Зачарованный мир - Мзареулов Константин - Страница 21
- Предыдущая
- 21/102
- Следующая
– Ладно, пес с ней, с эгидой. Еще про какое оружие богов мы знаем?
Средиморский волшебник посоветовал новому своему другу не спешить. Допустим даже, сказал он, что голова Медузы горгоны утрачена бесповоротно. Однако у Медузы было две сестрички, причем взгляды обеих обладали столь же смертоносным действием.
– Ну, Единый тебе в помощь, ищи… – неуверенно покачивая головой, проговорил Пушок. – Только… Помнишь небось, что сестры Медузы… коих звали… в общем, обе сестры бессмертны и поразить их невозможно.
– Управимся…
У него уже дозревал, обрастая последними черточками и детальками, план операции на острове, где обитали крылатые змеедевы с каменящими взглядами. План был сложный, многоступенчатый, очень рискованный, однако другие варианты представлялись просто неосуществимыми. «Придется попробовать», – решительно подумал Сумукдиар и демонстративно широко зевнул.
– Спать пора, пожалуй, – сказал он, потягиваясь. – Скоро полночь.
– Да погоди ты, детское же время, – возмутился Пушок, но тоже встал. – Я вот еще о чем думаю…
Он бегло перечислил средства вразумления, к которым эпизодически прибегали варяжские, кельтские, олимпийские, склавенские и прочие боги, после чего, хитренько подмигивая, напомнил, что и Единый явился в Средний Мир отнюдь не с пустыми руками – не мир послал Он, но меч вручал. Впрочем, ясно было, что слово «меч» в этом контексте употреблялось иносказательно, что в действительности речь идет о куда более грозных диковинах сверхъестественного происхождения. К сожалению, фаластынский трактат не сообщал наиболее существенных деталей, но встречались намеки, будто Единый поражает своих врагов не молниями, как Перун, Зевс, Индра или Доннер, но – льющимся с неба огнем. Именно таким сильнодействующим средством были перевоспитаны эпицентры халдейского разврата Содом и Гоморра.
Тут Сумукдиар встал как вкопанный и, уставив на собеседника ошалелый взгляд, прошептал:
– А ты знаешь, дружище… По моим сведениям, Джуга-Шах пытался овладеть силой небесного огня, и, говорят, алхимики даже наварили ему несколько амфор какой-то кошмарной субстанции! Однако большой войны с Магрибом тогда не случилось, и кувшины эти вслед за царем канули в Джеханнам, то есть в преисподнюю.
– Похоже на правду, я тоже слыхал, будто знаменитый ныне алхимик-правдолюб Андис получил что-то такое… – Пушок равнодушно пожал плечами и продолжил подъем по склону. – А правда ли, что ты возвысился до постижения собственной тени?
– Естественно, что собственной. Чьей же еще!
Гирканец не скрывал раздражения: ну, допустим, не почитаешь ты прежнего царя, но зачем же отвергать с порога все, что с его именем связано! Агабек Хашбази прекрасно понимал, что в изнуряющей битве за престол Джуга-Шах натворил множество мрачных дел, пролив совершенно безобразные реки невинной крови. Однако при всем при том о ратном деле саспирский тиран заботился неустанно и немало на этом поприще преуспел. Нет, неправ был повелитель Белоярска, не придавая значения раскрытому в то время секрету Огня Небесного…
– Между прочим, я на днях, наверное, увижу Андиса, – сказал вдруг Пушок. – Только ни хрена мы от него не узнаем – старик совсем из ума выжил.
Неожиданно ночную тишину разорвал истошный крик – истерично вопила какая-то женщина. Поначалу слов разобрать было почти невозможно, однако постепенно Сумукдиар уразумел, что женщина жалуется – на все и всех: и муж у нее – пьянь, и сыновья – лоботрясы, и дочери – суки неблагодарные, и снохи – гулены подзаборные, и зятья – кобели, и огород не родит, и корова не доится, и солнце с луной неправильно светят, и еще много чего – не так, как надо. Во всех этих бедах крикунья винила всех подряд, исключая почему-то самое себя: и князя местного, и волхва, и соседа-ведьмака, и куму-вертихвостку, и чернозадых средиморцев, и купцов-грабителей, и околоточного пристава, и городских дьяков, и прежних правителей, и бродячих скоморохов, и заучившихся книгочеев.
