Порри Гаттер и Каменный Философ - Жвалевский Андрей Валентинович - Страница 18

• Предыдущая
• 18/75
• Следующая

– Призывный вой собаки Баскервилей во время поиска пары, – довольно пояснил Клинч. – Собаке – собачья жизнь. Народная мудрость! Сам придумал. Теперь мы дежурного до утра не увидим. Пошли в зал.

Клинч и Гаттер завернули за угол и едва не сшибли с ног Югоруса Лужжа. Впрочем, профессор сам был виноват – материализовался прямо у них перед носом.

– Порри! – закричал он, не успев еще полностью появиться. – Скажи, что это неправда!

– Это неправда, – сказал Порри, которому надоело расстраивать бедного профессора.

– Я так и думал! Здравствуйте, Клинч, вы, как обычно… да. Я ни секунды не сомневался! – профессор просто сиял от счастья. – Я знал, что это поклеп!

– Это поклеп, – согласился Порри, рукой прикрывая глаза от яркого света, исходившего от Югоруса, – а что это?

– Некоторые недалекие преподаватели утверждают, что у тебя сова не волшебная и даже не живая. Они сказали, что твоя сова… железная! Это ведь не так? – Лужж заволновался, и сияние стало напоминать северное – волнистое и мерцающее.

– Это не так, – ответил Порри и едва не ослеп от вспышки радости на лице Югоруса, – железо слишком тяжелый металл. Пришлось использовать дюраль[39].

К счастью, профессор дематериализовался, не дослушав Гаттера.

В Зале Трансцендентальных Откровений было тихо и пусто. Лишь у подножия Философа копошился Ухогорлонос. Это диковинное существо, состоявшее из уха, горла и носа, было абсолютно безмозглым, зато великолепно запоминало все звуки и могло воспроизвести их в мельчайших подробностях. Перемещался Ухогорлонос с помощью длинного и мускулистого носа.

– Что, Брюхогландыхвост, записываешь гениальные мысли нашего вождя и учителя? – спросил Клинч, и создание тут же навострило уши, прочистило горло и внимательно выпятило нос. – Что новенького он выдал сегодня? Воспроизведамус!

Ухогорлонос откашлялся, секунду помедлил и произнес задумчивым глубоким голосом:

– Зря ты сюда пришел, маленький мальчик. Именно здесь тебя и найдет В… В… В… В… В…

– Опять заело, – проворчал мистер Мистер, – давно собираюсь окунуть его в кипящее масло… Отдыхамус!

Ухогорлонос покорно опустил уши и затих.

– В.В.? Враг Волшебников? – пролепетал Порри, и ему показалось, что земля уходит из-под его ног.

Клинч успел подхватить мальчика, прежде чем древняя плита под его ногами окончательно раскрошилась.

– Если Бубль не выбьет фонды на ремонт, мы тут все поубиваемся без всяких В.В., – проворчал он. – Не бери в голову. Этот старый истукан еще ни разу не сказал ничего путного. Оклемался? Тогда берешь тряпочку и аккуратненько, легонечко протираешь этого каменного парня. Давай! А я пойду на шухере постою. И имей в виду – никакой магии. То есть что это я говорю! И никаких твоих этих штучек.

Сердце Порри стучало как бешеное, но он взял в руки сначала себя, потом тряпку и осторожно провел по плечу Каменного Философа. Ничего страшного не произошло, не взорвалось, не заверещало. Ухогорлонос продолжал тихонько вздыхать, уткнувшись носом в пол, высоко под потолком, как всегда задумчиво, покачивался Висельник[40]. Порри стер пыль со спины. Хотя все оставалось по-прежнему спокойным, мальчик старался прикасаться к статуе как можно аккуратнее и легче. Именно это стремление и сыграло с ним злую шутку: когда Порри добрался до подмышек (почему-то ужасно грязных), Философ вдруг дернулся, захихикал и, потеряв равновесие, попытался опереться на плечо Гаттера. Мальчик отскочил, а статуя, крикнув неожиданно тонким голосом: «Грядет! Грядет!…», неуклюже замахала каменными ручищами и действительно грянулась оземь.

Порри застыл от ужаса. Словно во сне он увидел страшную трещину в виде молнии, которая зазмеилась у Философа на затылке. Еще одна трещина, в форме перекрещенных костей и черепа, отделила торс статуи от ее ног. Ухогорлонос подпрыгнул и, лавируя между фалангами пальцев, осколками могучего лба и вставными зубами, улепетнул в угол.

