Том 3 - Ян Василий Григорьевич - Страница 56
- Предыдущая
- 56/136
- Следующая
— Но они меня не посмеют тронуть! — воскликнул в бешенстве Абд ар-Рахман. — Я послан святейшим халифом багдадским — да будет над ним мир!
— Я так и подумала, — сказала Биби-Гюндуз. Ее пронизывающий, впитывающий взгляд и радостная улыбка становились утомительными, и Абд ар-Рахман чувствовал себя скованным, точно под взглядом большой змеи, поднявшейся на хвосте и разглядывающей свою жертву.
— Самуил, приготовь кебаб, как обычно для более знатных! — приказала хозяйка, не пошевельнувшись, и продолжала испытующим взглядом рассматривать гостя.
Абд ар-Рахман перевел глаза на старого слугу. Тот достал связку железных вертелов и развернул на ковре кусок красной полосатой ткани, в которой хранилось мелко нарубленное мясо.
Оставаясь неподвижной, Биби-Гюндуз приказала слуге:
— Самуил, достань запечатанный кувшин со сладким ширазским вином, выжатым из белого винограда, который задерживает появление седины. А пока поспеет ужин, не пожелаешь ли ты, почтенный гость, чтобы моя рабыня Зульфия спела тебе родные песни? Я бы хотела рассеять тревоги, которые написаны на твоем лице… Не бойся ничего. Я вижу над тобой сияние больших удач…
Абд ар-Рахман вздрогнул.
— Моя девушка поет, как соловей. Не отказывайся от нее.
— Я не хочу песен!.. Если ты отличаешься проницательностью и перед тобою раздвигается завеса будущего, то лучше расскажи, что суждено мне в этом году?
Лицо Биби-Гюндуз вдруг стало строгим, улыбка исчезла, и она опустила свои блестящие неотвязчивые глаза.
— Я не хочу говорить тебе всего, что читаю на твоем лице, — и Биби-Гюндуз подняла свой взор, ставший печальным. — Хочешь, я расскажу тебе только о светлых победах и умолчу о днях горя и позора?
— Позора?! — воскликнул Абд ар-Рахман. — Какой позор может быть на моем пути? Я никогда не допущу ничего недостойного. Говори мне все, ничего меня не устрашит. А будущее покажет, солгала ты или нет. Я хочу знать, что мне грозит, чтобы с закрытыми глазами не шагнуть в пропасть.
— Не поможет ни хитрость, ни смелость против того, что написано в «книге судеб», и от этих огненных строк ты не уйдешь. Зульфия! — позвала она.
Девушка, приведшая Абд ар-Рахмана, завернувшись в черное покрывало с серебряными блестками, сидела, собравшись в комочек, в глубине шатра. Она откинула покрывало и бесшумными, плавными движениями достала замшевый мешочек, камышовую палочку и глиняную чашу с водой.
Биби-Гюндуз поставила чашу перед собой. Доставая из мешочка разноцветные камешки, всматриваясь в воду, она разбрасывала их на ковре.
Абд ар-Рахман почувствовал облегчение, не видя перед собой пристального взгляда гадалки. Он наблюдал, как она сгребала камешки и снова их разбрасывала. Низко склонившись над чашей, всматриваясь в воду, которая вдруг стала закипать, точно под ней был огонь, Биби-Гюндуз тихо зашептала:
— Я вижу битвы, много битв… Скачущих и падающих с коней всадников… Зарево пожаров… Целые города пылают и окутываются черным дымом… Он возносится до багровых облаков… Будет столько крови, что земля станет красной… Ни стрела, ни меч тебя не коснутся до черного дня… Я вижу, как молодой воин, похожий на тебя, поднимается все выше по лестнице, вырубленной в скале. Он поднимается высоко, очень высоко, до самой вершины горы, засыпанной снегом… С тобой золотой талисман, оберегающий тебя… Но тучи летят таким ураганом, что ты шатаешься, с трудом удерживаясь, чтобы не свалиться в пропасть… Я вижу башню… Да, это каменная башня… На верхней площадке стоит молодой воин… Рядом с ним женщина с золотистыми волосами… Воин любит ее, готов ей поверить, но бойся ее, как смерти… Она хочет тебя столкнуть в пропасть… Гибель грозит тебе… Бойся женщины с золотистыми волосами!
— Ожидает ли меня смерть от этой женщины? — спросил Абд ар-Рахман дрогнувшим голосом.
— Я только предостерегаю…
— Буду ли я богат?
— Богат?.. Нет! Ты ищешь славы, а не богатства… Всю жизнь ты будешь скитаться по равнине Вселенной и увидишь далекие края… Богатство потечет между твоими пальцами как песок, но ты останешься суровым воином, завернувшись в плащ воздержания и надев броню железной воли.
