Возвращение в джунгли (др. перевод) - Берроуз Эдгар Райс - Страница 3

• Предыдущая
• 3/58
• Следующая

За это время Джеку пришлось трижды объясняться с коридорными и постояльцами отеля, встревоженными странными звуками, доносящимися из номера на втором этаже.

Когда в дальней комнате наконец все стихло, лейтенант выждал столько времени, сколько потребовалось, чтобы выкурить сигару, бросил окурок в пепельницу, постучал и вошел.

В общем, все было не так уж плохо.

Почти вся гостиничная мебель уцелела, только от небольшого шкафчика остались одни щепки, а все стулья, два стола и диван оказались перевернутыми.

Тарзан сидел на полу в углу, совершенно вымотанный своим приступом бессильной ярости.

Джек поставил один из стульев на ножки и уселся.

— Я тут кое-что подсчитал, — сказал он, разворачивая покрытую цифрами бумажную салфетку. — И оказалось, что после уплаты штрафа, назначенного судом, у тебя останется меньше сотни долларов. Если к этому прибавить остатки моего жалованья, то получится сумма, которой едва хватит на путешествие до Европы в один конец. Каким же образом ты собираешься добраться до Африки и привезти оттуда золото профессора Портера?

Человек-обезьяна глядел перед собой, ничем не показывая, что слышит обращенные к нему слова.

— Может, ты все-таки позволишь Клейтону оплатить эту экспедицию?

Арно прекрасно знал, какую реакцию вызовут у его друга эти слова, и был весьма доволен результатом.

Равнодушное оцепенение разом слетело с человека-обезьяны, он вскинул голову, и в его глазах полыхнул прежний синий огонь.

— Мне ничего не нужно от Уильяма Клейтона! — прорычал Тарзан.

— Ясно.

Арно покачался на стуле, в задумчивости покусывая губу.

— Пожалуй, я могу раздобыть нужную сумму, — наконец проговорил он, — но для этого придется съездить в Париж.

— Зачем?

— Один тамошний приятель должен мне много денег, — нехотя объяснил Джек. — Теперь пришло время напомнить ему о долге.

Тарзан встал, встряхнулся, как проснувшийся лев, подошел к другу и дотронулся до его плеча.

— Я верну тебе все, как только смогу, — пообещал он. — Я найду способ заработать!

Арно задумчиво поглядел на него.

— Хорошо, но тогда подсчитай заодно, сколько я тебе должен, Тарзан?

— Должен мне? За что?

— За то, что ты вырвал меня из рук каннибалов Мбонги. За то, что выхаживал потом, кормил, поил и защищал. За то, что спас от львицы. За то, что помог вернуться в цивилизованный мир. За то, что, рискуя жизнью, стащил меня с горящей крыши. За то, что…

— Довольно, — прервал Тарзан. — Я понял.

— Ты всегда все схватывал на лету! — похвалил Джек Арно. — Ладно, не будем больше считать, кто из нас кому должен. Сегодня я закажу два билета до Гавра, а там… Надеюсь, Париж — самый цивилизованный из всех цивилизованных городов на свете — развеет твою хандру!

— Нет, — проворчал человек-обезьяна. — Я больше не жду ничего хорошего от цивилизованного мира. Теперь мне ясно, что быть культурным человеком — это значит делать то, что тебе не нравится, вести себя так, как ты не хочешь, и каждый день притворяться не тем, кто ты есть на самом деле. Спасибо, я сыт всем этим по горло!

— Поэтому ты и ответил на суде, что твоей матерью была горилла Кала?

— Да! — Тарзан с вызовом взглянул на Арно.

— Но ты мог бы просто сказать, что не помнишь своих родителей. Это даже не было бы ложью, но избавило бы тебя от многих хлопот, а меня — от необходимости лгать под присягой…

— Вот так и рассуждают все культурные люди! — горько улыбнулся Тарзан. — Да, вы всегда умеете найти лазейку в правилах, по которым живете! Но такие уловки не для меня. Я всю жизнь считал матерью вскормившую меня обезьяну — так почему я должен делать вид, что забыл ее? Нет, я никогда ее не забуду! Я всю жизнь буду помнить, как она сражалась за меня с хищниками джунглей и с собственными сородичами, как согревала меня по ночам, утешала в младенчестве, опекала, кормила, лечила. И я помню, что впервые заплакал человеческими слезами над ее бездыханным трупом, пронзенным копьем Кулонги! Тебе, Джек, Кала показалась бы просто отвратительным диким зверем, но для меня она была самым красивым существом на свете! И я всегда буду горд назвать себя сыном Калы из племени Керчака.

