Бес специального назначения - Мякшин Антон - Страница 20

• Предыдущая
• 20/64
• Следующая

— Бежать надо! Надо бежать!

— Ход твоих мыслей мне нравится. Вызывает интерес один небольшой нюанс: каким образом? Вон здесь какая охрана, а я еще после тяжкого ранения не оправился. Если этих гавриков-головорезов как-нибудь отвлечь…

— Как отвлечь? Я не зоолог, я повадками животных не интересуюсь. Да у них еще и зомби на вооружении… Дьявольщина! Дело идет к тому, что чернокожие захватят весь мир! В это просто отказывается верить мой арийский мозг! Небывало!

— Ну, как сказать… — я покосился на посмеивающихся уна-уму. — В том мире, который невзначай похерил безмерно популярный в здешних широтах Штирлиц, завоевание практически закончено. По крайней мере, в сфере музыки, моды и спорта. Куда ни плюнь, всюду сплошной хип-хоп и баскетбол… Постой-ка! Кажется, нашел!.. — Что?

— Видишь вон тот перевернутый автомобиль? Сними-ка с колеса баллон.

— Зачем?

— И еще мне понадобятся две корзины — любые, лишь бы дно у них было выбито… Выполнять! И побыстрее, предводитель дворянства, если не хотите остаток жизни ковыряться на развалинах.

Гиммлер, недоверчиво хмыкая, потрусил в сторону груды металлолома, носившей некогда гордое название «виллис», а я приступил к непростому делу спасения мира:

— Скучаете, ребята?

— О чем ты скулишь там, гиена с бледной шкурой?

— Я просто подумал, что вы захотите немного размяться. Сложно, наверное, целыми днями присматривать за бестолковыми рабами? Эй, уберите ножи! Генрих, давай сюда баллон. Минутку внимания! Смотрите: вдох-выдох, вдох-выдох, маленькая веревочка, морской узел — и получился превосходный баскетбольный мяч!

Мы подлезли под колючей проволокой, короткими перебежками достигли ближайшего подъезда, где и укрылись до поры. Гиммлер, тяжело дыша, снял фуражку. Пока он проветривал вспотевшую лысину, я думал о том. что мы могли бы, в общем-то, и не спешить. Все равно охрана и думать забыла о прямых своих обязанностях.

— Поистине бесовская прозорливость, — заметил рейхсфюрер, глядя, как десяток воинов уна-уму рез-вится невдалеке от сложенных шалашиком ассагаев, — Кто бы мог подумать, что эта варварская игра так умечет чернокожих? Им и правила-то объяснять не надо было. Все на лету схватывают. А я думал, что в баскетбол играют только англичане.

— Не вздумай заикнуться об этом в НБА, — предупредил я. — Оскандалишься!

— Где заикнуться?

— Ладно, проехали… Ну что, предводитель, двинули на рейхстаг? Показывайте дорогу…

— Прекрати называть меня предводителем! У меня и своих званий и титулов хватает!

— Договорились, Киса. Хватит разговоров, пошли уже!

— Постой… — вдруг напрягся Гиммлер, — хочу прояснить ситуацию. Ты ведь бес, да? Представители твоего племени просто так, скуки ради среди людей не гуляют. Ты ведь по делу здесь?

— Ну, почему обязательно по делу? — попытался уклониться я. — А если в гости к кому-нибудь пожаловал? Может бес иметь намерение погостить? Что, я не человек, что ли?

— И появился ты не где-нибудь, а рядом с мерзким шпионом Штирлицем, — закончил свою мысль Гиммлер. — Не значит ли это…

— Не твое дело, — огрызнулся я. — Разглашать тайны клиентов мне профессиональный кодекс запрещает. Могу одно сказать — лично я против Германии вообще и национал-социалистической партии в частности ничего не имею. Очередной линии Сопротивления открывать не намерен. Даже, напротив, заинтересован в сохранении исторической достоверности.

Минуту Генрих переваривал услышанное.

— Тогда такое предложение, — сказал он наконец. — Раз уж мы вдвоем остались… Перемирие? Дадим взаимное обещание не гадить друг другу до тех пор, пока не найдем тех, кого ищем. Ты — поганца Штирлица, а я — великого фюрера. Я намерен устранить весь этот бедлам и вернуть все на круги своя. Главное — спасти фюрера!

— Я тоже намерен бедлам устранить, — заявил я. — Ничего другого мне не остается, надо же спасать цивилизацию… Главное — спасти Штирлица!

