Галактическая разведка (др. изд.) - Снегов Сергей Александрович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/58
• Следующая

Я погнал авиетку на максимальной скорости. Горные пики звездолетов откатывались назад и рушились на горизонт. Мне хорошо думается на ветру. Я размышлял не о Плутоне, а о Земле. Я уже не страшился встречи с Землей после того, что увидел здесь.

А перед возвращением я остановил авиетку в воздухе и, закрыв глаза, весь наполнился гулом планеты. Я слушал старинную музыку, любил перед сном отдаться индивидуальным, под настроение, мелодиям, терпеливо снес «Гармонию звездных сфер» Андре. Но ничего подобного тому, что вызывал во мне грохот этой космической мастерской, еще не испытывал. Наконец-то я изведал настоящую гармонию звездных сфер! Она будоражила, мне хотелось в ответ тяжкому, как мир, грохоту совершить что-либо достойное его — огромное, пронзительно-светлое…

И, удаляясь от Плутона, я долго еще слышал — мысленно, конечно, — вдохновенный гул…

Я обо всем размышлял, воображая встречу с Землей, только не о том, что встреча будет торжественной. Я поспешил возвратиться раньше своих товарищей и поплатился за это: если и не весь предназначенный нам общий почет, то значительная часть его досталась мне одному.

Начиная от Марса наш звездолет сопровождала флотилия космического эскорта. Я не буду описывать сцену на космодроме, ее передали на все планеты Солнечной системы. Три часа я кланялся, пожимал руки, взмахивал шляпой — и очень устал. Лишь дома, на Зеленом проспекте, в окружении друзей, я вздохнул с облегчением.

— Такое впечатление, будто обворовал товарищей, — пожаловался я. — Знал бы, ни за что не прилетел один.

— Они будут довольны своей встречей, — утешила меня Вера. — А тебя приветствовали не только как члена экипажа, но и особо. Должна тебя порадовать. Твой проект переоборудования Земли в главное ухо, голос и глаз космоса принят.

Озадаченный, я не нашел слов. Я еще ни с кем не делился своими мыслями.

— Вдалеке от Земли ты позабыл о порядках на Земле, — сказала Вера, улыбаясь. — Разве тебе не говорили, что на Плутоне смонтирована Государственная машина? Ты прогуливался над планетой, а Охранительница фиксировала твои мысли. Они оказались настолько важными, что она немедленно передала их на Землю, а Большая, тоже незамедлительно, довела их до сведения каждого. Ты лишь усаживался на Плутоне в звездолет, а люди уж спорили, прав ты или не прав. Но перед тем, как будем осуществлять проект, тебе придется подлечиться — здоровье твое внушает опасение Медицинской машине.

Мне мое здоровье опасений не внушало. Встреча с друзьями и известие о принятии проекта были лучше любого лекарства.

Большая комната Веры едва вместила всех собравшихся. Особенную тесноту создавал Труб. На космодроме он вместе с нами влез в аэробус, он знал уже, что за этими машинами ангелам не угнаться. Зато он наотрез отказался от лифта и объявил, что самостоятельно взлетит на семьдесят девятый этаж. Признаться, я не поверил: в Трубе килограммов сто, а высота все же около трехсот метров. Но он взлетел. Он отдыхал сперва на каждом двенадцатом этаже — в садах, потом на верандах каждого пятого, но одолел высоту. Он вспотел и был горд необыкновенно.

Он понемногу вписывается в наши земные обычаи, но прочерчивает в них свою особую колею. Лусин в нем души не чает. Ради Труба Лусин забросил идею птицеголового бога. Все же земные жилища, особенно женские комнаты, не приспособлены для ангелов. Труб и сам понимал, что летать здесь немыслимо, и старался не давать воли чувству. Но даже когда он делал шаг или просто поводил крыльями, обязательно что-нибудь летело на пол.

Среди гостей была Жанна с Олегом. Этот хорошенький мальчишка, живой, с умными глазами, очень похож на своего отца — мне показалось, что я вижу маленького Андре.

Я сто раз репетировал в уме встречу с Жанной, повторял про себя слова, какие скажу, думал, какое у меня должно быть выражение лица. Я все забыл — и слова, и мины. Она положила голову мне на плечо, тихо плакала, я молча обнимал ее. Потом я пробормотал:

— Поверь, еще не все пропало, Жанна.

