Дикий Талант - Обедин Виталий - Страница 7

– Вот как, господин хороший? Портим, значит, чужой товар? – хрипло спросил детина.

Топот в коридоре усилился, за спиной вышибалы выросло несколько одинаковых рож – широких, краснощеких и довольно туповатых.

Вот и гвардия подоспела.

– Любим, значит, девиц бить и связанными потчевать? А платить за это, значит, не любим?

– Глянь, перья кругом! И одеяло разорвал! – встряла одна из рож. – Порча имучества! За такое дело надо этот, как его… штрах! Гони штрах, образина разрисованная!

Остальные радостно загудели, предвкушая развлечение и поживу. Оправдываться было бессмысленно. Во-первых, никто не поверит. А во-вторых, никто просто не станет слушать.

Я понимал, кого они видели перед собой – полуголого, татуированного с ног до головы варвара с серьгой в ухе; с волосами, заплетенными на килийский манер в толстую короткую косу. Бродяга, перекати-поле, которого, случись что, никто не станет искать. Такого можно безнаказанно избить – был бы повод (а можно и без него!), ограбить да еще и сдать местному префекту, как разбойника, портящего чужое «имучество». Я сжал кулаки, прикидывая расстояние до своих вещей. Конечно, вышибал всего четверо, но огневая мощь никогда не помешает. Тем более что у противников она имелась.

– Да убери громобой, Пека! – хлопнул вышибалу по плечу кто-то из-за спины. – Нечего стражу привлекать. И без того его разрисуем.

– Со всем старанием! – вставил требовавший «штраха».

Не знаю, зачем, но я сделал попытку остановить дальнейшее.

– Я заплачу.

– Ага… заплатишь, канешна! Куда тебе деться-то?

Здоровяки – каждый выше меня на голову и едва ли уже в плечах, шагнули через порог, и в комнате сразу стало тесно. В дверях толпились любопытные – клиенты борделя и их полуголые подружки. Еще бы, такое зрелище!

Двое вышибал поигрывали дубинками, остальные напоказ сжимали и разжимали внушительных размеров кулаки, украшенные рубцами, красноречиво говорившими о славном боевом прошлом их хозяев. А вот шрамов на рожах и телах у всей четверки было вдвое меньше против моего. Привыкли бить толпой и не получать отпора, ублюдки!

Сейчас это недоразумение будет исправлено.

Я прищурился, вбирая в себя пространство вокруг, опутывая его невидимой паутиной. Стеклянные нити, доступные лишь моему взору, прошили воздух, свили в нем узоры; узлами и причудливыми переплетениями обозначили точки, куда будут перемещаться мои мухи, куда они будут бить, куда отлетать и падать. Я соткал паутину схватки и предрешил её исход задолго до того, как вышибалы разошлись в разные стороны (в точном соответствии со стеклянными узорами), готовясь броситься на меня с разных сторон, всем скопом.

Я – Паук, ткать – мое призвание. Ткать, ловить и уничтожать!

Я улыбнулся.

«Откликнись, раб! Твой Мастер призывает тебя!»

Голос Творца прогремел с такой силой, что я вскрикнул и схватился за виски. Пальцы оплели голову, стиснули ее, казалось, череп разлетится на куски, не выдержав присутствия. Паутина боя дрогнула и растаяла, как дым. Девицы в дверном проеме замолчали. Детины недоуменно замерли и начали переглядываться.

«Откликнись, раб! Я ищу силы твоего Тотема!»

В голосе Творца появилось раздражение. Боль выгнула меня дугой. В голову вкручивался раскаленный до красна железный штопор, выжигая мысли, чувства, сознание.

– Здесь! Я здесь! Я слышу тебя! – закричал я.

Связанная «паучиха» тоже ощутила присутствие Мастера Тотемов. Она завизжала и забилась. Веревки обдирали ей кожу на запястьях и лодыжках, но она продолжала кричать и дергаться.

– Не так громко! – простонал я.

– Помешанный, – с опаской сказал один из вышибал. – И она тоже.

– Не-е. За дураков нас держит.

«Пришло время еще раз использовать твой Тотем во славу и во имя Сагаразат-Каддаха. Ты должен…»

– Вот ублюдок! – Пека, вышибала с пистолем, шагнул ко мне и, коротко замахнувшись, опустил дубинку.

