Полюби меня снова - Мэйджер Энн - Страница 28
- Предыдущая
- 28/33
- Следующая
Пробыв в Европе достаточно долго, целых пять недель, при встрече не обняла ни Эдэма, ни Дайану. Не потому, что не любила, нет… Просто это был ее стиль.
– Эдэм, иди в детскую, – сказала она сразу же таким тоном, будто выступала с трибуны на очередном завтраке лиги благотворительных обществ. – Все, что я привезла для тебя из Европы, Элла Лу положила на стол. Эдэм мгновенно повеселел. Бабушка умела предугадывать его желания и часто делала такие подарки, какие родителям и в голову бы не пришло подарить. Он помнил о том, что следует быть сдержанным, поэтому сказал вежливо:
– Спасибо большое, милая бабушка!
Мадлен просияла, на лице отражалось неподдельное удовольствие, даже улыбка ее на миг стала естественной. После этого Эдэм чинно направился в детскую, но, как только завернул за угол, понесся стрелой вверх по лестнице.
У Мадлен со слухом было все в порядке. Услышав топот его ног по вощеному дубовому паркету, она резко крикнула вдогонку:
– Эдэм, дорогой! В доме бегать нельзя! Но он уже был вне пределов ее досягаемости и поступал так, как нравилось ему.
Настала очередь Дайаны. Мадлен окинула критическим взглядом каскад ее волос, в беспорядке рассыпанных по плечам. Как бы защищаясь, та, взмахнув головой, положила ладонь на согнутую в локте руку Росса.
Мадлен сделала вид, будто видит Росса впервые в жизни, и слегка нахмурилась. И, только чтобы соблюсти правила приличия, обратилась к нему со словами:
– Росс, Ричард в гостиной.
Он одарил тещу улыбкой. Но это была дежурная улыбка – глаза оставались холодными. Он обратил внимание на то, что Мадлен не поздоровалась с ним должным образом, и на полное отсутствие теплоты в ее голосе. Сделав вид, будто не понял намека удалиться в гостиную и оставить Дайану наедине с ней, он не двинулся с места.
– Я тоже хочу поздороваться с папой, – сказала Дайана.
Глаза Мадлен сверкнули.
– Конечно, дорогая! Но если ты не против, загляни потом на кухню. Мне и Патриции нужна твоя помощь.
Мадлен пошла вперед, а Дайана с Россом за ней. Она шла, и было видно, что горда своим домом. Высокий потолок прихожей был выложен плитами из красного дерева, скрепленными грубо тесанными кедровыми балками. В центре свешивалась огромная бронзовая люстра со множеством сверкающих хрустальных подвесок, напоминающих осколки голубого льда. Ноги мягко ступали по восточным коврам, фамильной гордости Мадлен, пока они шагали через анфиладу комнат с антикварной французской мебелью, строго выдержанной в одном стиле; но желания присесть и отдохнуть среди всего этого великолепия не возникало – от одной мысли об этом сразу же становилось неуютно. Многие предметы стоили баснословных денег. Мадлен не пропускала ни одного аукциона.
Однако, несмотря на роскошь и красоту, Дайана в доме матери чувствовала себя не в своей тарелке – вероятно, потому, что каждый предмет будто специально подбирался не для того, чтобы радовать, притягивать к себе, а для того, чтобы отпугивать. Не покидало чувство, будто находишься в музее: не дотрагивайся, не садись – и так далее. И что самое удивительное – в любое время года внутри было прохладно и даже веяло холодом. Дайана непроизвольно поежилась, и, хотя здесь когда-то был ее дом, она только сейчас поняла, как неуютно было ей все то время. Возможно, и дизайнером решила стать, потому что ощущала острую потребность создавать такую атмосферу в доме, чтобы людям было радостно и приятно в нем жить.
– А я не знала, что тетя Патриция гостит у вас. – Дайана решила поддержать разговор.
Патриция, младшая сестра Мадлен, по профессии педиатр, жила в Денвере. Она никогда не была замужем.
– А ты знаешь, что она ездила вместе с нами в Европу? – спросила Мадлен, обернувшись на ходу. Дайана кивнула. – В общем, Ричард наконец-то уговорил ее продать дом, что рядом с его офисом. Сюда мы вернулись все вместе, чтобы обговорить условия продажи. Боюсь, мы с ней намучаемся! Совершенно невозможный человек, да ты и сама знаешь.
