Ваш покорный слуга кот - Нацумэ Сосэки - Страница 57
- Предыдущая
- 57/141
- Следующая
На кухне что-то дважды легко стукнуло: «Тук, тук». Кто бы это мог быть, вроде и некому прийти в такой поздний час. Скорее всего, мыши. Если мыши, то пусть творят, что им угодно, я решил их не ловить… Снова «тук, тук». Нет, на мышей это не похоже. А если и мыши, то очень осторожные. Мыши в доме хозяина, так же как и ученики той гимназии, где он преподает, и днем и ночью самозабвенно упражняются в озорстве и хулиганстве; эта компания считает своим призванием нарушать сон моего бедного хозяина, так что навряд ли они стали бы так стесняться. Нет, это определенно не мыши. Совсем непохоже на тех мышей, которые недавно ворвались к хозяину в спальню, укусили его за кончик к без того маленького носа и с триумфом ретировались. Тут послышался скрип раздвигаемых сёдзи. Ну, конечно, не мыши. Человек! Ведь не Мэйтэй-сэнсэй и не Судзуки-кун пожаловали к нам глубокой ночью, не спросив даже разрешения войти. Уж не сам ли святой отшельник-вор, чье славное имя я слышал и раньше? Если это действительно святой отшельник, то я хочу побыстрее поклониться его светлому лику. Чувствую, он уже перешагнул своими грязными ножищами через порог черного хода и сделал два шага, но тут же споткнулся, — наверное, о крышку погреба, — и в ночной тиши раздался ужасный грохот. Словно кто-то прошелся по моей спине сапожной щеткой. Шерсть встала дыбом. Некоторое время шагов не было слышно. Я взглянул на хозяйку — она по-прежнему продолжала вдыхать воздух спокойствия широко открытым ртом. А хозяин, наверное, видит во сне свой большой палец, зажатый между страницами красной книги. Немного погодя я услыхал, как на кухне чиркнула спичка. Хотя он и святой отшельник, глаза его, кажется, видят ночью не так хорошо, как мои. Кухня у нас плохая, и ему там, наверное, приходятся не легко.
Я сидел весь скорчившись и гадал, появится ли святой отшельник в столовой или завернет налево и пройдет прямо в кабинет. Скрипнули фусума, и шаги донеслись уже с галереи. Святой отшельник определенно вошел в кабинет. В доме снова воцарилась тишина.
За это время я сообразил, что было бы неплохо разбудить хозяина с хозяйкой, но как это сделать? Подобно жерновам водяной мельницы в моем мозгу с бешеной скоростью вертелись разные беспорядочные мысли, но среди них не было ни одной разумной. Может, подергать зубами за край одеяла? Проделываю это несколько раз — ни малейшего эффекта. Может, потереться холодным носом о щеку хозяина? Но как только я приблизил нос к его лицу, он, не открывая глаз, резко вытянул руку и ударом по морде отбросил меня в сторону. Нос у кота — самое чувствительное место. Мне было очень больно. Теперь, чтобы разбудить хозяев, мне не оставалось ничего другого как мяукнуть два раза. Но что такое? — как раз в эту минуту что-то застряло у меня в горле, и, к моему удивлению, я не мог произнести ни звука. Наконец я нерешительно мяукнул, но так тихо, что сам не мог поверить своим ушам. Хозяин, ради которого я затеял все это, не подавал никаких признаков пробуждения, а тут вдруг снова послышались шаги святого отшельника. Он направлялся сюда по галерее. «Он уже здесь, теперь не к чему стараться», — махнул я рукой и, протиснувшись между фусума и корзинкой, принялся наблюдать за ходом событий.
Звуки шагов святого отшельника приблизились к спальне и тут стихли. Я затаил дыхание и с нетерпением ждал, что будет дальше. Уже впоследствии я пришел к выводу, что если бы во время охоты на мышей у меня было такое же состояние, как теперь, то было бы совсем неплохо. Я испытывал такое напряжение, что, казалось, вот-вот лопну. Я от всего сердца признателен святому отшельнику за то, что благодаря ему мне предоставилась неповторимая возможность прозреть. Вдруг бумага на сёдзи в одном месте потемнела, словно на нее упали капли дождя, потом показался какой-то темно-багровый силуэт. Вот бумага бесшумно прорвалась, а у меня перед глазами промелькнул и снова скрылся во тьме красный язык. Затем показалось что-то блестящее и страшное. Для меня было совершенно ясно, что это глаз святого отшельника. Может быть, мне почудилось, но я отчетливо видел, как этот глаз, скользнув по окружающим предметам, устремился к корзине и остановился на мне. Я решил, что этот злобный взгляд отшельника намного сократил срок моей жизни. Ожидание становилось невыносимым, и я готов был уже выскочить из-за корзинки, как сёдзи спальни бесшумно раздвинулись, и долгожданный святой отшельник наконец предстал перед моими глазами.
