Дорога Славы (сборник) - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 30

• Предыдущая
• 30/159
• Следующая

Я с неловкостью пожал плечами.

— Я не верю в волшебство.

— Я тоже, — ответила она, — в вашем смысле. Я верю в то, что есть.

— Вот это я и хотел сказать, Стар. Не верю я во всякие фокусы-покусы. То, что случилось с Игли, — я имею в виду, “что, по-видимому, случилось с Игли” — не могло случиться, потому что это явилось бы нарушением закона сохранения массы-энергии. Должно быть какое-то другое объяснение.

Она вежливо промолчала.

Поэтому я выдвинул на прямую наводку надежный здравый смысл невежества и предрассудков.

— Знаешь, Стар, я не собираюсь верить в невозможное только потому, что я при этом присутствовал. Закон природы — это закон природы. Ты должна это признать.

Мы порядочно проехали, прежде чем она ответила:

— Если угодно милорду Герою, мир не таков, каким мы бы хотели его видеть. Нет, я заявила слишком категорически. Вероятно, он действительно таков, каким мы хотим его видеть, В любом случае, он таков, каков он ЕСТЬ. Le voila![58] Внимайте ему, представляющему себя. Das Ding an sich.[59] Попробуйте его на зуб. Он ЕСТЬ. Ai-je raison.[60] Верно я говорю?

— Так я то же самое говорю! Вселенная есть как есть, и не может быть изменена всяким мухлеванием. Она действует по точным правилам, как машина.

Я заколебался, вспомнив наш старый автомобиль, который был ипохондриком. Он постоянно “заболевал”, потом “выздоравливал”, как только механик пытался его коснуться.

Я твердо продолжил:

— Законы природы не берут отгулов. Негуманность законов природы — это краеугольный камень науки.

— Это так.

— Ну так? — наседал я.

— Тем хуже для науки.

— Да… — Я заткнулся и поехал дальше молча, надувшись. Через некоторое время нежная ладонь опустилась на мое предплечье и погладила его.

— Какая сильная десница, — мягко сказала она. — Милорд Герой, можно я объясню?

— Давай, говори, — сказал я. — Если ты сможешь меня убедить, значит, ты можешь обратить папу римского в мормоны. Я упрям.

— Разве бы я выбрала вас в качестве своего рыцаря из сотен миллиардов, если бы вы не были упрямы?

— “Из сотен миллиардов?” Ты хочешь сказать миллионов, не так ли?

— Выслушайте меня, милорд. Потерпите. Давайте поступим, как Сократ. Я сформулирую вопросы на засыпку, а вы давайте на них простые ответы — и мы поймем, что к чему. Потом наступит ваш черед, а я буду глупой гусыней. Ладно?

— Пойдет, жми на кнопку.

— Очень хорошо. Итак, похожи ли обычаи в Доральском доме на обычаи вашей страны?

— Что? Ты же знаешь, что нет. Я еще не бывал ни разу так ошарашен с тех самых пор, как дочка проповедника провела меня на колокольню, чтобы показать мне Святого Духа. — Я смущенно хихикнул. — Я бы до сих пор краснел, но у меня зажигание перегорело.

— И все же главная разница между невианскими обычаями и вашими кроется всего лишь в одном постулате. Милорд, а ведь есть такие миры, в которых самцы убивают самок, как только та отложит яйца, — и другие, в которых самки съедают самцов, когда еще идет оплодотворение, — подобно той черной вдове, которую вы записали мне в сестры.

— Я не это имел в виду, Стар.

— Меня это не оскорбило, любовь моя. Оскорбление похоже на спиртной напиток: оно влияет на человека, только если применяется. А гордость слишком тяжелый багаж для моего путешествия; у меня ее нет. Оскар, показались ли бы вам такие миры более странными, чем этот?

— Ты толкуешь о пауках или о чем-то вроде. Не о людях.

— Я говорю о людях, каждые — доминирующая раса в своем мире. Высоко цивилизованных…

— Тьфу!

— Вы не станете говорить “тьфу”, когда их увидите. Они так от нас отличаются, что их личная жизнь не может иметь для нас никакого значения. И наоборот, эта планета очень похожа на вашу Землю — однако ваши обычаи отбили бы у Джоко даже способность петь. Милый, в вашем мире есть обычай, уникальный для всех Вселенных. То есть для двадцати известных мне Вселенных, из тысяч или миллионов или тьмы невообразимых Вселенных. В известных двадцати Вселенных только на Земле существует этот изумительный обычай.

