Вечные всадники - Байрамукова Халимат - Страница 32

• Предыдущая
• 32/42
• Следующая

– Что-о-о? – подскочил Шайтан. – Изменить моему отцу, который сейчас бьется на фронте за тебя, за твоих детей? Да я… да я сейчас…

– Дурачок! – расхохоталась мать. – В краску меня вогнал… С твоим отцом я должна вступить в брак, понял?

– Но ты ведь… уже женатая!

– Эффенди объявил, что браки, заключенные при Советской власти, не годятся, аллах их не принимает. Дети от этих браков считаются незаконнорожденными. А потому, сказал он, все женщины должны по-мусульмански заключить некях. Неважно, говорит, что мужей здесь нет, можно сделать некях заочно. Но каждая женщина должна за это принести стоимость одного золотого рубля.

– А что это такое – золотой рубль?

– Я и сама не знаю, мальчик мой.

– Ты больше не пойдешь в мечеть! – заявил Шайтан тоном, не допускающим возражений. – Один раз ты с моим отцом женилась – и хватит вам, мама!

Он сам струхнул перед матерью из-за своего приказного тона, но она почему-то снова расхохоталась и согласилась:

– Ладно, если встретится эффенди, я так ему и скажу: «Сын запретил!»

До вечера Шайтан, нервничая, слонялся по двору, его огненно-рыжая голова была занята мыслью о предстоящем ночном деле. Чтобы отвлечься, он взял топор и начал рубить дрова, вдыхая их привычный смолистый запах.

Наконец наступила ночь. Аул погрузился во тьму. Конечно, мало кто спал в домах, одолеваемый горькими думами. Но света почти нигде в окошках не было: видно, одни экономили керосин, другие не имели его совсем.

Шайтан летом всегда спал на веранде, а с приходом зеленых мать запретила ему это, водворила его постель в дом, но сегодня он упрямо остался спать на старом месте, сославшись на духоту в доме.

Он поднялся в полночь, тихо выскользнул со двора и пошел по задворкам ко двору Лепшоковых. Прижимаясь к плетням, он дошел до Солтанова огорода и прополз через лаз ограды, который заметил еще днем.

До боли царапая себе живот о кукурузные бодылья, он ужом пополз по огороду к заветному месту.

Вот и три кукурузных корешка, которые «обронила» Марзий.

А лопата? «Вот какой я олух!» – выругал себя Шайтан. Надо же было сначала подползти к яблоне, под которой Марзий оставила старую лопату без черенка.

Шайтан, обдирая себе живот, пополз к яблоне.

Где-то залаяли собаки. Взметнулся во дворе, гавкнул разок и Казан. Шайтан поспешил вынуть из кармана хлеб на случай, если Казан выскочит на огород.

Где-то застрекотал мотоцикл. Вскоре замолк. «Остановился у комендатуры», – решил Шайтан.

Снова начал он осторожно пробираться к тайнику, упираясь в кочки острыми носками чарыков и подталкивая тело вперед.

Вдруг ему показалось, что от плетня на него двинулось какое-то коротконогое чудовище. Он чуть не вскрикнул, волосы у него стали дыбом. Он стиснул в руке штык лопаты, и холод железа отрезвил его. Это же просто зашевелился у плетня пышный куст крапивы от того, что подул ветерок! Шайтан вспомнил отцовскую сказку о богатыре-нарте Сосруко, который никого и ничего не боялся.

Копал Шайтан лежа, стараясь, чтобы лопата не звякнула о камешек. Земля была мягкая, подавалась легко. Но Шайтан был весь мокрый из-за того, что волновался: а вдруг Марзий перепутала, неправильно указала место тайника?

Лопата вдруг во что-то уперлась. Шайтан сунул голову в ямку, начал разгребать землю руками. Он ощутил пальцами кожу. Кожаный мешок! А в нем что-то длинное, твердое!

Он вытащил упакованную саблю из ямы, крепко прижал ее к груди… Он не чувствовал того, что руки судорожно сжаты.

Заровнять яму было минутным делом. Утром Марзий притопчет, замаскирует это место. А сейчас бежать! Быстрее проползти к лазу и незаметно добраться домой… Там приготовлен такой тайник, что саблю маршала все фрицы и полицаи, хозяйничающие в Аламате, не найдут!