Тарзан стиснул зубы и, помолчав, добавил:

— А что по этому поводу напишут газеты — мне наплевать. Да, вас, культурных людей, можно только пожалеть! Вы слишком многое отдали взамен того, чтобы получить право называться цивилизованными.

— А ты стал оратором, друг мой, — помолчав, серьезно сказал Джек Арно. — Пять дней, проведенных в суде, научили тебя красноречию, и теперь ты вполне смог бы сам выступать в качестве адвоката. Что же касается цивилизованных людей… Ты даже не представляешь, как ты прав, Тарзан!

— Magnifique! — воскликнула графиня де Куд.

— Что такое? — удивился граф, взглянув на молодую жену. — Что вас так восхитило?

— О, пустяки, дорогой, — порозовев, ответила графиня. — Эти блики, играющие на волнах… Я никогда не устану любоваться океанским пейзажем!

Мужчина пожал плечами, демонстрируя полное равнодушие к бликам и волнам.

— Океанские пейзажи интересны только в первые дни плавания, Ольга, — проворчал он. — Пойду-ка я лучше поищу партнеров для игры в карты — это занятие куда увлекательней, чем созерцание скучной соленой воды за бортом…

Графиня де Куд улыбнулась мужу, но, когда он ушел, снова исподтишка взглянула на высокого молодого человека, лениво развалившегося в шезлонге неподалеку. Именно этот черноволосый юноша, напоминавший отдыхающего льва, и привлек внимание Ольги де Куд, а вовсе не игра солнечного света на волнах.

— Magnifique! — снова шепнула она.

Графине Ольге де Куд было всего двадцать лет. Ее мужу — за сорок.

Молодая женщина очень старалась быть хорошей женой, но поскольку вышла замуж не по велению сердца, а подчинившись решению отца — сурового русского барона — ей было трудно вжиться в роль любящей супруги. И нет ничего удивительного в том, что она невольно засмотрелась на поразительно красивого, атлетически сложенного молодого чужестранца…

Но графиня де Куд не помышляла даже о самом невинном флирте и рассматривала юношу с тем чистым удовольствием, какое получила бы от созерцания прекрасной статуи или картины.

И все же, когда молодой человек поднялся и пошел прочь, Ольга подозвала проходившего мимо лакея.

— Кто этот господин? — застенчиво спросила она, указывая на удаляющегося юношу.

— Он записан под именем господина Тарзана из Африки, сударыня.

— Весьма обширное владение, — улыбнулась молодая графиня.

Она провожала взглядом незнакомца до тех пор, пока тот не скрылся из виду.

Тарзан бесцельно бродил по огромному кораблю, не зная, чем заняться. Он направился было в курительную комнату, где сейчас мог находиться Арно, но остановился, не дойдя нескольких шагов до двери.

У входа в салон тихо беседовали двое смуглых темноволосых мужчин, и чутье подсказало человеку-обезьяне, что их разговор таит в себе угрозу. Нюх на опасность ничуть не изменил Тарзану с тех пор, как он покинул родные джунгли, и выкормыш Калы бесшумно подошел ближе, чтобы подслушать, о чем шепчутся два подозрительных типа. Но они говорили на каком-то неизвестном ему языке.

Тарзан устало усмехнулся, вспомнив, как он был когда-то потрясен, узнав, что наряду с английским в мире белых существует еще добрых два десятка языков! Каким наивным дикарем он был всего десять месяцев назад, — дикарем, жадно пытающимся стать цивилизованным человеком! Тогда ему казалось, что впереди его ждет огромная, сверкающая, полная радости, любви и новых открытий жизнь…

Но цивилизованный мир не принес ему ничего, кроме разочарования и боли. И теперь Тарзаном все больше овладевало усталое равнодушие, порой убивающее антропоидов из племени его матери вернее болезни или жестоких ран.

Тарзан отказался учиться французскому языку, он не желал знакомиться с пассажирами корабля, он не хотел играть в «лошадиный бильярд» и читать книги из корабельной библиотеки. Он мечтал только об одном — навсегда вернуться в дикие джунгли, где нет никого, кроме зверей и чернокожих каннибалов! Но перед этим он должен выполнить обещание, данное Джейн Портер, и вернуть сокровище, которое по неведению украл у ее отца.

• Предыдущая
• 3/58
• Следующая