Феникс - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 19

• Предыдущая
• 19/66
• Следующая

Решение проблемы с пищалями откладывать в долгий ящик не стали. Едва Градимир отправил гонца с грамоткой к отцу, как тут же призвал к себе пятерых стрельцов и удалился с ними на стрельбище. Вскоре за стеной послышались выстрелы, заставившие встрепенуться и гарнизон, и всех, кто укрылся за стенами. Оно и понятно: ждут подхода ворога. Но вскоре все успокоились, сообразили, что это воевода позабавиться решил, учение учудил. Шутник, видишь ли!

Виктор непременно поприсутствовал бы на стрельбище, но в тот момент он находился на своем подворье. Чай здоровье не безразмерное, помотало его за эти дни изрядно, нужно хоть немного поспать. Прислушавшись к разноголосой трескотне, он как-то отстраненно решил, что по меньшей мере со скорострельностью не ошибся, а как там обстоит с остальным, узнает позже.

Он уже почти дошел до дома, когда встретил травницу.

— Что головушку повесил?

— Здравствуй, бабушка Любава. Ты никак из дома Бояна идешь?

— Оттуда, милок. Сынишку его проведывала.

— И как там?

— Все слава богу. Лучше пока не становится, но и не хуже, а это — уже большое дело. Ничего, еще малость постоит на месте и пойдет на поправку. Да ты-то чай и не о нем справляешься?

— Отчего же. И о нем. Неча ей тут делать. Коли есть такая возможность, пусть бы ехала.

— Нет ему ходу, — разочарованно покачала бабка головой.

— А Неждана как там?

— Коли было бы плохо, я тебе сама уж давно все обсказала бы. Лопает да спит, что ей станется. Только слышь, сдается мне, что женка боярича себе на уме. Гордись, аспид, боярским молочком дочурку твою потчуют. Не завсегда, но перепадает.

— Ну все, теперь я спокоен. Боярское молоко, оно жуть какое справное против холопского худородного.

— Баламут.

— Есть немного.

А что тут скажешь? Хорошо мужику — вот и шутит. И не гляди, что ликом чистый висельник. Но не только радостная весть о дочке согрела душу. Та, кто ему далеко не безразлична, проявляет заботу о его ребенке. Нет, надежды на что-либо такое у него и в мыслях нет, но вот греет это ничуть не меньше.

— Пока ты к воеводе ходил, я тут ребяток поспрошала. Выходит, зря я травы-то изводила?

— Выходит, что так.

— Но кровушку ворогу ты и без того пустил?

— Пустил, бабушка.

— А как испили бы водицы?

— Поглядел бы, что будет. Ушли бы, так и не тронул бы.

— Ой ли?

— Ну почти не тронул бы. Так, пинка под зад дал бы, чтобы жизнь медом не казалась. Чай их тут никто не ждал.

— Это понятно, война. А что же ты в Тихом-то никого не тронул? Там ить раненых осталась тьма, а людей с ними — твоим татям на один зуб.

— От тебя ли те речи слышу, бабушка?

— Ты меня с собой не путай. Я — одно, ты — иное. И речь сейчас о тебе, баламут.

— Иных забот выше головы было, — пожав плечами, с явным безразличием ответил Виктор.

— Ну и слава Отцу Небесному. Стало быть, прогнал зверюгу.

— Какого… Вон ты о чем. Так ты про Неждану сказывала, когда говорила о том, что скоро появится человек, который жизнь мою поменяет?

— О ней, милок.

— А откуда знала, что так-то будет?

— А не могло быть иначе. Тебе свет не мил был, потому что ты один как перст остался и жить стало не для чего. А дочурка все перевернула. Ить раньше ты смертушки не боялся. Беречь-то себя берег, но не боялся сгинуть, а тут небось иначе все вышло.

— Иначе, — задумчиво произнес Виктор. — Я думал, страху в душе у меня места не осталось, а как пошел в лагерь гульдский, так страх подступил. Я поначалу не понял, что это, лишь потом сообразил. Да только кровушки все так же хочется: как гляну на гульдов, так начинает трясти.

— А чего ты хотел? Зверя, что человеческой крови отведал, охотники завсегда гонят, пока не настигнут, потому как лакомство это для него. Раз попробовав, не отступится, дальше искать станет. Но ты того зверя еще обуздаешь. Дочка заставит, побоишься ее одну без догляда оставить.

