Прекрасная мука любви - Мэтьюз Патриция - Страница 31

• Предыдущая
• 31/74
• Следующая

– Думаю, ничего не получится, Бекки, – мрачно сказал Хок. – Ты же знаешь, что мне нужно ехать в Цинциннати за новой двуколкой. Я же тебе говорил.

– Но ведь «Дубовая долина» как раз по дороге, ты же будешь мимо нее проезжать. Может, мы могли бы провести там хотя бы несколько дней? Да и Пэдди Боя с Принцем нужно куда-то пристроить. – Ребекка взглянула на Стивена. – Мы не могли бы оставить Пэдди Боя и Принца на вашей ферме, пока не уладим свои дела?

– Конечно, – ответил тот.

– Спасибо за великодушное предложение, мой мальчик, но боюсь, мы не сможем им воспользоваться.

– Но, дедушка, я думала, что ты хотел... – начала было Ребекка, однако Генри бросил на нее такой яростный взгляд, что она замолчала.

– Я не желаю больше об этом говорить! – сквозь зубы процедил он.

Ну конечно! И как это она забыла? Ведь «Дубовая долина» вызывает у Генри Хокинса очень неприятные воспоминания.

– Хорошо, дедушка, – покорно согласилась она.

– Хотя, – добавил Хок, чуть смягчившись, – мы могли бы оставить на ферме наших лошадей. Я принимаю твое любезное приглашение, Стивен, взять на себя заботу о Черном Принце и Пэдди Бое. Мне бы не хотелось оставлять их па попечении чужих людей.

– Отлично! – Стивен так и просиял. – Значит, я по крайней мере еще раз с вами увижусь – ведь вам придется приехать за вашими любимцами. Пойдемте, нужно погрузить их на пароход. Я уже купил билеты на пакетбот, отплывающий в полдень. – Он застенчиво улыбнулся. – На троих, поскольку надеялся, что вы согласитесь.

– А где Глэдни? – спросила Ребекка. – Он ведь поехал за вами, как только мы узнали, что с вами случилось.

– Верно. Он нашел меня в гостиничном номере полуживого, привел в чувство, когда я потерял сознание, помог мне одеться и даже погрузил на пакетбот.

– Но сам не сел?

– Нет. – Стивен ухмыльнулся.

– Так где же он?

– Вы говорили при нем, что собираетесь принять участие в скачках в Кларксвилле, штат Теннесси?

– Да, там открывается крупная ярмарка, но мы не станем в ней участвовать, – ответил Хок. – Мы хотели съездить туда до Лексингтонских скачек, но... – он горестно махнул рукой в сторону двуколки, – эта колымага уже ни для чего не пригодна. Придется нам пропустить эти состязания, как, впрочем, и другие.

Запрокинув голову, Стивен разразился гомерическим хохотом и замолчал лишь тогда, когда почувствовал, как болят сломанные ребра.

– Не вижу ничего смешного в том, что наша двуколка пришла в негодность, – сухо заметила Ребекка.

– Простите меня, дорогая, – едва выдохнул Стивен. – Конечно, вам крупно не повезло, что придется снова потратиться, но я смеялся вовсе не над этим, а над Глэдом. На сей раз он перехитрил самого себя. Когда он посадил меня на пакетбот, я спросил его, куда он поедет, и он ответил, что в Кларксвилл. Постараюсь воспроизвести его слова точно: «Я знаю, что тебе хочется побыть с Ребеккой наедине, и, думаю, что при твоем теперешнем состоянии могу тебе это позволить». Он рассчитывал увидеться с вами в Кларксвилле. Представляю, как вытянется его физиономия, когда вас там не окажется!

– Понятно, – рассердилась Ребекка. – Этот молодой человек слишком много о себе воображает! Может быть, разочарование, которое он испытает, послужит ему хорошим уроком.

По правде говоря, существовала и другая причина, по которой Глэдни Хэллоран охотно позволил Стивену остаться с Ребеккой наедине. Конечно, состояние здоровья Стивена тоже повлияло на решение Глэдни не сопровождать друга в Падьюку.

Но дело было не только в этом. Глэдни нужно было попасть в Кларксвилл, до того как туда приедут Хок с Ребеккой. Он хотел приготовить Ребекке сюрприз, и она не должна была узнать о нем раньше времени.

Глэдни сидел в поезде у окна, смотрел, как проносятся мимо зеленые поля Кентукки, и думал о том, как изменила Ребекка Хокинс его жизнь. Из всех женщин, которых он знал – а их было немало, – ни одна не оказала на него такого влияния, как Ребекка. И теперь Глэдни размышлял, почему именно.

