чем на схеме. Но Сиврим скользил по крепости рассеянным взглядом и Хакилса слушал вполуха. Одна мысль не давала ему покоя…

— «Честнее», значит? — повторил Хакилс. — Вздор, наместник. Никто из парней не уедет. Может, кому-то очень хочется… гаррова сыть, да ясно же, никто по своей воле подыхать не рвётся! Но есть вещи посильнее смерти. Или, если уж точней, есть вещи, которых не совершишь ради того, чтобы остаться в живых. Потому что они сильнее жизни… и, так сказать, плохо стыкуются с жизнью.

— Для этого существует жребий. Тот, кому он выпадет, не будет чувствовать себя виноватым. И другие не будут о нём думать, что он…

— Будут, наместник, будут: и он, и они. Знаете, сколько парней уже подходили ко мне и как бы между делом сообщали, что в жеребьёвке не участвуют? Вот так-то. А вы здесь посторонний, чужак. Я понимаю, вам это обидно слышать после стольких месяцев, но… — он развёл руками. — Правда есть правда, на неё глупо обижаться. В общем, хватит болтовни, ступайте, позовите мальчишек. Бйолал уже пошёл за бархагами.

— Я не посторонний, господин Хакилс, — сказал Сиврим. — И если уж на то пошло, в крепости есть другой андэлни, который…

— Алаксар уже отказался. Всё, всё, наместник, хватит…

— Я не про алаксара. Я имею в виду Хродаса Железнопалого. Он сложил с себя полномочия коменданта. Отказался от вас всех. Вот его и отправляйте во Врата. А от меня больше пользы будет здесь.

— Интересная мысль. Но глупая. Хродас от горя сошёл с ума — и что, вы предлагаете мне отправить во Врата безумца? — Он посмотрел на Полую Кость и сплюнул себе под ноги: — Гарры вас всех язви, что ж за день сегодня такой, все только и знают, что стремительно глупеть или вовсе сходить с ума?! Скажите, наместник, вы не догадываетесь, с какой такой радости Осенний Дар напал на алаксара? И каким образом тот превратил колокол в груду осколков?

— А если он не сошёл с ума? — пробормотал Сиврим.

— Дар?

— Хродас.

— Если не сошёл — тогда на кой ему понадобилось убивать горбача?

— Именно об этом я и спрашиваю себя последних полчаса — с тех пор, как мы его связали.

— Ну, если очень хочется — ступайте и спросите у него самого. Только сперва всё же соберите вещи и позовите мальчишек. Тоханмир, должно быть, уже оседлал бархаг, а времени в обрез…

— Что?

— Времени в обрез. Рункейр всемилостивый, хоть вы, наместник, не проявляйте чудеса скудоумия!..

— Бархаги!

— Да, уже осёдланы и…

— Проклятье, Хакилс, бегите вниз и немедленно велите Бйолалу, чтобы не смел их выводить!

• Предыдущая
• 67/80
• Следующая