При сложившихся обстоятельствах я имею честь в ходе своего повествования познакомить вас с неожиданным и очень редким гостем — святым отшельником-вором, но, прежде чем сделать это, мне хотелось бы изложить некоторые свои взгляды, прошу внимания.
Древних богов почитают всезнающими и всемогущими. Особенно бога христианского, который даже в двадцатом веке продолжает оставаться всезнающим и всемогущим. Однако то, что в представлении посредственных людей является знанием и могуществом, зачастую есть не что иное, как невежество и бессилие. Совершенно очевидно, что это парадокс, причем открыл этот парадокс я. Когда я думаю об этом, у меня рождается тщеславная мысль, что я кот не простой; сейчас я хочу изложить свои доводы и во что бы то ни стало вдолбить в ваши головы, высокомерные люди, что с кошками тоже нужно считаться.
Говорят, вселенную создал бог. Тогда человек тоже, наверное, творение бога. Говорят, что в так называемой библии об этом ясно сказано. Итак, существует обстоятельство, которому люди страшно удивляются, но в то же время под влиянием этого самого обстоятельства они все больше и больше склоняются к тому, чтобы признать всепоглощающее знание и могущество бога. Заключается это обстоятельство в следующем: на свете существует огромное множество людей, но вы никогда не встретите два лица, похожих друг на друга. А ведь всякое человеческое лицо состоит из определенных элементов, более или менее одинакового размера. Когда я думаю о том, как бог из одного и того же материала сотворил столько всевозможных лиц, я не могу не восхищаться его мастерством. Надо обладать большим творческим воображением, чтобы создать такое разнообразие лиц. Даже величайшие художники мира, работая очень целеустремленно, не смогли создать более двенадцати-тринадцати типов лиц. Поэтому ловкость бога, который один подрядился изготовить людей, не может не вызвать восхищения. Это такое великое мастерство, какого никогда не встретишь в человеческом обществе, и поэтому его с полным основанием можно назвать мастерством всемогущим. Здесь люди просто благоговеют перед богом. Конечно, с человеческой точки зрения это благоговение совершенно резонно. Однако если подходить к данному вопросу с кошачьих позиций, то тот же самый факт может быть признан свидетельством бессилия бога. Я думаю, можно сделать вывод, что если бог не бессилен, то его способности ни в коем случае не выше человеческих. Говорят, что бог создал столько же лиц, сколько и людей, однако совершенно непонятно, явилось ли такое разнообразие результатом предварительного расчета, или, приступая к работе, он замышлял создать и кошку и поварешку на одно лицо, но работа не клеилась и все получалось не так, как он хотел, в результате возникла подобная неразбериха. Разнообразие человеческих лиц можно рассматривать как память об успехе, достигнутом богом; но в то же время это можно воспринимать как результат постигшей его неудачи. Здесь можно, конечно, говорить и о могуществе, но ничто не мешает расценить это как бессилие. Жаль, что глаза людей расположены на одной плоскости и они не могут одновременно смотреть и вправо и влево, а поэтому в их поле зрения попадает только часть предметов. Но обалделые, одураченные богом люди не хотят замечать таких простых фактов, которые можно наблюдать в их обществе каждую минуту в любое время суток. А вот со стороны их видно хорошо. Если при изготовлении чего-либо трудно создать большое разнообразие, то не менее трудно достичь и полного единообразия. Очевидно, Рафаэля одинаково поставили бы в тупик как заказ написать два одинаковых портрета богоматери, так и требование изобразить двух мадонн, совершенно непохожих друг на друга; нет, все-таки написать две одинаковые вещи, наверное, труднее. Вероятно, для Кобо-дайси [95] было бы значительно труднее написать иероглифы «небо» и «море» точно так же, как он написал их вчера, чем вовсе переменить почерк. Что же касается обучения языку, на котором говорят люди, то оно целиком основано на принципе копирования. Когда дети знакомятся с окружающим миром и с помощью своих матерей и кормилиц узнают новые слова, у них нет никаких честолюбивых побуждений, кроме одного — повторить слово так, как оно было услышано. Изо всех сил они стараются подражать другим. Естественно, в течение десяти-двадцати лет в языке, который складывается подобным образом, на основе подражания, возникают различные фонетические изменения, что свидетельствует об отсутствии у людей способностей к абсолютному копированию. Так что настоящее копирование — штука весьма трудная. Следовательно, бог еще больше доказал бы свое всемогущество, если бы сделал людей настолько одинаковыми, чтобы все они были на одно лицо, как маски, выжженные одним клеймом; с другой стороны, тот факт, что он выпустил на белый свет множество своеобразных, не похожих друг на друга индивидуумов, наталкивает на мысль о его полной беспомощности.
- Предыдущая
- 57/141
- Следующая