— Ты имеешь в виду войну?

— О, нет! В большинстве миров происходит война. Эта планета, на которой находится Невия, одна из многих, где убивают поодиночке чаще, чем оптом. Здесь существуют Герои, и убивают тут от избытка страстей. Это мир любви и убийств, и как та, так и другие совершаются с веселым самозабвением. Нет, я имею в виду нечто гораздо более шокирующее. Не могли бы вы догадаться?

— Мм… коммерческое телевидение?

— Близко по духу, но далеко от цели. У вас выражение “древнейшая профессия”. Здесь и во всех известных нам мирах она даже не самая молодая. Никто о ней и не слышал, и не поверил бы, если бы и услышал. Те немногие из нас, кто посещают Землю, не распространяются об этом. Да это ничего не значило бы; большинство не верят в сказки путешественников.

— Стар, ты что, хочешь сказать мне, что нигде больше во Вселенной проституции НЕТ?

— Во Вселенных, мой милый. Абсолютно.

— Знаешь, — задумчиво сказал я, — это, наверное, будет шоком для моего старшего сержанта. Совсем нет?

— Я хочу сказать, — прямо ответила она, — что, судя по всему, проституция была изобретена народами Земли и больше никем — и сама мысль об этом довела бы старого Джоко до импотенции. Он закоренелый моралист.

— Черт меня побери! Должно быть, мы все просто гады.

— Я не хотела оскорблять вас, Оскар; я назвала только факты. Но эта странность Земли не такая уж странная в ее собственном контексте. Любой товар предназначен для манипуляций: купли, продажи, найма, аренды, уценки, искусственного поддержания или повышения цен, провоза контрабандой и узаконенения, — и женский товар, как его называли на Земле в более откровенные времена, не исключение. Единственное, чему стоит удивляться, — это дикая идея думать об этом как о товаре. Да что там, меня это так поразило, что однажды я даже… Неважно. Товаром может стать что угодно. Когда-нибудь я покажу вам цивилизации, живущие в открытом космосе, а не на планетах, даже без какой-либо тверди: не во всех Вселенных есть планеты-цивилизации, где само дыхание жизни продается, как кило масла в Провансе. В других местах такая теснота, что привилегия остаться в живых облагается налогом — и задолжники тут же умерщвляются Министерством Сборов на Вечность, а соседи не только не вмешиваются, а довольны.

— Господи боже! Почему?

— Они разрешили загадку смерти, милорд, и большинство из них не желает эмигрировать, несмотря на бесчисленное множество планет попросторнее. Но мы говорили о Земле. Дело не только в том, что нигде больше не известна проституция, но не известны и ее вариации — приданое, выкуп за невесту, алименты, раздельное воспитание, все эти производные, которые окрашивают все земные установления, — любой обычай, хотя бы отдаленно относящийся к невероятному представлению о том, что то, неисчерпаемый запас чего есть у всех женщин, является предметом торговли, подвергаемым оценке.

Арс Лонга фыркнула с отвращением. Нет, не думаю, чтобы она, поняла. Она понимает немного по-невиански, но Стар говорила на английском; в невианском не хватило бы нужных слов.

— Даже вторичные ваши обычаи, — продолжала она, — сформированы под влиянием этого единственного в своем роде явления. Возьмем одежду — вы уже заметили, что здесь нет резкой границы между тем, как одеваются оба пола. Я сегодня утром в трико, а вы в шортах, но если было бы наоборот, никто бы этого не заметил.

— Черта с два не заметил! Твои трико на меня бы не налезли!

— Они растягиваются. И стыд за свое тело, который является аспектом разделенной по принципу пола одежды. Здесь обнаженность так же не заслуживает внимания, как и на том симпатичном островке, где я нашла вас. Все безволосые народы иногда носят одежду, и все народы, как бы волосаты они ни были, носят украшения. Однако табу на обнаженность можно найти ТОЛЬКО там, где плоть является товаром, который либо прячут, либо выставляют напоказ… то есть на Земле. Это все равно, что вкладывать фальшивое дно в ящики с ягодами или вешать объявления типа: “Фруктов не рвать!” Если из-за чего-нибудь не возникает спора, нет нужды делать из этого тайны.

• Предыдущая
• 30/159
• Следующая