Мстительное сердце - Мэтьюз Патриция - Страница 31

• Предыдущая
• 31/91
• Следующая

– Если бы вы рассмотрели его поближе, то увидели бы, что все это очень тщательно латано-перелатано.

– Но такой человек, который привык к парижским чудесам, – почему ему пришлось покинуть Францию, приехать сюда, в Виргинию? Здесь он кажется таким… таким неуместным.

– Полагаю, он бежал из Франции, – ответил Вернер с кривой улыбкой. – Человек с таким… э-э-э… характером легко может попасть в неприятное положение.

– Но вы должны раздеться донага, дорогая Ханна. Совершенно донага, – сказал Андре, непрерывно жестикулируя. – Иначе как же я смогу снять с вас мерку? Нам нужно узнать ваши размеры, тогда я смогу заказать все, что необходимо, для шитья ваших платьев. Если бы вы пришли в Уильямсберге в мастерскую, где шьют платья, вы не стали бы упираться, я уверен.

Ханна почувствовала, что краснеет.

– Но ведь вы мужчина, Андре!

– Ах да. Мужчина. – Он вздохнул. – Возможно, к несчастью, но это так. Ну что же, будем заниматься делом?

– Будь по-вашему, если вы настаиваете!

Ханна быстро разделась и оказалась перед Андре в костюме Евы; но, как ни странно, вопреки ожиданиям, она не почувствовала смущения.

Подперев подбородок рукой, Андре несколько раз обошел вокруг нее, бормоча:

– Прекрасная фигура, дорогая леди. Вы должны ею гордиться, равно как и месье Вернер.

– Он еще не видел меня без одежды, – вырвалось у Ханны. – Мы не обвенчаны.

– Вот как? – Андре выгнул бровь. – Весьма необычно, должен заметить. Хотя, полагаю, здесь такое считается восхитительным. Но в моей стране… – Он пожал плечами, а потом пощелкал языком. – Какая жалость! Какая потеря!

– Жалость? – спросила Ханна.

– Вы обвенчаетесь с каким-то плантатором, будете вынашивать детей и много работать, уродуя свое прекрасное тело. А в моей стране вы могли бы стать известной куртизанкой.

– А что такое куртизанка? – с любопытством спросила Ханна.

– Ну как же, дорогая леди, это блудница. О… – Он поднял руки. – Разумеется, высшего сорта. Избалованная, изнеженная, хорошо обеспеченная.

– Что вы говорите! – изумилась Ханна.

– А что такое, дорогая леди? В моей стране любая дама сочла бы это за комплимент. Впрочем, ладно. – Он улыбнулся. – Мы здесь находимся не для того, не так ли?

Затем Андре еще раз обошел вокруг Ханны.

– Сначала, конечно, основа всего… начнем с корсета и шнуровки…

– Нет! – Ханна топнула босой ногой. – Я ни за что не стану надевать эти дурацкие сооружения для пыток.

– То есть как? – Андре в изумлении уставился на Ханну. – Вы отказываетесь носить то, что любая женщина в Виргинии считает самым главным, основу, на которой зиждется представление о благородной леди?

– Отказываюсь. Ребра стиснуты так, что дышать невозможно, и к тому же при этом потеешь, как лошадь. Я ни за что не стану это надевать!

Андре поджал губы.

– Mon dieu![2] Вот женщина с характером, независимо мыслящая! – Он хлопнул в ладоши. – Я аплодирую вам. Найти здесь, в этой некультурной стране, женщину, у которой хватает духу отрицать условности! Тогда… – Он опять пожал плечами. – Тогда забудем о том, на чем держится платье, и будем танцевать, исходя из того, чем одарила вас природа, дорогая леди.

Он стал снимать с нее мерку, то тут, то там прикасаясь к ее обнаженному телу. Она не испытывала ни малейшего смущения оттого, что он видит ее нагой, ни даже оттого, что он к ней прикасается. Он делал все это со столь безразличным видом, словно она была не женщина из живой плоти и крови, а всего лишь манекен. И пока Андре занимался своим делом, она размышляла над этим странным явлением.

И постепенно истина открылась ей. Ханна уже слышала обрывки разговоров о мужчинах, получающих удовольствие от близости с другими мужчинами, о мужчинах, которые не интересуются женщинами с точки зрения пола. Сама она таких не встречала и даже не очень верила в их существование. Она предполагала, что, увидев такого человека, почувствует к нему отвращение. Но этого не случилось. Андре все больше нравился ей. Она никогда не сталкивалась с подобной утонченностью; к тому же он обладал острым умом, который забавлял ее.

