Волшебная сила любви - Мэтьюз Патриция - Страница 37

• Предыдущая
• 37/75
• Следующая

Эдуард навалился на нее, и под действием его веса, которое было страшно, как сама смерть, ее бедра разжались.

Его халат был распахнут, он тяжело дышал, сопел, издавая мерзкие животные звуки. Она крикнула снова, и на сей раз ее, кажется, услышали. Там, за дверью, в коридоре, раздались шаги. Кто-то бежал. И это придало ей сил.

Рывком освободив руки, она впилась ногтями в его лицо, на этот раз удачно.

Эдуард выругался и отпрянул. Кто-то колотил в дверь, выкрикивая:

– Ребекка! Ребекка!

Она узнала голос Армана. Слава Богу! Дверь затрещала. Господи! Она ведь заперта изнутри!

Эдуард, казалось, не слышал ни голоса своего сына, ни стуков в дверь. Он снова зловеще засмеялся и схватил ее руки.

Ребекка приподняла голову:

– Арман! Арман, помоги!

Эдуард, крепко держа оба ее запястья в одной руке, другой пытался разжать ей бедра. Мускулы Ребекки дрожали от напряжения и усталости, она чувствовала, что долго сопротивляться не сможет.

– Арман! – закричала она что есть мочи.

– Нет! Нет! Нет! – глухо бормотал Эдуард.

В дверь ударили чем-то тяжелым – один раз, второй, затем третий. Раздался сильный треск раскалываемого дерева, в комнате стало светло, она наполнилась людьми. Кто-то схватил Эдуарда за плечи и начал оттаскивать от Ребекки. Наконец она почувствовала, что свободна, и ей вдруг стало холодно. А вокруг нее громко кричали, но что именно, она не могла разобрать. Людей, которые были в комнате, она тоже не узнавала. Доносились звуки борьбы и переворачиваемой мебели. Находясь на грани истерики, Ребекка мысленно повторяла про себя одно и то же: нужно прикрыться, они не должны видеть меня такой. И кто-то накрыл ее одеялом, заботливо подоткнув со всех сторон. Маргарет? Это была Маргарет?

Затем раздался звук сильного удара, похожий на тот, когда кулак встречается с человеческой плотью, и возня закончилась. В наступившей тишине Ребекка услышала чье-то бормотание и чей-то плач.

К ее лицу приблизили свечу. Свет ее был таким ярким, что она зажмурилась, а потом прикрыла лицо одеялом, спрятавшись в нем, как в норе.

Теперь она различила голос Маргарет. Та говорила громко и возмущенно, тоном, какого Ребекка у нее никогда не слышала. А еще были голоса мужчин, Армана и Дупты. Дупта?

Потом были шаги, сначала громкие, а затем все тише и тише, пока не растаяли в конце коридора. И наконец, снова возник голос Маргарет, нежный и полный слез.

– Ребекка… с тобой… теперь все в порядке? Они его увели. О, Ребекка, не молчи. Поговори со мной. Он тебя сильно поранил? Он… Пожалуйста, Ребекка. Теперь тебе ничего не угрожает.

И снова всхлипывания.

Ребекка начала медленно расслабляться, только сейчас заметив, как сильно бьется ее сердце. Она разворачивала свое тело, свернутое в клубок, осторожно, дюйм за дюймом, и, наконец, медленно стягивая одеяло; открыла лицо.

Над ней склонилась Маргарет, вся бледная, в слезах, с глазами, расширенными от ужаса.

– Ребекка! Что случилось с Жаком? Он лежит так неподвижно!

Ребекка попыталась ответить, но вначале у нее не получилось – горло сжалось и болело. Она смогла только прошептать, покачав головой:

– Он получил большую дозу снотворного. В портвейне.

– А что было бы, если бы этот портвейн все выпили до дна? – Маргарет становилась еще бледнее по мере того, как до нее доходил весь ужас ситуации, глаза сильно расширились. – А если бы Арман тоже выпил?

Она улеглась рядом и взяла руки Ребекки в свои. От этого родного прикосновения у той наконец прорвались слезы. Слезы боли и унижения.

Девушки лежали рядом очень долго, лежали и плакали. Плакали, пока наконец не иссякли слезы. Ребекка чувствовала, что ее глаза и нос опухли, но в то же время пришло и облегчение, потому что какая-то часть пережитого ужаса была смыта этими слезами.

Потом послышались шаги, и ее сердце снова застучало как молот. Повернув голову, она увидела Армана, втаскивающего небольшой деревянный сундучок.

