Золото императора династии Цзинь (СИ) - Гусев Анатолий Алексеевич - Страница 42

• Предыдущая
• 42/62
• Следующая

- Много не пей! – услышал он насмешливый голос. - Простудишься, помрёшь, однако.

Мазур оглянулся, перед ним стоял огромный китаец и держал в скрещенных руках трёхлинейку. За ним стояли ещё китайцы с винтовками всех мастей и калибров.

- Ты кто? – спросил китаец.

- А ты кто? – в свою очередь спросил Мазур.

- Я хозяин этих мест. Моё имя Лу Вэйюй.

- Не слышал.

- Ещё услышишь – пообещал Лу Вэйюй. - И как же тебя звать, элос (русский)?

- Мазур Иван.

- Хао (хорошо). И что же ты тут делаешь, Мазур Иван?

- А тебе что за печаль? – дерзко спросил Иван и подумал, что всё равно убьют, так пусть же не считают его хотя бы трусом. Что это хунхузы он догадался.

- Я же тебе объясняю, бестолковый элос Мазур Иван – я здешний хозяин! А ты тут безобразничаешь, шалишь! Зачем ты у геологов лошадь увёл?

От этих слов Мазур не вольно улыбнулся, а потом искренне рассмеялся, улыбнулся и китаец.

- И что? Ну, виноват! Теперь им надо вернуть?

- Им не надо – возразил Лу Вэйюй и уточнил. – Нам отдать надо.

- С какого это перепугу?

- С такого, что это наша добыча! – прорычал хунхуз. - Мы их от самой «железки» ведём!

- А что раньше не брали?

- Говоришь много! Что они везут, знаешь? Бу ши (нет)? Не любопытный?

- Не досуг было.

- Покажите ему – приказал Лу Вэйюй по-китайски.

Один из хунхузов подошёл к лошади, открыл перемётную суму, выкинул оттуда камни и вытащил слиток золота.

- Давай!

И хунхуз с поклоном передал своему предводителю золото. Тот повертел его в руках и кинул Мазуру.

- Так тебе умирать будет спокойней, элос – сказал Лу Вэйюй с презрительной улыбкой.

У Мазура изумление сменилось горькой досадой. Он держал в руках слиток и думал: «Как же не повезло!»

Паотоу передёрнул затвор винтовки. Мазур не дожидаясь выстрела, прыгнул в воду. Пуля просвистела над головой. Мазур нырнул. Котомка за спиной не давала глубоко погрузиться, сапоги наполнились водой, но промышленник упорно грёб и почувствовал, как одна из пуль хунхузов попала в котомку. Ему повезло - кусты и деревья мешали китайцам точно прицелиться, и, чудом не утонув, благодаря, главным образом, быстрому течению и отсутствию крупных камней, Мазур благополучно выплыл на другой берег реки. Второй раз за день он ушёл от опасности. Промышленник улыбнулся, он в руке сжимал золотой слиток, который так и не выпустил из рук. Мазур положил золото в короб, вылил воду из сапог и быстрым шагом двинулся вниз по реке, надеясь в скором времени достичь Сахалинского приюта.

ГЛАВА 22. ВСТРЕЧА С ОХОТНИКАМИ.

В лагере экспедиции за золотом царило уныние. Потеря лошади с поклажей и ранение Яши действовала удручающе. При полном молчании Евгений Ракитенко запел сильным и чистым голосом «Варшавянку»:

Вихри враждебные веют над нами,

Темные силы нас злобно гнетут.

В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас еще судьбы безвестные ждут.

Остальные большевики дружно подхватили песню и тоже запели, размахивая в такт руками и притоптывая ногами:

Но мы подымем гордо и смело

Знамя борьбы за рабочее дело,

Знамя великой борьбы всех народов -

За лучший мир, за святую свободу!

На бой кровавый,

Святой и правый,

Марш, марш вперед,

Рабочий народ!

Песня русской революции 1905 года гордо и смело неслась по тёмному лесу, раскатываясь эхом по горной долине. Песня взбадривала. Вселяла веру в себя, дарила надежду. Пели вдохновенно, так, что, даже не заметили двух пришельцев, что тихо подошли к их костру. Это были двое мужчин лет сорока – сорока пяти. Один, судя по внешнему виду, был русский. Одежда на нём была больше русская, чем какая либо ещё, обувь была туземная, котомка за плечами, нож на поясе, винчестер в руках, на лице русая борода и усы слегка рыжеватые. Второй был явно местный житель. Растительности на лице у него почти не было, так, жидкие усы и бородка, две чёрные косы, как и у шамана Белая Сова, перехваченные ремешком, на нём дошка из олений кожи с застёжкой на правом боку, за плечами колчан со стрелами, лук и котомка, в руках тоже винчестер. На голове у обоих синие косынки из китайской материи, повязанные по местному обычаю.