Она красива, вне всякого сомнения. Но в мире полным-полно хорошеньких девушек, и на его долю их досталось с избытком. Значит, дело тут не только в привлекательной внешности.

Она обладает независимым характером, и ему это нравится. Она необыкновенно умна и остроумна, и это тоже является ее достоинством. Но опять-таки Глэдни и раньше знал многих остроумных, независимых хорошеньких женщин, но они не занимали беспрестанно его мысли, как это было с Ребеккой.

«Что же все-таки есть в Ребекке такого, что притягивает меня к ней как магнитом?» – спросил себя Глэдни и улыбнулся. Да Бог с ним в конце концов! Одно он знает наверняка: он любит Ребекку, и любит сильно. А почему зарождается в человеке это чувство, одному Богу известно.

– Но какое право имеет такой простой парень, как ты, Глэдни Хэллоран, любить такую потрясающую девушку? – спросил он свое отражение в окне и, спохватившись, быстро зажал рот рукой.

Оказывается, он, сам того не ведая, произнес эти слова вслух. Глэдни поспешно огляделся, не слышал ли его кто-нибудь. К счастью, ничьего внимания он не привлек. Пассажиры были либо заняты разговором, либо погружены в свои мысли.

Однако вопрос, который Глэдни задал себе, был для него немаловажным. Для того чтобы это понять, необходимо вкратце рассказать о том, кто такой Глэдни Хэллоран.

Глэдни был сыном ирландского иммигранта, бежавшего в Нью-Йорк от голода, разразившегося в Ирландии в 1845-1846 годах. К сожалению, на новой родине долгожданное благосостояние к Поттору Хэллорану так и не пришло, и он умер от непосильного труда, тщетно пытаясь раздобыть для своей семьи средства к существованию. Его жене, чтобы прокормить троих детей, пришлось заняться стиркой. Глэдни, желая облегчить жизнь матери, в четырнадцать лет покинул отчий дом.

Шла Гражданская война, и Глэдни с радостью в нее окунулся. Он стал барабанщиком Ирландской бригады, созданной из жителей Нью-Йорка – ирландцев по происхождению. Гражданская война была ужасна для всех, но для четырнадцатилетнего мальчика – вдвойне, поскольку открыла ему глаза на такие грубые стороны жизни, о существовании которых он и не подозревал. Каких только людей ему не доводилось повидать за эти годы! И переживших невыносимые страдания, и совершивших тяжкие преступления. На глазах Глэдни самые презренные трусы совершали чудеса храбрости, а самые отъявленные подлецы проявляли чудеса сострадания. Он понял, что означают такие понятия, как честь, правда и доблесть. Видел, как люди, свято верившие в Бога, поносили Его последними словами, а ярые атеисты падали на колени, взывая к Нему о защите. Что касается собственной веры, то Глэдни обнаружил, что он более религиозен, чем считал, но менее, чем должен был быть.

К концу войны ему присвоили звание лейтенанта, что в условиях военного времени было очень неплохо. Когда война закончилась, Глэдни исполнилось всего восемнадцать, но чувствовал он себя на десяток лет старше. Ничего удивительного – пройдя через суровые испытания, человек взрослеет быстро. Бывало, и не раз, когда Глэдни казалось, что сегодняшний день – последний в его жизни. То, что он выжил, пройдя такой ад, Глэдни считал настоящим чудом и именно поэтому отказывался воспринимать жизнь слишком серьезно. Каждый новый день казался ему подарком судьбы.

Подобные взгляды не позволяли Глэдни ни к одной женщине относиться серьезно. Но теперь, после знакомства с Ребеккой, он чувствовал, как сильно изменился. Ребекку он полюбил всей душой, о чем свидетельствовал тот факт, что он намеревался приобрести в Кларксвилле лошадь.

Лошадь понадобилась Глэдни для того, чтобы научиться ездить верхом. И не важно, что эта наука может стоить ему переломанных рук и ног. Он будет ездить верхом, и точка!

– Я дал телеграмму, что мы приедем этим пароходом. Так что нас должны встречать, – сказал Стивен Генри и Ребекке. Они вместе с остальными пассажирами стояли на палубе и смотрели, как пароход причаливает к пристани Луисвилла.

– А кто будет нас встречать? Наверное, ваш отец? – поинтересовалась Ребекка.

• Предыдущая
• 31/74
• Следующая