Вдруг ей в голову пришла еще одна мысль. Значит, это и было причиной странной веселости, которую она подметила во взгляде Малкольма. Он знал о склонностях Андре. Не потому ли он доверил ее рукам этого человека? А стал бы ее жених ревновать, будь Андре другим? Мысль о том, что Малкольм может ревновать, увлекла ее и развеселила; теплая радость охватила ее.

Теперь Андре драпировал на ней какую-то старую ткань, найденную в сундуке миссис Вернер.

– Это, видите ли, только чтобы сделать выкройку. Мы купим новую ткань и сошьем платье из нее. – Он втыкал булавки в ткань – то там, то тут. И вдруг сердито воскликнул: – Merde! – и отступил, хмуро глядя на свой палец, на котором выступила капелька крови.

– Merde? – повторила Ханна. – А что это значит?

– На вашем языке это значит «дерьмо», – ответил Андре, не поднимая головы.

Сначала Ханна почувствовала себя шокированной, но тут же, откинув голову, от всей души рассмеялась.

Капризным жестом Андре вынул из кармана платок и вытер кровь. Потом взглянул на Ханну и улыбнулся.

– Я вас шокировал? Приношу извинения, дорогая леди. Иногда я говорю прежде, чем успеваю подумать.

– Я не шокирована, – ответила Ханна, все еще смеясь. – Я и раньше слышала это слово. Я выросла на ферме.

Андре продолжал скалывать ткань булавками и снимать мерки.

– Андре… а вы не могли бы придумать для меня штаны для верховой езды?

– Штаны для верховой езды? – Теперь шокированным казался он. – Даже в моей стране леди не надевают мужских штанов!

– Мне это безразлично. – Ханна гордо вздернула подбородок. – Я люблю ездить верхом, а в платье это трудно.

Андре покачал головой и снова щелкнул языком.

– Вы продолжаете удивлять меня. Кажется, я буду иметь удовольствие…

Раздался стук в дверь.

– Кто там? – спросила Ханна.

– Дикки, м'леди.

– Погоди минуточку. – Ханна проверила, вся ли она задрапирована тканью, а потом сказала: – Входи, Дикки.

Дверь отворилась, и вошел Дикки. Подойдя к ним, он сказал:

– Мисс Ханна, Бесс говорит, что пора подумать об ужине, ей нужно поговорить с вами – что подавать.

Ханна бросила взгляд в открытое окно. Вечерние тени удлинились; она и не думала, что уже так поздно.

– Проклятие! Бесс вовсе не нуждается в моей помощи, чтобы…

Она вдруг осеклась. Неужели Бесс интересует, что происходит наверху, и она послала Дикки прервать то, что могло бы происходить? Ханна едва не задохнулась от смеха. Она еще расскажет Бесс об Андре!

Украдкой глянув на француза, она заметила, что тот внимательно смотрит на Дикки.

– Дикки, ступай обратно и скажи Бесс, что не нужно меня…

Но Дикки не слушал ее. Он уставился на Андре восторженным взглядом; казалось, он ослеплен блеском этой чудесной фигуры.

Андре подошел к мальчику.

– Дикки, да? – И, положив руку на голову Дикки, проговорил мечтательно: – Какой хорошенький мальчик. Настоящий Адонис…

– Дикки! – резко проговорила Ханна. – Оставь нас! Я же сказала тебе, что делать!

– Да, мисс Ханна, – вздрогнув, опомнился Дикки. – Я мигом. – И он выбежал из комнаты.

Едва за ним закрылась дверь, как Ханна в ярости напустилась на француза.

– Не смейте прикасаться к Дикки! – зло сказала она. Он взглянул на нее; лицо его затуманилось.

– Так вы знаете, да? Как правило, мне везет. Немногим в этой глухомани случается узнать обо мне правду.

– Пусть вас это не беспокоит. – Ханна махнула рукой. – Просто оставьте в покое Дикки! Это невинное дитя.

– Вы глубоко ранили меня, мадам.

Теперь в нем были заметны грусть, затаенная печаль, и Ханна почувствовала это. Уже потом она узнала, что Андре Леклэр способен продемонстрировать целую гамму чувств всего за несколько минут разговора. Позже она пришла к выводу, что из него мог бы получиться хороший актер. Но в этот момент она подумала, что ей удалось проникнуть в душу Андре Леклэра.

• Предыдущая
• 31/91
• Следующая