Гладиаторы - Ерохин Олег - Страница 72
- Предыдущая
- 72/139
- Следующая
Оказавшись рядом с Марком, Децим Помпонин, понурясь, сказал:
— Ты что-то не больно рад видеть нас, сынок. Или ты держишь зло на меня и на ребят? Я, правда, когда-то против твоей воли был назначен в спутники тебе, но это дело давнее, да и служба солдатская — знай подчиняйся, так ведь?
— Чего уж там извиняться! — гундосо перебил Децима Помпонина рослый преторианец, обладатель крупного, но, увы, перешибленною носа (тоже центурион, как вспомнил Марк, звали его Юлий Луп). — Солдата, выполняющего приказ своего начальника, не в чем упрекнуть даже тому, кому от этого приказа тошно — если тот, кому от этого приказа тошно, не обидчивый слюнтяй с хроническим несварением желудка, а воин. Тогда мы не могли поддержать тебя, Марк, — мы не могли ни помочь тебе устранить Калигулу, ни даже помочь тебе избежать тюрьмы, — потому что тогда бы кинули в тюрьму нас самих, и было бы глупо с твоей стороны считать нашу тогдашнюю исполнительность угодливостью или трусостью.
— Можно считать это выдержкой, — пояснил Децим Помпонин. — Мы дождались, пока зола остыла, и только тогда стали ее выгребать — только когда появился шанс убить Калигулу и остаться в живых, мы занялись им. И вот Калигула убит. Если ты все еще обижен на нас — забудь свои обиды, пойдем с нами! Мы идем к курии: там мы должны охранять сенаторов, которые вроде как вознамерились провозгласить республику, и хороший воин для нас не будет лишним.
Окружившие Марка преторианцы, довольно хорошо относившиеся к нему тогда, когда он жил вместе с ними в казарме, своими возгласами поддержали Децима Помпонина:
— Пойдем, с нами не пропадешь!
— Пойдем, хватит дуться!
— Пойдем, нечего смотреть на нас, как девица на насильника, который лишил ее невинности!
— Но ведь я уже не преторианец, — проговорил Марк неуверенно.
— А вот и нет, дружок! — возразил Децим Помпонин. — Кассий Херея «забыл» вычеркнуть тебя из списков.
— Это тебе одежда, — добавил Юлий Луп и махнул одному из ближних преторианцев, а тот передал Лупу плащ, кожаный панцирь, шлем и меч. — Это все принадлежало Сексту Мутонию, но, видно, так уж распорядились боги, что теперь ему оно без надобности…
— А что же случилось с Мутонием? — поинтересовался Марк, не притрагиваясь к снаряжению преторианца. Марк хорошо помнил Секста Мутония: молодого весельчака, уроженца Кампании, который поступил в гвардию годом раньше его.
А Юлий Луп нахмурился:
— Секста сегодня убили… Мы сейчас прямо из дворца: как ты понимаешь, мы были среди тех, кто участвовал в покушении на Калигулу. Калигулу пытались защитить несколько безумцев рабов, одним из них и был убит Секст Мутоний. Прежде, чем испустить дух, Секст пожелал, чтобы его доспехи и плащ после смерти его достались тому, кто более прочих ненавидел Калигулу. Похоже, он говорил о тебе, ведь ты выступил против Калигулы, имея лишь двух напарников. Вернее, одного: второй-то, я слышал, оказался предателем.
Слова центуриона кое-что прояснили, однако Марк все еще не решался притронуться к снаряжению убитого преторианца, и не потому что это снаряжение ему не подходило (Секст Мутоний был примерно той же комплекции, что и Марк), и не потому что ему было неприятно надеть на себя принадлежавшее мертвому (использовать снаряжение убитого врага или друга и в те, и в более поздние времена было обычным делом), а потому что он колебался, он не был уверен, стоило ли ему опять становиться гвардейцем. Преторианцы имели дело не с вооруженным противником, а с безоружными императорскими ослушниками, так что чести в преторианской службе было мало, потому что не было опасности, но вместе с тем из гвардии можно было попасть в действующую армию, и не рядовым воином. Правда, потрошить не оказывавших сопротивление сенаторов и всадников, чем-то вызвавших гнев императора, было низко, подло, грязно, но теперь император убит и гвардия, быть может, будет использоваться сенатом более достойно?