— Ну, насчет Штирлица… Хотя, пока ладно. Итак — договорились?

— По рукам, — согласился я.

— Значит, план такой, — сообщил мне Генрих, когда запас темных закоулков на нашем пути иссяк, а впереди угрожающе замаячило открытое пространство площади, — сейчас дожидаемся мало-мальски объемной группки прохожих и смешиваемся с толпой. Нам пройти осталось — всего ничего! А у самого рейхстага уна-уму не появляются. Как я понял из их безграмотного бормотания, они считают это место вместилищем тьмы и смерти… Черная Тьма!

— Неплохо, — оценил я, — значит, вливаемся в группку прохожих. А по дороге руководим движением. «Налево, господа! Направо, господа! А теперь сворачиваем в этот переулок и не забываем прикрывать нас своими спинами. А еще можно прикинуться слепыми туристами и попросить довести под руки до рейхстага, основной городской достопримечательности.

— Не идиотничай! Где ты видел слепых туристов? И вообще — я в своей родной стране! Где хочу, там и хожу, и никто не смеет мне указывать!.. Откуда этим гориллам-недоросткам знать, что я сбежал из концлагеря? Может быть, я — мирное гражданское население?

— Особенно красноречиво говорит об этом китель с погонами и прочими знаками отличия.

— Попрошу! Эти кресты я зарабатывал кровью! Не сниму ни за что!

— Тихо! Тихо! Не нервничай. Действуем по плану — спокойно дожидаемся толпы.

Через полчаса (на протяжении этого времени мы напряженно оглядывали окрестности) я понял, что план рейхсфюрера провалился с той же легкостью, что и блицкриг его непосредственного начальника и моего венценосного тезки. На совершенной пустой площади разыскать толпу было труднее, чем вошь на безнадежной лысине. Не было там толпы. Патрули уна-уму циркулировали туда-сюда с завидной регулярностью, а толпы не было. Время от времени крысиной побежкой площадь пересекали какие-то личности в лохмотьях и отрепьях, но личности были вполне чернокожи. Что такое? В Берлине не осталось ни одного белого гражданина? Или племя уна-уму способно плодиться с неистовым трудолюбием, как будто у них других дел нет, кроме альковных развлечений?

— Вот оно! — воскликнул вдруг Гиммлер. — Смотри!

Я посмотрел. По площади голубиными шажками ковыляли двое стариков: на нем пиджачная пара и кепка с коротким козырьком, на ней — длинное темное платье и шляпка с вуалью.

— Не ори ты! Сам вижу, что не дикари. Блин, ты бы свой китель хоть наизнанку вывернул в порядке конспирации. Пристраиваемся следом, пока патруля поблизости нет…

Зря я так сказал. Видимо, невезение моего клиента ко мне все-таки прилипло; как только мы ступили на матово блестевшую под тусклыми лучами заходящего солнца брусчатку, только пристроились старикам в затылок, раздался гортанный вскрик:

— Стоять, презренные!

Старики застыли на месте. Мы — соответственно — тоже.

— Поднять руки и не шевелиться, негодяи! Прежде чем подчиниться последнему приказу, я обернулся. Так и есть — двое из уна-уму с ассагаями наперевес спешно семенили к нам.

— Прорываться с боем! — выдохнул Гиммлер.

— Включи мозги! Сам же знаешь, что охотников за головами здесь как милиционеров на праздновании дня МВД. Один свистнет — сотня прибежит.

Нет, мне все-таки надо было молчать в тряпочку и не искушать судьбу. Не успел я договорить, как один из подбежавших нацелил на нас широкое лезвие ассагая, а второй пронзительно свистнул в два пальца.

— А в чем, собственно, дело? — закричал Неистовый Дикий Кот, явно придерживающийся мнения, что лучшая защита — это нападение. — Гуляем по вечернему Берлину. Ко мне приятель приехал с далекой периферии, я ему город показываю!

— Уганка! — в один голос завопили уна-уму.

— Кто из концлагеря сбежал?! — перешел в наступление Гиммлер. — Я из концлагеря сбежал?! Я простой обыватель, мне ваша политика до лампочки. Я невоеннообязанный по плоскостопию, а этот мундир обменял на рынке на десяток яиц и две булочки! Я буду вашему командованию жаловаться!

— Уганка! — пять ассагаев уперлись Генриху в грудь, и он тут же заткнулся.

• Предыдущая
• 20/64
• Следующая