Куда же исчез Солтан после того, как вырвался из лап Сушеного бока? Он пустил Тугана по Главной улице во всю мочь, вылетел за аул и помчался по Гумскому ущелью, выбирая самые глухие тропинки. Ему показалось сквозь грохот копыт Тугана, что позади хлестнула очередь немецкого автомата. Но в таком ущелье только коню и дорога, мотоциклы тут не пройдут. А есть ли в Аламате да и во всей округе конь, который мог бы догнать Тугана?

Сначала путь лежал по голым склонам, но скоро начнется лес. Туган словно чувствовал, что впереди – спасение, и летел, не замечая крутизны тропинки. Он понимал, что друг вызволил его из беды, радовался, что Солтан высвободил его от ненавистной цепи и железных пут, и с радостью мчал друга на своей спине.

Солтан похлопал коня по шее, чтобы тот умерил бег. Вот и лес.

Остановились. Солтан соскочил на землю и ввел коня в глубь леса. Конь был голоден, но не наклонил головы к траве, словно понимая, что опасность еще не миновала.

Солтан прислушался. Нигде ни звука, кроме щебета птиц и ровного гудения лесных пчел.

Солтан сел у молодой сосны, но тут же по его телу поползли муравьи. Вскочил, стал отряхиваться.

Туган стоял, тоже прислушиваясь. Его трепещущие ноздри принюхивались к новому месту, он в лесу был впервые. Несмотря на такой бешеный галоп, Туган даже не вспотел, дыхание его было ровным— сказалась давняя и долгая тренировка.

– Что же будем теперь делать, Туган? – растерянно спросил Солтан.

Туган повел ушами, посмотрел в глаза другу и провел губами по его щеке, будто хотел утешить: «Что-нибудь придумаем, не унывай! Ведь нас двое!»

– Наверно, надо нам податься к дедушке в Даусуз, он скажет, что нам делать, – размышлял Солтан вслух. – Но сначала тебе надо хоть немного подкрепиться, здесь отличная трава. Пасись! А я себе поищу каких-нибудь ягод.

Солтан отпустил Тугана, а сам набрал в рот ягод барбариса, но тут же выплюнул – они были кислы до невозможности. «Почему же мамин барбарисовый компот всегда был таким вкусным?» – вспомнил он, как будто с мамой расстался не сегодня, а в незапамятные времена.

Долго оставаться в незнакомом лесу нельзя.

– Поехали, – сказал Солтан коню и похлопал его по крупу, подтянул подпругу, взлетел в седло.

Солтан направил коня по лесу, стараясь держаться подальше от тропинок. На августовском чистом небе уже зажглись первые звезды, когда показались тусклые огоньки аула Даусуз. Солтан услышал непрерывный шум мотоциклов и автомашин, направлявшихся мимо аула в сторону большого ущелья Архыз. Немцы, не иначе! Солтан спешился, оставил Тугана за холмом, подполз поближе к дороге и услышал немецкую речь. Фашистские части все шли и шли, и казалось, не будет конца этому потоку машин. Пересечь дорогу, да еще на таком заметном белом коне, не удастся. А вдруг машины будут идти до рассвета? Пока что у Солтана есть хоть один союзник – ночь…

Солтан отполз назад, поднялся и ужаснулся тому, как его белоснежный Туган отчетливо выделяется в темноте! Да на таком коне и ночь не союзник… «Зря я удалился от Аламата, – пожалел Солтан. – Ведь можно было скрыться и там, в окрестностях нашего аула, где столько глухих пещер и нехоженых троп. Но откуда было знать, что в Даусузе зеленые кишмя кишат?»

Единственный выход – прорваться через дорогу! Солтан сел на коня и стал выжидать, когда появится просвет между идущими частями. Вот проехали мотоциклисты, а очередная колонна машин еще только съезжает с холма. Можно успеть проскочить в аул! Солтан пустил Тугана во всю мочь, и конь перелетел дорогу одним прыжком, потом с лёта перемахнул через чей-то высокий плетень. Так, беря барьер за барьером, изгородь за изгородью, помчался Солтан через сады и очутился на огороде деда.

Спешившись, он завел коня через заднюю калитку во двор. Выбежавший на отчаянный лай собак дед онемел от удивления.

– Дедушка, спрячь Тугана поскорее в сарай! – сказал Солтан, быстро ведя коня на поводу.

Привязав Тугана в сарае, повесили замок. Прежде чем ввести взволнованного внука в дом, дедушка коротко приказал:

– Рассказывай, пока бабка не слышит!

Солтан рассказал обо всем, что случилось, и добавил дрожащим от обиды голосом о том, что его больше всего во всей этой истории огорчило:

• Предыдущая
• 32/42
• Следующая