Избранные произведения. В.2-х томах. Т. 1. Стихотворения. Песни - Доризо Николай Константинович - Страница 32
- Предыдущая
- 32/38
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
32
ПРОХОЖИЙ
Закрыта наглухо калитка.
Стучу наотмашь —
Никого.
Хозяйка дома,
Как улитка,
Вдруг показалась из него.
«Вы кто такой?
К кому идете?»
В ее глазах вопрос немой.
Я крикнул ей:
— Не узнаете?
К кому?
К себе!
Куда?
Домой!
Не верите?
Откройте двери,
Вот там окошко в потолке.
Пять балок,
Можете проверить —
Их ровно пять
На чердаке.
В саду лопух цветет по-царски.
Здесь все обычное для вас.
А я
сквозь стекла
той терраски
Увидел
солнце
в первый раз. —
Где он,
тот мир родного крова,
Начало всех моих начал!..
Нет!
Не сказал я ей ни слова,
Я в дом родной не постучал.
Забор, сиренью сплошь обросший,
За ним не видно ничего.
Но все стоит,
стоит
прохожий
У дома детства своего.
«Мой город, снова на путях…»
Мой город,
снова на путях
Увидеть бы его,
Хоть день,
но побывать в гостях
У детства своего.
Войти в прохладный дворик вновь
По тропке из камней,
Чтоб после ливня,
как морковь,
Был свеж кирпич на ней.
Чтоб я с волненьем постучал
В тот дом далеких дней.
Чтоб где-то угольщик кричал:
«Углей!.. Кому углей!»
Туда не ходят поезда —
В даль детских тех времен.
Из видов транспорта
туда
Доходит только сон.
«Мой критик, пишешь ты сердито…»
Мой критик, пишешь ты сердито,
Хотя, быть может, и умно.
В твоих статьях порою скрыто
Рациональное зерно.
Но тон казенного приказа
Своею строгостью крутой
Меня отпугивает сразу
От справедливой правды той,
Подумай, критик мой, о тоне,
Чтоб я с тобой был заодно,
Чтоб я клевал с твоей ладони
Рациональное зерно.
«Один мудрец эпохи Возрожденья…»
Один мудрец эпохи Возрожденья,
Алхимик или древний кибернетик,
Решил создать живого человека —
Железное подобие свое.
И создал он такого человека,
Который мог
слагать стихи и песни,
В секунду отыскать любую рифму!
В расчете четок,
в логике железен,
Не сочинял он,
а печатал сразу
Критические точные статьи.
Он даже мог
шутить и улыбаться!
Но только не умел он одного —
Он не умел дерзать
и ошибаться,
Беспомощно
не мог он ошибаться.
— Нет! Не живой ты! —
закричал ученый.
И он разбил в отчаянье машину,
Как жалкое подобие свое.
«Год юности — транжира…»
Год юности —
Транжира,
Мот
И франт,
Мой собутыльник,
Дням
Не знавший счету.
Теперь мой год —
Старик официант,
Он счет
Кладет на стол —
За все
Плати по счету!
А я,
Я старше Пушкина,
Заметь.
И вот живу,
Смотрю в глаза России…
Как я решился жить,
Когда долги такие?
Решиться жить
Трудней,
Чем умереть.
«Не для певиц в нарядных позах…»
Не для певиц
в нарядных позах,
Поющих
словно соловьи, —
Хочу
писать
для безголосых,
Они
Шаляпины
мои!
Певицы
простирают руки,
Платки привычно достают,
Но их заученные звуки
Как будто нам
без них поют.
Поют певицы в томных позах,
Как бы заводят патефон.
Хочу
писать
для безголосых,
Сам
безголосым
я рожден!
И мне
на этой перекличке
Имен,
ансамблей
и эстрад
Милее
в поздней электричке
Гармошка шалая в сто крат!
Хочу
писать
для безголосых,
Пускай
они
меня поют.
В рыбачьих
северных морозах
Пусть создают себе уют.
Когда о щеки жарко трется
Норд-ост
небритою щекой,
Пускай строка моя поется, —
Она
как спичка под рукой!
Пускай в поселке
за буранами,
Придя
по зову огонька,
Звенит
на празднике
стаканами
Моя душа,
моя строка.
Тяжелорукие
и рослые
Поднимут песню —
не прольют…
Запели б только безголосые,
А вокалисты подпоют!
32
- Предыдущая
- 32/38
- Следующая