Абд ар-Рахман лежал на ковре. Костер догорал. Красные угли покрылись пеплом и угасли. В шатре было темно. Сквозь разорванную ткань мерцали две бледных звезды. Сон не прилетал… Неясное волнение… Тревоги о завтрашнем дне, когда он надеялся добиться свидания с ханом татарским… Предсказания, которым, он не знал, верить или не верить… Воспоминания о проделанном трудном пути, где всюду грозили опасности и приходило неожиданное спасение… Ужин с гадалкой, ее пристальный взгляд… Нежные движения Зульфии, подававшей чаши с ароматным дурманящим вином… Самуил Со-Вздохом, его всклокоченная борода, железные вертела с поджаренным кебабом… Все вспоминалось, все всплыло снова, когда сон затягивал сознание легкой дымкой…
Чуть заметное движение воздуха заставило насторожиться. Маленькая бархатная ладонь опустилась на губы и коснулась его глаз.
Он протянул руку и почувствовал очертания нежной гибкой женской спины, шелк вьющихся волос, заплетенных в две косы… Запах гвоздики… Маленький полураскрытый рот, призывающий без слов, без звука…
Кто-то прищемил большой палец правой ноги. Абд ар-Рахман быстро пришел в сознание. Тени ночных снов бесшумно улетели. В шатре слабо тлели угли костра, от него веяло теплом блаженства и уюта.
— Кто это?
— Адсум! Это я, господин! Дуда! За тобою присланы верховые кони. Меня отпустил татарский хан, узнав, что я преданный слуга посла багдадского халифа.
Воспоминания ночи обожгли Абд ар-Рахмана. Он приподнялся, осматриваясь: где же она, с ароматом гвоздики?
Слуга стоял на коленях с краю ковра, держа в руках медный таз и кувшин с резным узором.
— Почтенный ага, я принес свежую воду. Ты можешь совершить омовение и молитву.
— Кто прислал коней?
Голос за занавеской проговорил:
— Твои новые друзья. Мы ждем услышать от тебя вести о нашей далекой родине.
Абд ар-Рахман совершил моление в три раката[83], не сходя с ковра. Он был озабочен — искал глазами вчерашнюю душистую тень.
Слуга принес большое глиняное блюдо с вареным рисом, изюмом и кусками жареной курицы. Опустившись на колени, он поставил все это перед гостем, вынул из-за пазухи сложенный красный платок и положил его рядом.
— Какие будут твои приказания?
— Где… — Абд ар-Рахман запнулся и с достоинством продолжал: — …хозяйка этого дома?
Она явилась немедленно, как всегда сияющая изумрудами, алмазными подвесками и ослепительной улыбкой.
Расправив пышные складки просторной шелковой одежды, Биби-Гюндуз опустилась на ковер. Ее голову украшал голубой с оранжевыми полосками тюрбан, обвитый жемчужной нитью.
Абд ар-Рахман хотел задать несколько вопросов, но удержался: «Нельзя вопросами раскрывать то, что обжигает сердце». Наконец он спросил:
— Откуда кони? Кто ждет меня?
Хозяйка указала величественным жестом на стоящего у входа благообразного человека, почтительно скрестившего руки на животе.
— Вот это посланец от старшины арабских купцов. Он расскажет то, что ему поручено.
Склонившись к Абд ар-Рахману, как бы поправляя подушки, слуга Адсум Дуда шепнул:
— Не уезжай один. Возьми меня с собою. Я помогу в трудную минуту.
Абд ар-Рахман обратился к ожидавшему посланцу:
— Найдется второй конь для моего писаря?
— Есть, мой господин! И кони достойны тебя — прекрасные и горячие.
Адсум проворчал:
— Горячими я люблю только кофе и похлебку, а не диких коней. Я не безумный джигит, а факих[84], привыкший к спокойствию и книге.
Абд ар-Рахман встал и властно приказал:
— Послушай, Дуда! Ты останешься здесь и не отойдешь от моих дорожных вещей.
— Слушаю! — ответил слуга. Сердито вытащив из своего мешка книгу в кожаном переплете и калямницу[85], он положил их на ковре близ костра. Достав шерстяной дорожный плащ, он помог своему господину прицепить к поясу кривую саблю в зеленых ножнах и засунуть за пояс два кинжала. Натянув ему на ноги зеленые сафьяновые сапоги с загнутыми кверху острыми носками и красными каблуками, Дуда почтительно, как драгоценность, подал искусно закрученный тюрбан — знак потомка великого пророка.
83
Ракат — часть мусульманского молитвенного обряда.
84
Факих — законовед, богослов, знаток мусульманского права.
85
Калямница — пенал, обыкновенно искусно разрисованный. В нем хранились перья, вырезанные из камыша, и бронзовая чернильница.
- Предыдущая
- 56/136
- Следующая