Виктор невольно прислушался к самому себе. А ведь права бабка. Когда он понял, что в Тихом под малой охраной остается большое количество раненых, то первым желанием было остаться и вырезать их всех. Он уже готов был отдать соответствующий приказ, когда мысль о противнике, продолжающем продвигаться к крепости, заставила прикусить язык. Эти-то опасности сейчас не представляли, а вот те… Те двигались к Обережной, лишая дорогих ему людей возможности покинуть крепость. Вот только бабушка говорила об одном человеке, а было их двое. Поди пойми ее. Неужели одну из них он потеряет? Спокойно. Ничего лекарка не напутала. Уже потерял. Другому она супруга. Да и не было никогда надежды на то, что он сможет ее вообще обрести. Ну и хвала Отцу Небесному, коли так.

— Иди, милок, спать ложись. Тебе еще потрудиться придется, а для этого силы потребны.

Люди готовы были драться, встать грудью и не позволить ворогу и дальше гулять по их родной земле. Но перед тем как столкнуться с захватчиками, предстояло хорошенько поработать, готовя поле боя. Противник ожидался уже к утру, а значит, чтобы поспеть, придется провести ночь без сна, в трудах.

Не остались в стороне и крестьяне окрестных деревень. Без понукания, по первому призыву оставили они деток малых и стариков, а также свое добро, что в крепость снести успели, вооружились инструментом и потянулись к Веселому ручью. Тот протекал примерно в версте от крепости и прозван был так за особое игривое журчание. Ведь гульды не удовлетворятся тем, что встанут лагерем на тракте. Малые отряды пойдут по окрестностям да пожгут деревеньки, что сейчас пустые стоят. Так было всегда и так будет сейчас, сомнений нет.

Не сказать, что люди готовы вступить в сечу. Если припечет — иное дело, а так… Нет, не готовы. А вот жилы рвать им не впервой. Опять же знают, ради чего стараются. Коли позицию оборудуют ладно, то и стрельцам станет сподручнее бить ворога, а раз такое дело, то и поработать с полным напряжением сил всегда готовы. Если и разгибают спину, чтобы пот утереть да дух перевести, то против стрельцов, трудящихся рядом, отдыхают раза в три реже. Стоит стрелец, ухмыляется, глядя, как крестьяне остервенело вгрызаются в землю или колья забивают, а мужики и ухом не ведут. Пусть стоит, ему силы еще понадобятся. Да только долго лодыря праздновать у служивого не получается. Поглядит, сколько сделано и сколько еще сделать надобно, крякнет и снова за работу примется. Тут на одних крестьян надежи мало, да и не им здесь в сече стоять, так что о себе любимом заботу надо бы проявить.

— Ну и как вам местечко?

— Нормальное место, атаман. — Это, как всегда, Зван за всех отмечается. Как-то само собой получилось, что он вышел в замы Виктора, но тот и не возражал.

— Ты за всех-то не говори, — осматриваясь сквозь прищур и утирая пот, возразил Соболь. Оно и понятно: эвон сколько всего на себе пришлось тащить. Хотя от крепости на подводе довезли, но тут сами растаскивали. А поклажа не из легких: одних гранат килограммов на двадцать наберется, да каждый по три картечницы тащит. — Атаман, ты же сказывал, в лесу встанем.

— Вот браконьерская душа, все-то тебя в лес тянет! — подначивая охотника, ухмыльнулся Зван.

— А ты не скалься. Всяк хорош там, где дело свое знает. Тут и без нас народу в достатке, а вот в лесу мы бы на своем месте были. Даже вы управились бы, хотя и ломитесь вечно, как медведь в малиннике. — Ну, тут он, положим, преувеличил, но все равно другим парням с ним и с Куницей не сравниться.

— Воевода, как прознал про наши возможности, решил, что на открытом месте от наших штуцеров пользы будет поболе. Эвон и карабины забрал, чтобы холопов своих вооружить.

— Хорошо хоть на штуцерах крепеж под прицелы гранатные есть, а то как бы тогда управлялись?

— Кабы иначе было, Кот, я бы нипочем на такое не согласился. И воевода мне тут не указ. Ладно, хватит об этом. Теперь слушайте меня внимательно, действовать будем раздельно, поэтому уясняйте задачу. Как подойдут на шестьсот шагов, начинайте бить пулями по строю. Много не настреляете, но сколько сможете — все на пользу. На трехстах шагах начинайте метать гранаты и, пока не метнете последнюю, не останавливайтесь.

• Предыдущая
• 19/66
• Следующая