– …а еще расплодилась нынче погань всякая, – причитала она, срываясь на визг, – нашептывают: дескать, надобно отринуть исконных наших идолов да призвать из пустынь фаластынских злобного Яхаву-кровопивца… У-у-у, ироды окаянные!.. Они ж, падлы, хочут волхвов опять плетьми посечь, а нам на выю попов посадить… Опять воспретят нам Купалу да русалии праздновать… Не надо нам бога вашего Единого, мы Перуна с Белесом почитаем!
Кто-то, также скрытый сумраком, грозно произнес обозленным голосом: заткнись, мол, дура-баба, пока осиновый кол в глотку не вколотили. И без того дикие вопли истерички превратились в нечленораздельный вой, быстро слабеющий вдали, словно кричавшая убегала сломя голову.
Иронически улыбаясь, гирканец спросил:
– Неужели все ваши противники Джуга-Шаха и Единого бога – такие вот психи? Как у вас таких называют– одержимыми?
– Кликушами… Вот скажи мне, колдун, с чего они так орут?
– И не так еще заорешь, коли в тебя бес вселится!
Они подходили к забору постоялого двора, где обосновался Сумукдиар. Похлопав на прощание друга по плечу, Пушок осведомился, чем тот намерен заняться на следующий день, но, пропустив мимо слуха неопределенный ответ, тут же сказал:
– Я тебя завтра найду, свожу в одну компанию. Образованные, мать их перетак, собираются…
– Да я вообще-то… – начал было Сумук, помнивший, что ему светил полет в Бикестан.
– Не возникай, – строго оборвал Саня. – Нехорошее завтра число, так что не советую одному в городе болтаться, особливо под вечер… Ну, бывай здоров.
Поднимаясь по лестнице в свою комнату, Сумукдиар, с трудом отгоняя хмельную сонливость, пытался сообразить, что за «нехорошее число» будет завтра. Вроде бы сейчас, в середине лета, подходила к концу русальная неделя, последняя ночь которой посвящается буйному празднованию Ивана Купалы. Ну пляшут, ну распутничают – чего тут бояться? С милой душой предадимся тем же развлечениям, чтобы не выделяться из народа…
Он криво усмехнулся: принять участие в такой оргии было заманчиво, только вот проспаться надо, чтобы не выглядеть бледно грядущей ночью. Кое-как раздевшись, он отхлебнул из ковша огуречного рассола, прямо в сапогах повалился на кровать и погрузился в тягучую дремоту.
Пробуждение оказалось болезненным. Открыв глаза, еще не отойдя от привидившегося кошмара, гирканец лежал, глядя в потолок и пытаясь понять, что же происходит. Окружающий мир неуловимо изменялся, образы предметов, скрытых тьмой, но ясно видимых магическим зрением, расплывались, искажались и ломались, принимая совершенно немыслимые причудливые очертания.
Внезапно он понял и резко встал, отбросив одеяло. Набирая мощь, накатывались волнами колебания волшебных сил. Словно десятки, а то и сотни исключительно сильных чародеев одновременно творили согласованный колдовской штурм, пытаясь совместными усилиями совершить нечто чрезвычайно важное.
Приблизившись к окну, Сумукдиар увидел в неверном голубоватом полумраке сверхъестественного мира, как на бегущем к реке склоне появились призрачные, полупрозрачные силуэты разрушенных много десятилетий назад лестничных пролетов, обрамленных перилами и колоннадой, а на окрестных холмах трепетали, неуклонно наливаясь материальностью, контуры крепостных стен, фортов, теремов, монументов и храмов. Все стало предельно ясно, ибо происходящее вполне отвечало его собственным устремлениям, и гирканский джадугяр осторожно, чтобы не помешать остальным, включил в общие усилия немалый напор своего говве-а-джаду. Не оставалось сомнений, что в эти мгновения на всем колоссальном пространстве лесов и степей Великой Белой Рыси вырастают призраки былых твердынь.
Обычно чародеи пользуются запасами собственной волшебной силы, могуществом своего хварно, полученного при рождении, многократно приумноженного за годы учения и упражнений. Но в некоторых случаях, когда приобретенного говве-а-джаду недостаточно и требуется применить куда большие масштабы магических субстанций, колдуны вовлекают в сверхъестественный процесс волю и зачаточные хварно окружающих. Легче всего сделать это ночью, когда люди спят, а тайные их помыслы отпущены на волю и стремятся к объектам мечтаний. В предрассветные часы несложно собрать воедино мысленную силу тех, кто желает того же, что и те, кто устроил этот колдовской приступ, равно как тех, кто не слишком возражает против этой идеи.
- Предыдущая
- 21/102
- Следующая