- Красивая песня – сказал русский пришелец, - и слова вроде русские, а о чём не понятно. Здравствуйте, люди добрые.

Всё это было так неожиданно, что сидевшие у костра какое-то время молчали в изумлении. Ракитенко первый пришёл в себя и сказал:

- Здравствуйте и вы. Садитесь.

Гости уселись на брёвна. Ракитенко наложил в миски рис с тушёнкой и подал гостям.

- Благодарствую – сказал русский, а туземец кивнул.

- И кто ж вы будете? – спросил нетерпеливый Суздальцев.

- Зверопромышленники. И женьшень тоже промышляем. Я Балабанов Наум Сергеевич. А это Исула из рода Канчуга, удэгеец с реки Бикин.

Покончив с едой, удэгеец вытащил трубку из котомки и закурил, а Наум спросил:

- А вы кто ж такие будете? И далеко ли путь держите?

- Мы геологи и топографы. Местность снимаем по пути следования и на бумагу переносим.

- Карту делаете? Это я знаю. Вы с Владивостока?

- Да.

- Из Восточного института?

- Верно.

- Я тоже там учился целых два курса, двадцать с лишнем лет назад. Потом пошёл вот в экспедицию, влюбился в местную девушку и остался здесь. Впрочем, во Владивостоке меня к тому времени уже ничего не держало. Остался я круглым сиротой. А здесь нашёл новую родню и друзей.

- А девушка – туземка? – спросил Ракитенко.

- Нет, русская.

- Что-то я слышал об этой романтической истории в стенах родного института – сказал Евгений.

И остальные студенты Восточного института тоже вспомнили удивительную легенду о студенте, который бросил учёбу ради лесной красавицы-туземки и жизни в тайге.

- Ну, романтическая, не романтическая, а приключений за это время было много. И всему чему меня учили в институте, а до этого в школе – ничего не пригодилось.

- Неужели – сказал Ганин, - совсем ничего?

- Ну, что-то может быть. А так, наука выживания в тайге, вещь трудная. И экзамены сдаёшь на выживаемость. Не сдал – помер! Вот такой он Лесной Восточный институт! Так далеко ли всё-таки направляетесь? Или это тайна?

- Да нет, конечно – сказал Дудек. – В деревню Грингмутовка.

- Это где ж такая? Впервые слышу.

- Не удивительно – сказал Ракитенко, - она семь лет назад возникла. Это у моря, на реке Серебрянка.

- А, ну понятно, - сказал Наум. – Не понятно только, что вы здесь делаете.

- Как это? – не понял Дудек.

- Да уж, - сказал Суздальцев, - потрудитесь объяснить.

- Всё просто. Если вы на Серебрянку, то вам раньше надо было сворачивать.

- Да?

- Да! А теперь я не знаю, куда вы придёте. Можно, конечно, и на Серебрянку, если дорогу знаете. Только крюк большой! Но, может быть вам так и надо?

- Да нет, нам так не надо – сказал Суздальцев, достал карту, разложил её и спросил охотника: - Нам чем быстрее, те лучше. И где мы, по-вашему?

Наум разгладил карту ладонями, крякнул многозначительно и сказал:

- Это не карта, это схема.

- Мы в курсе – сказал Суздальцев.

Удэгеец Исула взглянул на схему из-за плеча Наума, вынул трубку изо рта и ткнул чубуком в белое пятно:

- Однако, где-то здесь.

- Да, где-то здесь – авторитетно подтвердил Наум. – А сворачивать вам вот здесь надо было.

- Это точно? – недоверчиво спросил Суздальцев.

- Точно.

- А он, что, грамотный? – Суздальцев кивнул головой на удэгейца.

- Нет, Исула писать не умеет. А что в картах разбирается, так что ж тут удивительного? Удэгейцы же в горах живут. На землю сверху смотрят. Что твоя карта!

Суздальцев недоверчиво поджал губы.

- Сомневаетесь? – спросил Наум.

- Да как тут не сомневаться – сказал Суздальцев, - на нас вон нападение сегодня было! Может, вы одна шайка-лейка? Хунхузы?

• Предыдущая
• 42/62
• Следующая