История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович - Страница 47

• Предыдущая
• 47/92
• Следующая

представительной фигурой важнейшего движения. Но вряд ли он останется как

писатель; только первую часть его книги Толстой и Достоевский будет читать

следующее поколение.

101

4. РОЗАНОВ

Имя Мережковского обычно упоминается вместе с именами Розанова и

Шестова. Но помимо того, что они были современниками, писали на темы

«религиозной философии» и лучшие их работы написаны в форме

комментариев к Достоевскому, – между Мережковским и этими двумя

писателями нет ничего общего. Хотя ни Розанов, ни Шестов не играли в

литературном движении центральной роли, как Мережковский, в истории

русской литературы они гораздо более значительные фигуры – не только по

силе и самостоятельности их религиозных идей, но и как первоклассные,

необыкновенно оригинальные писатели.

Василий Васильевич Розанов родился в 1856 г. в Ветлуге (Костромская

губерния) и почти всю свою юность провел в Костроме. Он выходец из бедной

мещанской семьи. Получив обычное гимназическое образование, он поехал в

Москву и поступил в университет, где изучал историю. По окончании

университета он долгие годы был учителем истории и географии в гимназиях

разных провинциальных городов (в Брянске, Ельце, Белом). Делал он это безо

всякого интереса – у него не было педагогического призвания. Около 1880 г. он

женился на Аполлинарии Сусловой – ей тогда было лет сорок; в молодости она

была в близких отношениях с Достоевским. Брак оказался на редкость

несчастливым. Аполлинария была холодная и гордая, «инфернальная»

женщина, в ней таились запасы жестокости и чувственности, видимо, ставшие

откровением для Достоевского (сразу после поездки с ней за границу он

написал Записки из подполья). Аполлинария прожила с Розановым около трех

лет и ушла к другому. На всю жизнь они сохранили ненависть друг к другу.

Аполлинария отказалась дать Розанову развод. Через несколько лет после

разрыва Розанов встретил в Ельце Варвару Дмитриевну Рудневу, ставшую его

гражданской женой. Он не мог официально жениться на ней из-за

несговорчивости первой жены, и этим отчасти объясняется горечь во всех его

произведениях на тему развода. Этот второй («неофициальный») брак был

настолько же счастливым, насколько несчастливым был первый.

В 1886 г. Розанов опубликовал книгу О понимании, которую назвал потом

«продолжительной полемикой против Московского университета» – то есть

против позитивизма и официального агностицизма. Книга не имела успеха, но

привлекла внимание Страхова, который вступил с Розановым в переписку, ввел

его в консервативную литературную печать и наконец устроил ему

официальное назначение в Петербург. Однако это не очень помогло Розанову,

который оставался в стесненных обстоятельствах, пока Суворин в 1889 г. не

пригласил его сотрудничать в Новом времени – единственной консервативной

газете, которая могла хорошо платить своим авторам. В ранних произведениях

Розанова нет замечательной оригинальности его более позднего стиля, но

некоторые из них очень значительны. Прежде всего это Легенда о Великом

Инквизиторе (1889) – комментарий к известному эпизоду из Братьев

Карамазовых. Это был первый из длинного ряда комментариев к Достоевскому

(продолжателями были Шестов и Мережковский), которые стали важной чертой

современной русской литературы. Это была первая попытка проникнуть в

глубины психологии Достоевского и обнаружить движущие пружины его

индивидуальности. Очень важно, что через первую жену Розанов знал кое-что о

скрытых свойствах Достоевского «из первых рук». В этой связи интересно

отметить, что Розанов придает большое значение Запискам из подполья как

центральному произведению Достоевского. Замечательно тонко, как никто до

него, Розанов чувствует страстное, болезненное стремление Достоевского к

абсолютной свободе, включая свободу не желать счастья. Книга кроме того

102

содержит прекрасную главу о Гоголе; Розанов был первым, обнаружившим то,

что сейчас кажется трюизмом: Гоголь не был реалистом, а русская литература в

целом была не продолжением Гоголя, а реакцией против него. Одной Легенды

хватило бы, чтобы назвать Розанова большим писателем, но у зрелого Розанова

были достоинства еще более высокого порядка.

В девяностых годах Розанов жил в Петербурге, активно общаясь с

немногими людьми, способными его слушать и понимать. Этот круг включал

всех представителей независимой консервативной мысли России. Туда входили

И.Ф. Романов – оригинальный писатель, выступавший под псевдонимом Рцы, –

и Федор Шперк (1870–1897), рано умерший философ, которого Розанов считал

величайшим гением. Шперк и Рцы, по словам Розанова, оказали большое

влияние на формирование его стиля. К концу девяностых годов Розанов

познакомился с модернистами, но, хотя эта партия не скупилась на похвалы

Розанову, он так и не сошелся с ними близко. В творчестве Розанова всегда был

один странный дефект, особенно когда он писал на темы, его глубоко не

затрагивавшие, – ему не хватало сдержанности, он слишком подробно развивал

парадоксы, которым сам не придавал серьезного значения, но которые

возмущали среднего читателя. За это его колко и остроумно отчитал Соловьев,

прозвавший Розанова Порфирием Головлевым – имя лицемера из Господ

Головлевых Салтыкова, – Порфирию Головлеву тоже не хватало чувства меры в

его бесконечных и до тошноты елейных вещах. Еще один неприятный эпизод

для Розанова – предложение Михайловского «исключить его из литературы» за

недостаточно уважительную статью о Толстом.

В 1899 г. Розанов стал постоянным сотрудником Нового времени, что

наконец дало ему приличный заработок. Суворин предоставил Розанову

возможность писать, что ему захочется и только когда захочется, при условии

писать кратко и не занимать слишком много места в одном номере. Сочетание

такой свободы с такими ограничениями сыграло большую роль в формировании

особого розановского стиля – фрагментарного и внешне бесформенного.

Примерно в это время интерес Розанова сосредоточился на вопросах брака,

развода и семейной жизни. Он повел решительную кампанию против

ненормального состояния семейной жизни в России и в христианстве вообще.

Существование незаконнорожденных детей он считал позорным для

христианства. По его мнению, ребенок должен был считаться законным самим

фактом своего появления на свет. С горечью он рассуждал о ненормальном

положении вещей, вызванном невозможностью развода. Критика Розанова

выливается в атаку на христианство как на аскетическую по сути религию,

которая в душе все половые отношения считает отвратительными и только

скрепя сердце дает разрешение на брак. В то же время христианство

непреодолимо притягивало Розанова, особенно тем, что он называл «темными

лучами» – менее заметными чертами христианства, без которых оно, однако, не

могло бы существовать. По Розанову, самым существенным в христианстве

являются грусть и слезы, сосредоточенность на смерти и на «после смерти» и

отречение от мира. Розанов говорил, что в выражении «веселый христианин»

уже содержится противоречие. Религии Христа Розанов противопоставлял

религию Бога Отца, которую он считал естественной религией – религией роста

и продолжения рода. Такую примитивно натуралистическую религию он

находил в Ветхом Завете, в благочестивом отношении к полу средневекового

иудаизма и в религии древних египтян. Мысли Розанова о философии

христианства и о его собственной естественной (по сути фаллической) религии

• Предыдущая
• 47/92
• Следующая