Она взглянула таким отчаянным взглядом, что, лишь собрав всю волю, я смог его вынести. Оставив Олега гостям, мы с Жанной удалились в мою комнату. Жанна села на диван, я пододвинул кресло. Я с волнением вглядывался в нее. Она очень переменилась, в ней мало что осталось от кокетливой, хорошенькой, довольно легкомысленной женщины, какую я знал. Со мной разговаривал серьезный, глубоко чувствующий, еще не перестрадавший свое горе человек.

— Я все знаю об Андре, — сказала Жанна. — Каждый день я слушаю его голос — его прощание со мной и Олегом перед нападением головоглазов… И я знаю, что вы сделали все возможное, чтоб вызволить его или хотя бы отыскать его следы. Я знаю, что он кричал «Эли!», а не «Жанна!» перед гибелью…

— Перед исчезновением, Жанна. Андре не погиб. Оттого он и звал меня, а не тебя, — он попал в беду, но смерть ему не грозила, он и не собирался прощаться с жизнью.

— Почему ты так думаешь? Он ведь в руках врагов.

Она не верила мне! Никто, кроме меня, не верил, что Андре жив. С другими я мог не считаться, но ее должен был убедить.

— Именно поэтому, Жанна. Он был жив, когда они полностью овладели им. Ромеро, очевидно, говорил тебе, что мы слышали его призывы, уже не видя его?

— Да, говорил. Ромеро думает, что Андре мертв.

— Послушай теперь меня, а не Ромеро. Если бы они хотели убить его, они убили бы сразу, а не боролись с ним, чтоб взять живьем. Он единственный представитель их новых врагов — да они трястись должны над ним, а не уничтожать его! Я уверен, за здоровьем его следят внимательнее, чем ты сама следила бы на Земле.

— Вы уничтожили четыре вражеских крейсера. Андре мог быть на любом из них.

— Он не мог быть ни на одном из них. Они бы не подвергли единственного своего пленника превратностям боя. Они могли рассчитывать на победу, но не на то, что не будет потерь. И они, разумеется, упрятали Андре подальше от сражения. Сам бы я так поступил на их месте. У меня нет оснований считать, что наши враги глупее меня.

— А разве о гибели Андре не говорит то, что разрушители ничего не… Ты меня понимаешь, Эли? Ромеро считает, что враги могли выпытать у него все тайны, но наших тайн они так и не узнали — это ведь правда?

Я схватил испуганную Жанну за плечи, заглянул ей в глаза.

— Ты любила Андре, — сказал я шепотом. — Ты была ему ближе нас, Жанна! Как же ты смеешь так говорить о нем? Неужели ты так слепа, что собственного мужа не разглядела? Ромеро должен услышать от тебя, каков Андре, а не ты прислушиваться к Ромеро!

Она снова заплакала. Я в волнении ходил по комнате. Мне самому хотелось заплакать. Я ловил себя на том же скрытом в глубине души страхе за слабость Андре. Я не знал, насколько мы, его друзья, способны на муки, но что он меньше всех нас способен на них, знал.

Справившись со слезами, Жанна сказала:

— Все так перепутано во мне, Эли. Если бы не Олег, я не пережила бы такое несчастье. Я ведь серьезно думала, стоит ли мне самой жить, когда узнала о смерти Андре.

— Исчезновении, Жанна!

— Да, исчезновении. Разве я сказала по-другому? Но если, как ты говоришь, он исчез, а не погиб, то есть ли какой-либо шанс вызволить его из плена?

— Во всяком случае, будем пытаться. Одно могу утверждать с уверенностью: когда придет время возвращаться в скопление Персея, не будет там ни одной планетки, которую бы мы не обшарили.

Она поднялась.

— Нам с Олегом пора домой. Спасибо тебе, Эли! Ты всегда был верным другом Андре, я даже иногда ревновала его к тебе. Но сейчас, после его гибели…

— Исчезновения, — сказал я с яростью. — Исчезновения, Жанна!

Она глядела на меня с испугом.

— Я не узнаю тебя, Эли. Ты стал другим. Временами я тебя боюсь.

Я через силу улыбнулся.

— Тебе-то во всяком случае нечего меня бояться.

После ухода гостей мы остались с Верой одни. Я сидел в ее комнате, Вера ходила от двери к окну, это ее обычный маршрут — долгие, часами, блуждания и повороты, взад-вперед, взад-вперед. Иногда она останавливалась у окна, запрокидывая голову, забрасывая руки на затылок, и молчаливо смотрела на город. Все это я видел тысячи раз. Все повторилось.

• Предыдущая
• 50/58
• Следующая