В последний момент я успел – инстинкты не подвели – подставить под удар руку. Кость сухо хрустнула, вспышка боли на мгновение заглушила голос Творца, и рука плетью повисла вдоль тела.

Второй удар пришел сбоку – тяжеленный кулак врезал под ребра. Дыхание пресеклось, я упал на колени.

«Через три дня ты должен быть в…»

Набирающий силу гнев Творца наполнял всё мое существо болью. Не было силы терпеть, не было воли сопротивляться. Ни ему, ни им.

– Я не могу!

Меня прервали.

Удар башмаком в живот – что может быть лучше? Желудок сразу подскочил к горлу, рот наполнился рвотой. Я закашлялся и скорчился на полу. Скорее в силу привычки, нежели осознанно, подтянул ноги к подбородку, стараясь уберечь внутренности, и левой, еще послушной рукой закрыл голову.

Вовремя. Удары посыпались градом – частые, не особо умелые, зато от души. Если так будет продолжаться, меня просто превратят в кровавую отбивную.

«Ты смеешь мне перечить?! Мне, своему Мастеру?! Ты будешь наказан, раб!»

Эта боль многократно превосходила ту, что причиняли удары.

Вышибалы были слишком увлечены нехитрым развлечением, чтобы заметить, как оживает мой Тотем – моя сила и мое проклятье. Как широкие, в два пальца, полосы татуировки-паутины начинают двигаться по коже, сужаться, сжимаясь вокруг моего тела бронзовыми обручами, душа, стискивая ребра, грозя раздавить, а то и разрезать меня на части.

Больно, боги, как больно…

– Я не перечил! Я в бою! Меня убивают! – из последних сил закричал я.

Страшно было не умирать. Страшно было отдать, наконец, однажды заложенную душу.

Рано или поздно это должно случиться, но лучше пусть будет поздно! Много позже!

– Вы ломаете собственное оружие!

Он услышал.

Тотем прекратил убийственное движение. Татуировка вновь стала просто татуировкой – черные полосы на коже, варварская причуда. Сознание прояснилось, и боль, вызываемая присутствием Мастера, исчезла.

Увы, теперь это не играло роли. Сопротивляться я уже не мог. Вышибалы сломали мне правую руку и несколько ребер – они впились в нутро, точно иззубренные кинжалы. Нос свернули набок, я захлебывался собственной кровью.

Они разделали меня. Схватка закончилась, не успев начаться. Паука просто раздавили. Теперь оставалось только сдохнуть, валяясь под ногами четверки тупоумных громил. Но это все же лучше, чем если бы Тотем…

– Стойте! Стойте, а то мы прибьем его!

Меня пнули еще несколько раз, но уже несильно – скорее для порядка.

– Значит, трупы в нашем благородном заведении на хрен никому не нужны, – рассудительно сказал Пека. – Господин префект и так на нас косо смотрит. Потому я думаю вот че. Вышвырнуть, значит, этого в канаву, и дело с концом.

– А энто все – штрах!

Главный защитник «имучества» уже копался в моих вещах.

– О! Глядите, какой кинжал! С письменами на клинке!

– Тащите его отсюда!

Меня подхватили под руки и поволокли. «Паучиха» билась на кровати и надрывно кричала – пока Пека не отвесил ей оплеуху.

Сломанные ребра горели огнем, но я стиснул зубы и молчал, не желая доставлять удовольствие ублюдкам сверх полученного. Когда волочившиеся по полу ноги запрыгали по ступенькам, в моем животе взорвался чугунный шар, начиненный ржавыми иглами и гвоздями. Я провалился в темноту. Но даже там боль оставалась – тупая, режущая, горячая…

Уто Атшеллер знал – Гильдия ошибок не прощает. Застрелить дворянина, причем такого, что за билет платит золотом и пытается этот поезд еще и защитить…

Шкипер – убийца пассажира? М-да.

Пистолет был тяжеленный – зато четыре ствола. Каретный пистоль, хаос подери! Шкипер держал оружие в руках и не мог поверить в случившееся. День не сложился. Карьера накрылась свинцовой плитой.

И что теперь делать?!

Шкипер перевел взгляд на свои руки, вспомнил о пистолете… уронил его на землю. Пошел вперед. Туда, где столпились люди.