— Я иду с вами, — сказал Марк и взял у Юлия Лупа плащ, панцирь, шлем и меч злополучного Секста Мутония…
Прошло совсем немного времени, и вот уже Марк Орбелий шагал вместе с остальными преторианцами к курии, где должно было состояться заседание сената. А может, оно уже и началось? По пути к курии Марк узнал, что делали в императорском дворце Децим Помпонин и Юлий Луп со своими подопечными: после того, как Калигула был убит, Кассий Херея поручил им покончить с Цезонией, сам же Кассий Херея, а также Корнелий Сабин и преданные им воины сразу же после убийства Калигулы направились к курии — охранять сенат. Приказ Кассия Хереи был выполнен: Цезонию задушили, а Юлию Друзиллу, малолетнюю дочь Калигулы и Цезонии, Юлий Луп собственноручно разбил об стенку. После этого центурионы со своими солдатами должны были присоединиться к Кассию Херее, следуя его указаниям, вот они и спешили к курии.
У курии уже стояло около двухсот преторианцев и четыре городские когорты, подчинявшиеся префекту Рима, — и те, и другие охраняли сенат. У самого входа в курию Марк заметил Кассия Херею, Корнелия Сабина, толстого человека с багровым лицом это был Квинт Помпоний, префект Рима. Рядом с ними стояли четыре человека в форме трибунов городских когорт: Тит Стригул, Марк Франтий, Тиберий Нерп, Нумерий Флакк.
Дверь в курию была распахнута, оттуда слышались голоса. Когда Марк подошел ближе, ему удалось увидеть, хотя и частично, внутреннее убранство этого здания, возведенного Августом: на мраморных скамьях, стоявших полукругом, сидели люди в краснополосых сенаторских тегах; в центре полукруга находились два кресла консулов, которые тоже не пустовали: оба консула, Сентий Сатурнин и Помпоний Секунд, вели заседание сената.
Кассий Херея о чем-то оживленно спорил с префектом Рима, и поэтому он заметил своих центурионов лишь тогда, когда они подошли к нему вплотную.
— Твой приказ выполнен, трибун, — сообщил Децим Помпонин бесстрастно. — Цезония мертва.
Кассий Херея, не высказывая особой радости, кивнул.
— Ты, Децим, ставь своих молодцов справа от входа, а ты, Юлий, — слева, — сказал он. — Мне кажется, еще не все кончено на сегодня…
— Пошли! — Децим Помпонин мотнул подбородком, и от горстки преторианцев, приведенных им и Юлием Лупом к курии, отделилось восемь человек, одним из которых был и Марк. Остальные двинулись за Юлием Лупом: они были из его центурии.
Марка Децим Помпонин поставил рядом со входом, так близко, что молодому воину было хорошо слышно все, о чем говорили сенаторы.
Когда Марк занял свой пост, выступал Валерий Азиатик:
— Да вы что, не знаете Клавдия? Стоит в разговоре с ним сдвинуть брови, как он тут же кидается за шкаф или под стол. Так его ли нам бояться? Преторианцы за него? Что за вздор! Преторианцы за того, кто платит: нам нужно пообещать им по десять тысяч сестерциев на нос, и они сами притащат к нам его, связанного по рукам и ногам! Так давайте пошлем выборных к Клавдию: пусть они хорошенько припугнут его, а преторианцам пообещают деньги!
Сенатор продолжал говорить, но Марк вместо того, чтобы по-прежнему вслушиваться в его слова, повернулся к соседу-преторианцу:
— О каком это Клавдии говорит сенатор? Неужели о дяде Калигулы?
— О нем, а то о ком же! — сплюнул преторианец. — Пока мы тут торчали у курии, в лагере ребята присягнули Клавдию… Только что здесь был Агриппа, царек Иудеи, он и сказал, что Клавдий принял императорскую власть и что Клавдий-де требует от сената повиновения.
— И что же сенат?
— Агриппа отбыл к Клавдию с ответом: отцы-сенаторы предлагают Клавдию вспомнить об участи Калигулы и остаться частным лицом. Ну не глупцы ли эти отцы? Они угрожают Клавдию, как будто до Клавдия теперь можно добраться с ядом иль кинжалом!
Марк опять прислушался к голосу, доносившемуся из курии. На этот раз говорил другой сенатор, консул Сентий Сатурнин:
— Сделайте так, чтобы Клавдий обмочился со страха, тогда он станет покладистым: скажите, что весь Рим, все граждане восстали против империи; скажите, что на помощь сенату идут три легиона те, которые расквартированы под городом; скажите, что даже рядом с Клавдием есть сторонники сената с острыми кинжалами, которые будут пущены в ход, если только… И да помогут вам боги!
- Предыдущая
- 72/139
- Следующая