– Олух безрукий! – загремел над Гаттером голос Клинча. – Я же сказал: аккуратненько и легонько!

– Я легонько, – пролепетал Порри, – мистер-мистер, я не виноват. Он сам дернулся, когда я начал протирать подмышки…

Клинч застонал.

– Ты не только безрукий олух, но и безмозглый! И еще безглазый! Читать не умеешь? – завхоз сунул проштрафившегося студента в кусок картона, на которой большими бурыми буквами было намалевано:

Под мышками не протирать!

Опасность защекотывания!

!!!

Клинч с чувством сплюнул, произнес несколько ярких, но недействующих заклинаний (Гаттер слышал их когда-то от дяди Петроффа) и перешел на нормальную громкость.

– Ладно, могло быть хуже.

– Меня могло убить? – всхлипнул Порри.

– Это бы еще ничего! Могла Канарейка увидеть.

– Не Канарейка, а МакКанарейкл, точнее, мисс МакКанарейкл, – раздался пронзительный голос, который горе-уборщики меньше всего желали услышать. – А еще точнее – мисс МакКанарейкл, которую поднял с постели ополоумевший дежурный, перепуганный якобы сбежавшей собакой Баскервилей. И уж совсем точно – мисс Сьюзан МакКанарейкл, которая устроит вам обоим очень большие неприятности! И если быть предельно точными! По сравнению с этими неприятностями! Собака Баскервилей! Покажется вам!…

За спиной декана кто-то вежливо кашлянул. Все обернулись. В дверях стоял Бубльгум, из-за плеча которого выглядывал дрожащий Харлей.

– Что вы так расстроились, Сьюзан, – мягко сказал ректор, – ну подумаешь, пропала собака. Развесим объявления, пообещаем вознаграждение…

И тут Бубльгум увидел пустой постамент из-под Каменного Философа. Глаза ректора расширились, он пробормотал что-то вроде «черт меня подери» и чуть было не перекрестился. Никогда Порри не видел великого волшебника таким растерянным (да что там, никто и никогда не видел Бубльгума хотя бы капельку растерянным!), и только сейчас мальчик полностью осознал, какое ужасное преступление он совершил.

– Уйдите все, – глухо произнес глава Первертса. Лицо его быстро темнело. – Уйдите от греха. Мисс МакКанарейкл, заберите… остатки нашей реликвии. И попытайтесь что-нибудь сделать.

Декан Орлодерра фыркнула, резко запахнула ночную мантию, на мгновение продемонстрировав немного больше, чем того требовали обстоятельства, развернулась и стремительно вышла из зала. Обломки Философа потянулись за ней, вслед за обломками из зала вытекли Клинч, Гаттер и Харлей. Заинтересовавшийся происходящим Висельник спустился было пониже, но, разглядев выражение лица ректора, в ужасе вскарабкался по призрачной веревке и просочился на чердак.

– Именно так, – сказал расстроенный Харлей, осторожно переступая спящих в коридоре гдетотаммерцев, – и выглядит собака Баскервилей во время поиска пары. А что делать? Хуже может быть только собака Баскервилей в момент дележки добычи. Завтра на педсовете увидите.

Кого имел в виду преподаватель обращения с магическими животными, Порри не понял, но уточнять не стал. Вернее, не смог. Он вообще был не в состоянии выдавить из себя хотя бы звук. В какой-то момент мальчику показалось, что по темному коридору за ними молча идет кто-то четвертый. «Хорошо бы это был Мордевольт», – подумал Порри, но ни разу не обернулся.

На следующее утро вся школа гудела. Слухи, один фантастичнее другого, передавались за спиной Гаттера свистящим шепотом. До него доносились только обрывки фраз: «…шарахнул молнией прямо в Канарейку», «… его папа, оказывается – Мордевольт!» и «Смотри, смотри – она у него тень забрала!»

Порри даже не стал смотреть, что там у него с тенью. Гаттер вообще был не похож на себя и на всех уроках безропотно выполнял требуемые школьной программой колдовские действия. В другой день преподаватели были бы вне себя от счастья, но сегодня бывшего героя упорно не замечали.

• Предыдущая
• 18/75
• Следующая