Они вошли в гостиную. Отец тепло приветствовал дочь с зятем. Обменявшись с Россом рукопожатием, он заключил Дайану в объятия, крепко прижав к своему круглому брюшку. Сантиметров на пять выше Мадлен, когда та была в туфлях на каблуках, Ричард был натуральный колобок – одним словом, толстяк-коротышка. Диеты он не придерживался, хотя Мадлен и настаивала, но от случая к случаю демонстрировал силу воли, отказываясь от второго куска любимой им сдобной ватрушки. Мадлен обожала его. Несмотря на все его несовершенства и недисциплинированность, подчеркивала она. Хотя, вероятней всего, любила его именно поэтому. Со своим мужем, и только с ним, она была необыкновенно мягка, позволяла ему, как говорится, телячьи нежности на людях, при этом краснела, как девочка. Это был, вне всякого сомнения, брак по любви, и их взаимная страсть с годами не проходила.
Мадлен оставила всех в гостиной, а сама удалилась на кухню. Каминные часы, издающие бой каждые четверть часа, пробили во второй раз, и Дайана поспешно извинилась, вспомнив об обещании помочь матери.
Когда она вошла в кухню, от ароматного запаха мяса, запеченного с грибами, засосало под ложечкой. Патриции, к ее огорчению, там не оказалось, – она умчалась в кабинет, так как только что позвонил очередной поклонник. Мадлен с Дайаной оказались одни. Атмосфера накалялась с каждой минутой – это чувствовалось.
– Полагаю, не будешь возражать, – начала Мадлен в своей обычной сверхвежливой манере, действующей на нервы, – если я скажу вот что. Не считаешь ли ты, что выглядишь гораздо лучше, когда подбираешь волосы? Смотрю на тебя и вспоминаю этих лохматых хиппи. Дайана резко опустила хрустальную салатницу на стол.
– Мама, Россу нравится именно такой стиль.
– А не он ли виноват в том, что ты бледна как полотно? Если бы ты спросила меня, почему я так считаю, я бы ответила, что ты не выглядишь счастливой.
– Не спросила и не спрошу, дорогая мамочка!
Внезапно решетчатые двери распахнулись с таким шумом, будто это подгулявший ковбой ввалился в салун опрокинуть еще стаканчик.
– Дайана-а-а… – взвизгнула тетя Патриция.
Услышав однажды ее голос, забыть его было невозможно. Техасский акцент остался при ней навеки, а Мадлен от него избавилась, считая, что слишком растягивать слова вульгарно. Патриция влетела в кухню, словно за нею гнались, непроизвольно прервав обмен «любезностями» между сестрой и племянницей. Сильвия, дремавшая на высокой табуретке у бара, мгновенно превратилась в пушистый огненный шар и зашипела, как только Патриция оказалась рядом. Кошке пошел восемнадцатый год, по-кошачьим меркам она была уже в весьма преклонном возрасте и, привыкнув к мертвой тишине в огромном доме, терпеть не могла громких звуков.
Мадлен взглянула на сестру с раздражением, оторвав взгляд от голландского соуса, который не переставая помешивала.
Кошка, как и хозяйка, смотрела на Патрицию сквозь узкие щелки глаз весьма подозрительно. Ушки Сильвии были прижаты к оранжевой голове, а кончик пушистого хвоста подрагивал.
Патриция тем не менее делала вид, будто не замечает произведенного ее появлением смятения. Во-первых, она терпеть не могла кошек; однажды в детстве дернула за хвост злого кота и тот пустил в ход когти и зубы. Во-вторых, на правах младшей сестры она с юных лет проявляла мятежный характер и, хотя теперь ей было за пятьдесят, оставалась такой же бунтаркой. Кроме того, однажды поняв, что у Мадлен на все есть свои правила, она еще в трехлетнем возрасте решила, что самое лучшее не считаться ни с одним из них, и всегда поступала так, как ей нравилось, хотя иногда и делала то, что велела старшая сестра. Но это случалось редко, в основном когда Патриция была чем-то озабочена или не могла в тот момент придумать ничего лучше.
Что касается внешности, Патриция была копией своей сестры, правда в ее блондинистом варианте. И хоть энергии у нее тоже было с избытком, на этом сходство заканчивалось. Патриция была свободолюбивая натура, к тому же абсолютно непредсказуемая и непоследовательная, поэтому она так раздражала собранную и дисциплинированную Мадлен. Но, как известно, противоположности сходятся, а посему, несмотря на совершенную несхожесть характеров, сестры обожали друг друга. Обе испытывали наслаждение от общения, хотя, конечно, никогда бы не признались никому в целом мире, что их жаркие споры иногда заканчивались довольно бурно.
- Предыдущая
- 28/33
- Следующая