Ребекка поспешно отвернулась. Она не хотела, чтобы он видел ее в таком состоянии. Кроме того, для нее были непереносимы его жалость и сострадание, хотя уже второй раз Арман спас ее от гибели.

Она слышала, как он пересек комнату и остановился у постели со стороны Жака. Затем обогнул постель и подошел к Маргарет.

Послышался скрип – это Арман поставил сундучок на столик, – а затем его тихий голос.

– С Жаком, кажется, все в порядке. По крайней мере дышит он нормально. Похоже, его напоили снотворным.

– Ребекка сказала, – произнесла Маргарет голосом, все еще полным слез, – что дядя Эдуард подсыпал снотворное в портвейн.

Арман невнятно выругался.

– Слава Богу, что не все его пили. Маргарет, а как с Ребеккой? Надеюсь, он… дело до конца не довел?

– Не думаю. Но она вся в кровоподтеках и синяках.

– Вот поэтому я и принес этот сундучок. Здесь наша семейная аптечка. Там есть все необходимое, чтобы оказать первую помощь: бинты, если они понадобятся, бутылка с опием и все остальное. Я думаю, немного опия ей не помешает, чтобы расслабиться.

– Да, я дам ей немного. Арман, послушайте, это все так ужасно, так страшно! Почему он это сделал? Ведь он был всегда таким добрым.

– В известной степени я чувствую себя тоже ответственным за происшедшее, – проговорил Арман напряженным голосом. – Мне надо было вас предупредить. Я знал, каким может быть мой отец, но все же полагал, что в нем возобладает здравый смысл. Теперь я понял, что ошибался.

Ребекка почувствовала, что обида и гнев в ней пересиливают смущение. Она повернулась к Арману:

– Что вы имеете в виду? Он вел себя подобным образом и с другими?

– Не совсем так. Но…

– Почему вы не хотите нам сказать? – возбужденно вскричала Ребекка. – А кто по ночам ходил в наши комнаты, используя потайные двери?

Арман уставился на нее в изумлении.

– Что вы сказали? Я в первый раз об этом слышу. Вы хотите сказать, что такое случается уже не впервые?

– Ну, не совсем такое, как сегодня, но прошлым летом ночью кто-то заходил к нам в комнаты, ко мне и Маргарет.

Арман хмуро покачал головой:

– Меня, по-видимому, в это время здесь не было. И никто ничего не сказал. Я бы такого не позволил, даже если бы речь шла о моем отце.

– А вы знали о существовании тайного хода? Арман неохотно кивнул:

– Да, знал. Вы помните, тогда, в Ле-Шене, Жак рассказывал о приемной сестре нашего отца, Элисе? Так вот, ее нянька, Бесс, была мне почти что второй матерью. Перед смертью она рассказала о тайном ходе.

– Я не понимаю, – вмешалась Маргарет. – Если вы знали о его существовании, почему об этом не известно остальным членам семьи?

Арман снова покачал головой:

– Хм, что значит «не известно»? Отец по крайней мере об этом знал.

– А что с ним сейчас? – Маргарет перешла на шепот. – Я имею в виду – с дядей Эдуардом. Ведь когда вы с Дуптой его успокаивали, он вел себя как безумный.

– Его привязали к кровати. Сейчас там с ним Дупта. Вы можете спокойно отдыхать.

– Мне кажется, – вырвалось у Ребекки, – что я вообще никогда больше не смогу спокойно отдыхать. – У нее начинался озноб. Она пошевелилась, чтобы найти удобную позу, и громко вскрикнула, почувствовав острую боль в плече.

– Я чертовски сожалею, Ребекка, о том, что случилось, – сказал Арман и повернулся к Маргарет: – Будет очень хорошо, если вы дадите ей немного опия, а также осмотрите и перевяжете раны. Утром я зайду вас проведать.

Он повернулся, чтобы уйти, но Маргарет потянулась и схватила его за рукав.

– Арман… тетя Фелис… Она в порядке?

– Она тоже выпила вина, вы могли это видеть. Не так много, как Жак, но достаточно, чтобы беспробудно спать. Я в ужасе от того, что с ней будет, когда ей расскажут о происшедшем ночью. Но теперь самое важное – присмотреть за Ребеккой. Вы с ней останетесь?

– Конечно.

Взглянув последний раз на Ребекку, Арман покинул комнату.

Ребекка лежала, откинувшись на подушку, совершенно без сил, с трудом сделав движение, чтобы принять опий. Затем она позволила Маргарет смазать ей все раны и ушибы и надеть свежую ночную рубашку.

• Предыдущая
• 37/75
• Следующая